Глава 2: Залы Смеха

Аплодисменты затихли как срезанные остро заточенным лезвием. Арлекин удерживал последнюю позу – идеальное равновесие на кончике серебряного шеста, стоящего на хрустальной сфере, – пока алые пиксели голографического занавеса не схлопнулись перед ним. Представление закончилось. Маски королевской семьи исчезли из поля зрения, скрытые цифровой пеленой.

Он спрыгнул вниз, ноги с вживленными гравикомпенсаторами мягко коснулись сцены. В голове пульсировало. Обычно эйфория держалась в крови четыре часа после представления, погружая в блаженное, беззаботное состояние полутранса. Но не сегодня. Королевская формула работала иначе, она не дарила забвение – она заставляла видеть.

– Великолепное выступление, Арлекин, – произнес слащавый голос за его спиной.

Он обернулся. Граф Лазурит, глава Гильдии Техномагов. Маленькие глазки, спрятанные за голографической маской, изображавшей старинную венецианскую личину из потускневшего золота. Тучное тело, облаченное в пурпурный камзол с вплетенными в ткань нанопроцессорами, обеспечивающими имитацию средневекового крепа.

– Ваша светлость, – Арлекин отвесил гротескный поклон, – ваше присутствие делает честь моему скромному искусству.

Маска скрывала лицо, но имплант дополненной реальности показывал индикаторы настроения по сердечному ритму, температуре кожи и микровыражениям собеседника. Граф пребывал в состоянии напряжения, замаскированного под праздничную радость.

– Король весьма доволен, – продолжил Лазурит, приблизившись почти вплотную. От него пахло маслами и металлическим привкусом клонированного мяса. – Особенно финальная метафора с сорванной маской… весьма дерзко.

Арлекин замер. Финальная метафора? Он не планировал ничего подобного. Всё представление было отрепетировано до последнего жеста, каждая шутка выверена на допустимую дерзость.

– Шуты всегда балансируют на грани дозволенного, – ответил он осторожно.

– Разумеется, – Граф положил холеную руку на плечо Арлекина. Через тонкую ткань костюма прощупывались мелкие механические импланты в его пальцах. – Кто лучше вас понимает грань между истиной и ложью? Это ведь ваше ремесло – говорить правду, маскируя ее под шутку.

В его тоне было что-то еще. Предупреждение? Угроза? Под действием странной эйфории Арлекин улавливал нюансы, которые обычно растворялись в химическом блаженстве.

– А может быть, – медленно произнес граф, – у вас были другие… источники вдохновения для сегодняшнего выступления?

Не дожидаясь ответа, Лазурит сделал жест рукой, и из его перстня выдвинулся крошечный модуль – инъектор размером с булавочную головку. Арлекин инстинктивно отшатнулся, но было поздно. Укол в шею, через тот же порт, куда ранее вводили эйфорию.

– Небольшой подарок от Гильдии Техномагов, – прошептал граф. – Чтобы праздник продолжался… без лишних вопросов.

Жжение распространилось по шее. Арлекин почувствовал, как что-то проникает в его кровоток, противоборствуя странной ясности, принесенной золотой эйфорией. Туман начал заползать по краям зрения.

– Увидимся на следующем празднике, – улыбнулся граф, разворачиваясь.

Арлекин стоял посреди опустевшей сцены, борясь с нарастающим головокружением. Слова Каспара эхом отдавались в сознании: «Немедленно направляйся в Залы Смеха». Он должен добраться туда прежде, чем инъекция Лазурита подействует полностью.

Ноги двигались словно чужие. Он пробирался через задние коридоры, избегая основных артерий Карнавальной площади. Чем бы ни был укол графа, это не была обычная эйфория. Его зрение начало раздваиваться, контуры предметов расплывались.

Залы Смеха. Добраться до Залов Смеха.

Он натянул капюшон на маску, стараясь не привлекать внимания. Даже сейчас толпа узнала бы алмазно-черную маску Арлекина. А сейчас ему нужна была анонимность.

