1.

Северный экспресс остановился у платформы номер шесть. Скрипнул, качнулся, словно переминаясь с бока на бок, коротко лязгнул, а потом, над платформой пронеслось что-то вроде выдоха, Пенни даже почувствовала эту теплую воздушную волну…

Поезда были ее страстью с самого детства. Она любила ездить в них, любила смотреть с лужайки перед отцовским домом, как они проносились, с грохотом и лязгом, ее приводила в настоящий восторг их внутренняя мощь. Ощущая вибрации, которые создавали проходившие поезда, Пенни покрывалась мелкими мурашками от самой макушки и вниз, до кончиков розовых ногтей на детских крошечных мизинчиках, упрятанных в белые носочки, а для большей надежности, еще и в розовые, смешные кеды с мультипликационными мордашками…. Но детство закончилось и мурашки перестали появляться.

Пенни выросла, сохранив, однако, свою любовь к поездам. И если из множества мужчина она все еще искала своего идеального, то среди множества поездов идеальным был именно этот – Северный экспресс…

Следом за переливом музыкального аккорда над железнодорожным вокзалом раздался приятный, точнее, волнующий женский голос:

– Уважаемые пассажиры, Северный экспресс, следующий…

– Бестолковая я, – Пенни подхватила кейс и спортивную сумку, и быстрым шагом направилась к своему вагону, укоряя себя на ходу, – вот ведь, клюшка! Скажи кому, что не успела на поезд, который стоял у меня под носом…

– …семь минут. Отъезжающих просим занять свои не места. Не забывайте на платформе свои вещи…

– Вещи…, какие там еще вещи, – посмеиваясь над самой собой, прошептала девушка, – чуть себя на платформе не забыла…

Когда она впервые попала в Северный экспресс, ей было лет семь или чуть больше. Она шла по перрону к своему первому вагону, в сопровождении родителей, пребывая в непередаваемом восторге и крутила головой во все стороны. Безопасности ради, родители держали ее за обе руки, лишая при этом, возможности потрогать множество интереснейших предметов, которые, были, буквально, повсюду. Отшлифованный прикосновениями поручень, чудесные диванчики, что стояли у дальнего края платформы, даже столбы, что поддерживали прозрачную крышу – все это хотелось почувствовать руками. А еще хотелось, но было ужасно страшно, коснуться кондуктора и проводника, тех самых, что помогали родителям найти нужный вагон…

Многое изменилось с тех пор, но кондуктора остались, диванчики, по-прежнему, были на месте, правда, уже другие, мягкие и более удобные, она провела на них достаточно времени, ожидая, когда к платформе подойдет ее любимый Северный…

– Мадмуазель, купе номер восемь, – проводник, мужчина средних лет, в форме, указал направление.

– Спасибо, месье.

– Давайте я помогу, – предложил он, нацеливаясь на спортивную сумку.

– Нет-нет, благодарю, она совсем легкая.

Мужчина спокойно принял отказ, уступил Пенни ковровую дорожку, а потом и вовсе вышел в тамбур, высматривая следующего пассажира.

– Номер восемь, номер восемь…, – шептала Пенни, – шесть, семь…, вот и номер восемь.

Купе было лишь приоткрыто, и девушке пришлось помочь себе коленкой. Дверь плавно отошла в сторону, освобождая проход, а колокольчик, установленный на ограничителе хода, тихо звякнул. Пожалуй, слишком тихо, обычно его звук…, додумывать Пенни не стала.

– Ура.

Несколько минут девушка посвятила комфортному устройству… Спортивную сумку, которая и правда была совсем легкой, отправила на третью, багажную, полку за невысокий ограничитель. До конца поездки Пенни легко могла обойтись и без нее. Все необходимое находилось в новом дамском кейсе. Дорожная одежда, косметичка, электронная книга в одном отделении, плоский термос-фляжка с черным кофе в другом. Там были еще кое-какие мелочи, но главным был, именно кофе. В каждую поезду дочери, его заботливо, с затеями, наводил отец, и потому, пить его следовало именно в дороге. Во-первых, он был очень вкусный, во-вторых, он был горячий, с капелькой коньяка и такой ароматный, что не пить его было невозможно, а в-третьих, отец очень старался, а это заслуживало особого уважения.