Голографические проекции на стенах зданий размножались и дробились перед глазами. Рекламные объявления, обещавшие новые виды эйфории для различных гильдий, искажались в гротескные образы. Зазывалы, чьи голоса усиливались вокальными имплантами, превращались в монстров из старинных сказок о чудовищах, охотящихся на людей.

В какой-то момент он понял, что заблудился. Нейроимплант выдавал ошибку за ошибкой. Карты и навигация отключились. Даже базовая система городской навигации, доступная беднейшим членам гильдий, не отвечала на запросы.

Переулок, в котором он оказался, выглядел как территория Гильдии Алхимиков – повсюду стеклянные трубки, из которых капала синтетическая эйфория различных оттенков. Рабочие в прозрачных защитных костюмах перекачивали жидкость из больших резервуаров в транспортные емкости. Их движения были механическими, отточенными, лишенными какого-либо осознания происходящего – классический эффект самой дешевой эйфории, доступной простым рабочим.

Арлекин повернулся, чтобы уйти, но путь преградили две фигуры в черных кожаных доспехах, усиленных нанонитями. Гвардейцы Техномагов. Не Королевская гвардия, а частная армия Гильдии. Маски закрывали их лица, но по осанке и движениям было ясно: они его искали.

Это ловушка. Граф знал, что я направлюсь в Залы Смеха.

Не раздумывая, Арлекин прыгнул вверх, активировав гравитационные импланты в ногах. Тело взмыло на высоту третьего этажа. Пальцы зацепились за старинный карниз, украшенный горгульями. Средневековая архитектура, сохраненная как дань традиции, сейчас спасала ему жизнь.

Он подтянулся наверх, чувствуя, как инъекция графа замедляет движения. В нормальном состоянии такой маневр дался бы играючи. Сейчас каждое движение требовало колоссальных усилий.

Крыша. Древнее убежище акробатов и воров. Сеть крыш тянулась над Карнавальным кварталом, соединяя здания старой архитектуры. Техномаги могли контролировать улицы, но крыши оставались территорией искусных гимнастов. Территорией шутов.

Арлекин побежал, перепрыгивая с карниза на карниз. Туман в голове густел, но королевская эйфория еще боролась с инъекцией графа. Два химических состава сражались в его крови, как легендарные средневековые рыцари.

Внизу, на улицах, начался вечерний Парад Светил – тысячи летающих дронов, оформленных как аллегорические изображения звезд и планет, парили над главным проспектом. Музыка, усиленная аудиоимплантами в ушах горожан, грохотала, будто рождалась в самом центре черепа.

Три улицы на восток, два квартала на север. Там должны быть Залы Смеха – огромное старинное здание, напоминающее средневековый замок. Центр Гильдии Шутов, где хранились секреты ремесла, передаваемые от мастера к ученику тысячу лет.

Арлекин перепрыгнул на крышу из красной черепицы, когда заметил движение слева. Трое в масках с длинными клювами – не алхимики, что-то другое. Они двигались с нечеловеческой синхронностью, как единый организм. Один вскинул руку, и из запястья вырвалась тонкая серебристая нить.

Реакция запоздала на доли секунды. Нить обвилась вокруг щиколотки. Разряд электричества пронзил тело от ступней до макушки. Мышцы свело судорогой.

Падение. Черепица ломается под спиной. Хруст, но боли нет – нейромодуляторы блокируют болевые ощущения. Зато есть темнота, подступающая со всех сторон.

Три фигуры приближаются. В их движениях – нечеловеческая текучесть. Киборги. Настоящие киборги – не люди с имплантами, а машины с человеческими компонентами.

– Сканирование импланта, – произнес металлический голос. – Аномальная химическая активность. Неавторизованная формула эйфории.

Сквозь наползающую тьму Арлекин различил странный символ на их плечах – стилизованная птица с расправленными крыльями. Не герб Гильдии Техномагов.

– Нейтрализация объекта, – продолжил тот же голос. – Согласно протоколу Чумного Доктора, образец должен быть доставлен в Цитадель.

Чумной Доктор. Цитадель. Эти слова не имели смысла в контексте известного ему мира Вечного Праздника.

Один из киборгов наклонился. Холодные металлические пальцы прикоснулись к порту на шее Арлекина. Новый укол.