Пенни достала билет в паре с удостоверением личности и выложила их на столик. В этот момент экспресс глубоко вздохнул, и медленно, словно сам опасался скрытой в нем мощи, двинулся вперед. И только тут, Пенни с удивлением поняла, что три оставшихся в купе места, были свободны.

– Неужели, все будет настолько хорошо? Неужели, я всю, дорогу буду в купе одна, – загадала Пенни, даже прикрыла глаза, предвкушая удовольствие дорожного одиночества…

Постояла, немного покачиваясь, в такт набирающего скорость экспресса, а потом решительно прикрыла дверь купе. На всякий случай, вдруг с одиночеством не повезет, следовало переодеться. Несколькими заученными, а потом и уверенными движениями, девушка внесла необходимые коррективы в свой внешний вид. Из джинсов-брюк в мягкие бриджи, из джинсовой рубашки в тонкую, персикового цвета водолазку, а от короткой кожаной куртки можно было и вовсе отказаться, просто достать из кармана мобильный телефон, выложить его на стол, а саму куртку отправить в шкаф для верхней одежды.

Заглянув, на всякий случай, в билет, и убедившись, что место у нее было самое то, которое она и предпочитала, Пенни со спокойной совестью плюхнулась на диван, и чуть повернув голову, посмотрела сквозь огромное окно, с современным, высокопрочным, тонированным стеклом…

Ландшафт, вид или природа…, конечно, это красиво. Особенно, если солнце, а еще ветер перемещает облака, и все это вместе собирается, как договорившись заранее, а потом предстает…. Но смотреть сквозь окно поезда…, это совершенно другое, в этом есть особое что-то…

Пенни заметила через сдвинутую занавеску, как проводник прошел к началу вагона. Предстояла еще одна, волшебная, завораживающая с детства процедура. Чтобы все, действительно началось, обязательно должен прийти проводник, заглянуть в купе, сказать здравствуйте, и попросить билет для проверки…, а потом, сверившись с какими-то бумагами, сделать круглую просечку в плоском тельце билета, в какой-то специальной, одному ему известной точке. И хотя раньше билеты были не такими красивыми, без разных блестящих ленточек, мудреных степеней защиты и всего такого современного, Пенни восхищал именно компостер…

В дверь купе постучали, а через мгновение открыли.

– Добрый день, разрешите Ваш билет, мадмуазель.

Пенни послушно протянула билет и удостоверение, буквально впиваясь взглядом в небольшой, блестящий прибор в руках проводника.

– Все в порядке, – перехватил взгляд девушки мужчина.

– Да-да, извините, – невольно смутилась Пенни, а потом, вдруг безумно осмелев, призналась, – с детства хотела подержать в руках вот эту штуку…

– Какую, – не понял проводник.

– Компостер, – тихо пояснила Пенни.

– Компостер, – проводник был удивлен и немного встревожен, и все это одновременно.

– Если, конечно, можно…, я просто посмотрю…

– Да, конечно, – проводник, если честно, растерялся, но протянул странной девице прибор…

Она взяла его осторожно, словно в ее руках было что-то совершенно невиданное или наоборот, баснословно ценное. Приблизила к глазам, а потом осторожно сжала – пружина сработала, раздался щелчок, потом пружина сработала в обратном направлении и щелкнула еще раз, уже тише. Пенни дважды повторила процедуру, а потом с некоторой неохотой вернула рабочий инструмент проводнику…

– Спасибо, месье…

– И все?

– Вы не поверите, с детства хотелось понять, как это…, извините.

– Говорите, с детства?

– Да-да, честное слово, лет с шести. Тогда, мне это казалось чем-то вроде волшебной палочки…

– А сейчас?

– Тоже, – призналась Пенни, – чудо осталось чудом…, это здорово.

– Согласен, – улыбнулся проводник, думая про себя, что с девицей все в порядке, просто некоторые детские желания так никогда не исполняются, а вот ей повезло, – кстати, мадмуазель, если захотите кушать, вагон-ресторан откроется через двадцать минут, я могу забронировать столик. Хотя, народа не так уж и много…

– Будьте любезны, если это не трудно…

– Это не трудно, – улыбнулся проводник и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, короткое общение с этой девушкой подняло ему настроение.

– Господи, Пенни, какая же ты наглая, – пробормотала девушка, когда дверь за служащим закрылась, – просто сил нет, какая наглая, просто наглючая Пенни…

Сказала и рассмеялась, если честно, она была жутко довольная – все складывалось так замечательно, как только могло складываться.

Поезд тем временем набирал скорость, картинка за окном менялась, а если смотреть ближе, к железнодорожному полотну, то, попросту, летела. Только горы, вдалеке, местные и поэтому совсем невысокие, по-прежнему, оставались на своих местах – так им было положено. Пенни вдруг загрустила, это была еще одна составляющая путешествий на поезде, и совсем не имело значение, уезжала она от кого-то, или, наоборот, возвращалась, ей всегда было немного грустно, по крайней мере, первые полчаса, а потом…

Потом, она словно пересекала некую линию, когда-то давно, она назвала это зеркалом и даже придумала целую теорию, которую потом благополучно забыла, за ненадобностью. Остались лишь первые минуты и словосочетание – зеркало грусти. В дверь снова постучали, и снова, это был проводник, на этот раз он позволил себе не дежурную улыбку, а скорее уж, дружескую, или приятельскую, но ничего лишнего или двусмысленного.

– Мадмуазель, столик заказан, подтвердить заказ?

– Да, пожалуйста, месье, – девушка улыбнулась в ответ, стараясь попасть в настроение мужчины. И вполне возможно, что это ей удалось, потому что ничего лишнего не прибавилось, а самое главное, ничего не исчезло не из взгляда, не из улыбки собеседника…

– Приятного аппетита, мадмуазель.

– Спасибо, месье…

Проводник оказался прав, народа в вагоне-ресторане практически не было, все пара столиков и ее, третий…

– Просто все нормальные люди просыпаются вовремя и успевают позавтракать, – припомнила Пенни обстоятельства отъезда, впрочем, долго укорять себя не стала, тем более, что перед ней уже маячил официант, рассказывая попутно, что в такое раннее время выбор ограничен, однако, мадмуазель может выбрать…, при чем, он рискует порекомендовать… И так далее, и тому подобное.

Девушка допивала чай и косилась на пепельницу. Не далее как вчера, она пообещала родителям, что распрощается с дурной привычкой, но внутри жил кто-то маленький, но жутко вредный, который, похоже, всем лакомствам на свете предпочитал горький дым сигарет…

– Нет, – второе я Пенни тоже было далеко не подарок, – я обещала…

– Прошу прощение, мадмуазель, все в порядке, – рядом оказался внимательный официант.

– Да-да, месье, было очень вкусно, спасибо.

– Может быть еще чаю?

– Благодарю, может быть, позже…

– Хорошо, – улыбнулся молодой человек, словно из воздуха выудил счет на блестящем блюдце и поставил его перед Пенни.

2.

Попутчик. Мужчина, уснувший на противоположном диване, скорее всего, опоздавший к посадке, вынужденный садиться в первый попавшийся вагон отходившего поезда. Скорее всего, вон и билет на столе лежит и документы рядом. Пенни не торопилась войти, просто смотрела сквозь прозрачную перегородку, на опоздавшего попутчика. А кроме того, пыталась смириться тем, что ее желание одиночества не сбылось. Она смотрела, а мужчина спал…. Правда, как можно было уснуть вот в такой позе, подобрав одну ногу под себя, а локтем упираясь самому себе в живот…

– Блин, это ведь больно, вот так себя локтем…, – пробормотала Пенни и решительно вошла в купе, просто ей захотелось, чтобы это было шумно, чтобы попутчик на мгновение проснулся и занял бы какое-нибудь другое, менее болезненное положение. На всякий случай, она даже дважды грохнула дверью.