И мир погас, как праздничная иллюминация после окончания карнавала.

***

Пробуждение было резким, болезненным, словно кто-то вырвал Арлекина из жидкого сна и бросил в реальность.

Он лежал на чем-то твердом. Потолок над головой был высоким, украшенным средневековыми фресками, на которых, однако, изображались странные механизмы и существа, похожие одновременно на людей и на машины.

– Добро пожаловать в Залы Смеха, Томас, – произнес знакомый голос.

Каспар сидел рядом, его маска Пьеро была снята. Настоящее лицо Мастера Гильдии оказалось изрезано сетью тонких шрамов – следами множества косметических операций, призванных скрыть истинный возраст.

Арлекин попытался сесть. Голова кружилась, но ясность мышления оставалась. Странно – последним воспоминанием был укол киборгов с эмблемой птицы. Они говорили о Цитадели, не о Залах Смеха.

– Как я здесь оказался? – спросил он, оглядываясь. Комната выглядела как старинная лаборатория алхимика, но вместо колб и реторт здесь стояли голографические проекторы и нейросканеры.

– Тебя доставили мои люди, – ответил Каспар. – Точнее, наши союзники. Ты их видел – фигуры в масках чумных докторов.

– Но они говорили о Цитадели…

– О каждом из нас заботятся наши маски, Томас, – Каспар провел рукой по изрезанному шрамами лицу. – Публичные, видимые всему миру. Но есть и другие маски, скрытые глубже. Маски внутри масок. Чумной Доктор – одна из них.

Арлекин попытался осмыслить услышанное. Эффект королевской эйфории все еще держался, но начинал рассеиваться. Мысли становились тяжелее.

– Что происходит, Мастер? – спросил он. – Почему граф Лазурит ввел мне какую-то дрянь после выступления? Почему ваши люди выглядят как киборги? И что такое Цитадель?

Каспар встал, опираясь на трость. Движения выдавали его истинный возраст – не менее столетия, несмотря на геронтологические модификации.

– Слишком много вопросов для одного дня, – сказал он. – Некоторые ответы ты не готов узнать. Но первый урок ты усвоил: наш мир не таков, каким кажется под действием эйфории.

Он подошел к стене, где висела огромная карта Королевства Эйфории. Провел рукой по поверхности, и карта ожила, превращаясь в трехмерную голограмму.

– Все наше королевство, – произнес Каспар, – держится на трех китах: эйфория, импланты и Карнавальная Сеть. Три изобретения, созданные после Великой Войны, чтобы никогда не повторился тот ужас.

– Какой войны? – нахмурился Арлекин. – В школе нас учили, что королевство существует тысячу лет, с тех пор как первый король объединил земли после эпохи Великой Чумы.

Каспар горько усмехнулся.

– История – это сказка, которую победители рассказывают детям. – Он коснулся голограммы, и изображение изменилось, показывая руины древних городов. – Войны между технократами и биоинженерами. Оружие, превращавшее людей в безумцев. Эпидемии модифицированных вирусов. Всё это было не тысячу, а всего двести лет назад.

Арлекин смотрел на проекции разрушенных мегаполисов, на изображения существ, похожих на киборгов, которых он видел на крыше.

– Но при чем тут эйфория? – спросил он.

– Способ контроля, – Каспар опустился в кресло, внезапно выглядя невероятно усталым. – Эйфория была создана как лекарство от коллективной травмы. Как способ заставить людей забыть ужасы войны. Но потом стала инструментом порабощения.

Он снова активировал голограмму, и перед ними возникло трехмерное изображение человеческого мозга с имплантом.

– Все эти импланты, – Каспар указал на мерцающие точки, соединенные с различными отделами мозга, – не просто усиливают эффект эйфории. Они позволяют контролировать, что мы помним, что чувствуем, о чем думаем.

– Кто контролирует? – спросил Арлекин, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу.

– Технически – Гильдия Техномагов. Фактически – король и его ближайшее окружение.

Арлекин вспомнил глаза короля – ясные, не затуманенные эйфорией.

– Поэтому они используют другую формулу? Чтобы сохранять ясность мышления?