Маневр удался только на половину, попутчик проснулся не на мгновение, а совсем. Открыл глаза, опустил ноги и подался вперед, рассматривая девушку….

– Извини, что разбудила…

– Все нормально, – пробормотал мужчина, – много пересадок, сплошные нервы…

– Просто я подумала…, подумала…, – Пени растерялась, кроме уже сказанных, все остальные слова, оказались начисто забытыми.

– Все-все нормально, – кивнул попутчик, похоже, он совсем не слышал или не слушал девушку.

– Я говорю, можете спать и дальше, следующая станция еще не скоро, часа через два, не меньше, – слова вернулись, и Пенни снова заговорила, стараясь при этом не пересекаться с взглядом мужчины, который, почему-то, по-прежнему рассматривал ее…

Это был как-то странный взгляд…, точнее, за этим взглядом было что-то еще, кроме банального интереса. Он был тяжелее и глубже, если конечно, такие определения были приемлемы… Мужчина, словно рассмотрев, что попутчице не по себе, улыбнулся виноватой улыбкой и повернулся в сторону окна, пробормотав что-то вроде…

– Когда же это закончится…

– Что, извините, – переспросила Пенни.

– Дорога, больше суток дороги, – пояснил мужчина и прикрыл глаза.

Девушка с некоторым облегчением вздохнула, вернулась на свое место, собираясь реализовать тот небольшой план, который наметила для себя, возвращаясь из вагона-ресторана. Всего несколько пунктов: дочитать несколько страниц книги, допить кофе, пока тот совсем не остыл, и уж если все это не угомонит внутреннего курильщика, подремать. Никак не меньше часа, и только потом, сдаться и выйти в помещение для курения…

Планы. Долговременные, ежедневные, на ближайшее время…, в составлении планов она была большая мастерица, для нее это было очень серьезно. Она не просто их составляла, она умудрялась им следовать, исполняя большую часть намеченного. Родители только переглядывались и пожимали плечами, их планы рассыпались, как карточные домики от порыва ветра.

– Старушка, ты уверена, что это наша девочка, – чтобы в очередной раз скрыть смущение от нарушения собственных планов, шутил отец и слышал в ответ неизменное:

– В роддоме тогда свет отключили из-за грозы, может, я чего-нибудь перепутала от неожиданности, и родила не того, кого собиралась…

Это была исключительно семейная шутка, только для домашнего пользования, и, кстати, совершенно не обидная. Хотя, однажды, Пенни все-таки залезла в городскую библиотеку и поинтересовалась событиями того дня. Потом просмотрела предыдущую неделю…, и последующую, на всякий случай. Наверное, хотела просто удостовериться, что это действительно была ранняя и нежная весна, и никаких гроз и молний, да еще и с отключением электричества – ничего такого не было и в помине. А значит, шутка была просто шуткой, над которой следовало смеяться. И Пенни смеялась, правда с того случая немного громче и чуть-чуть расслабленней, как и следует смеяться над семейными шутками…

А вот сейчас, Пенни почувствовала, что некоторые пункты ее плана находятся под угрозой неисполнения. И дело не в том, что их исполнению мог помешать какой-то там случайный попутчик, это уж вряд ли, но сама Пенни, на мгновение подумала, что планы можно было бы изменить, пожалуй, впервые в ее жизни…

– А вот уж, нет! Вот еще, – прошептала сама себе Пенни, – я собиралась почитать, значит, я буду читать…

И тут в купе внезапно включился телевизор, Пенни даже вздрогнула, обычно она всегда отключала трансляцию, а тут, видимо забыла. Она никогда не смотрела телевизор в поезде, если была возможность, просто отключала и занималась своими делами, а тут…, внезапно и как-то слишком громко. Она уже повернулась, к попутчику с предложением отказаться от просмотра, но слова, буквально застыли у нее внутри. Мужчина, буквально впился в экран взглядом, а лицо его при этом было такое…

– Это она…, – скорее простонал, чем произнес мужчина.