– Именно, – кивнул Каспар. – Королевская формула, как ты, должно быть, заметил, не затуманивает разум. Наоборот, она усиливает когнитивные способности. Позволяет видеть мир таким, какой он есть, сохраняя при этом блаженство. Идеальный баланс для правителей.

Арлекин поднялся на ноги. Головокружение почти прошло.

– Почему вы мне это рассказываете? – спросил он. – Что делает Гильдия Шутов?

Каспар улыбнулся – впервые за весь разговор. Улыбка преобразила его лицо, сделав похожим на гротескную маску Пьеро, которую он носил публично.

– Шуты всегда были хранителями правды, Томас. С древнейших времен. Единственными, кому позволено говорить истину власть имущим, пряча ее за шутками. – Он сделал паузу. – Мы собираем информацию. Узнаем секреты. И ждем момента, когда можно будет разорвать цепи.

– Какие цепи?

– Зависимости от эйфории. Этого вечного праздника, который на самом деле – изящная тюрьма.

В голове Арлекина всплыл образ усталых лиц за масками счастья, которые он видел на площади.

– И что мне делать? – спросил он.

– Для начала – пережить детоксикацию, – ответил Каспар. – Королевская формула начнет выходить из организма через несколько часов. Процесс будет… неприятным. А потом мы поговорим о твоей роли.

Он поднялся и направился к двери.

– Отдыхай, Томас. Тебе предстоит долгий путь. Путь пробуждения.

Когда Каспар вышел, Арлекин остался один в странной лаборатории, полной тайн и голограмм. Он чувствовал, как действие королевской эйфории слабеет, как возвращается обычная реальность – но теперь уже другая, не такая, как прежде.

Что-то изменилось. И не только в мире вокруг, но и в нем самом.

Неужели всё, во что он верил, было ложью? Вечный Праздник, радость Эйфории, единство Карнавала – всё это маскировка для системы контроля?

Арлекин закрыл глаза, и перед внутренним взором предстали образы из его выступления. Он вспомнил слова графа Лазурита о "финальной метафоре с сорванной маской". Что произошло в конце представления? Что он сделал под влиянием королевской формулы?

Воспоминания ускользали, становясь размытыми, как всегда бывало после выступлений. Но теперь это вызывало не привычное безразличие, а тревогу. Словно часть его жизни систематически стиралась.

В дальнем углу комнаты мерцал старинный монитор. Арлекин подошел к нему. На экране – запись его выступления. Он коснулся сенсорной панели, активируя воспроизведение.

Там, на экране, другой Арлекин – он сам, но словно чужой – заканчивал представление. Финальный трюк: прыжок, сальто, приземление перед королевской семьей. А потом – жест, который не был отрепетирован.

Шут на экране поднял руку к своему лицу и медленно, демонстративно отделил маску от кожи. Не полностью – лишь приподнял, обнажая подбородок и губы. Но в контексте представления жест выглядел шокирующе интимным, почти непристойным. В мире, где личность определялась маской, такой жест был равносилен публичному обнажению.

А потом шут на экране произнес слова, которых Арлекин не помнил:

"За каждой маской – лицо. За каждым праздником – будни. За каждой иллюзией – правда. А что за правдой, Ваше Величество?"

Арлекин выключил запись, пальцы дрожали. Это было не просто нарушение протокола – это был акт открытого неповиновения. Вызов, брошенный королю перед всем двором.

Неудивительно, что граф Лазурит пытался меня нейтрализовать.

Он опустился на стул, чувствуя, как действие королевской формулы слабеет, унося с собой ясность мышления. На смену приходила не обычная эйфорическая дымка, а острая, болезненная ясность другого рода – понимание, что его жизнь никогда уже не будет прежней.

За дверью послышались шаги. Арлекин поднял голову. Детоксикация, о которой говорил Каспар, вот-вот начнется. А потом – новая глава его жизни, без привычной завесы эйфории.

Дверь открылась, и на пороге появилась женская фигура в маске, которой Арлекин никогда раньше не видел – черная, с серебряными слезами, стекающими по щекам.

– Меня зовут Меридиан, – произнесла женщина. – Я здесь, чтобы помочь тебе пройти через ад.