– Кто она, – переспросила Пенни.

– Она моя, а он ее…

Пенни повернулась к экрану. Там были чрезвычайные сообщения. Взъерошенный и злой полицейский, явно сдерживаясь, отвечал на вопросы приставучего и очень неприятного репортера.

– …детектив, это очередная жертва маньяка, известного зрителям, как Падальщик?

– Тело только обнаружено, – забубнил полицейский, – специалисты работают на месте преступления, поэтому выводы делать слишком рано…

– Но что Вам подсказывает Ваша интуиция, детектив?

Лицо полицейского на мгновение изменилось, обострились скулы, вспыхнули глаза, он чуть подался в сторону журналиста. Картинка быстро сменилась, теперь уже другой журналист, явно более подготовленный, скорее всего работающий в студии закончил за коллегу…

– Следователи, которым поручено расследование данного преступления, воздерживаются от комментариев, но, судя по имеющейся у нас информации, на лицо все те, ужасные признаки, которые присущи маньяку. Жертву сначала пытали, потом жестоко изнасиловали и только после этого…

– Эй, может, мы не будем смотреть этот кошмар?

– Это он ее.

– Кто он?! Кого ее?

– Ее звали Марианна, она была моей женой…

– О-о-о, – простонала Пенни, – Господи, простите, я не знала…, извини…, черт, я такая корова…

Но похоже, попутчик опять не услышал девушку, он продолжал говорить, говорить без остановки, вынуждая Пенни слушать во искупление предыдущего промаха…

– …нормально. Работали, гуляли, занимались сексом…, она была без затей, но иногда, в ней вдруг просыпалось что-то, тогда она тянула меня на крышу дома или на стоянку автомобилей. Не часто, иногда, скорее даже редко. Всего несколько раз и было…. У нас все было хорошо вначале, мне уже предложили место. Надо было потерпеть еще немного, и она смогла бы вернуться в колледж, мы смогли бы платить. Она очень хотела закончить его…, говорила, что у нее талант…

– А потом, – осторожно поинтересовалась Пенни.

– Потом…, вместо меня на работу взяли племянника главного бухгалтера, этого недоучку! А меня и вовсе…., сказали, что кризис, что у них нет денег, чтобы платить двум курьерам. Просто вручили конверт и выпихнули в дверь. Честное слово, я не смог вернуться домой, просто не мог войти в квартиру. Я знал, что она готовила праздничный обед, для нас, для двоих…. Как я мог прийти и сказать ей, что все так плохо?! Как было ей сказать, что она никогда не закончит этот ее проклятый колледж?! Господи, Боже мой…, как такое можно было ей сказать, как…, как…

– Но…, можно было…

– Я пришел только на следующий день, и рассказал ей все. Мы словно вернулись на три года назад, все пришлось начинать с нуля. Искать квартиру, работу, деньги, деньги и снова деньги…, каждый день, чтобы заплатить за одно, за другое, за третье…, за эту проклятую больницу… Мы словно специально изводили друг друга, но я любил ее, просто не мог ничего сделать, – голос попутчика стал тише, – я начал выпивать, потом напиваться…

– Мне так жаль…, – очередные слова просто повисли в наэлектризованном воздухе купе.

– Это было неделю назад, кажется…, она встретила его…

– Кого?

– Этого маньяка, он пристал к ней недалеко от дома.

– Какой ужас! А полиция?!

– Он что-то говорил ей, я не могу вспомнить, она рассказывала, но это были просто слова, я не могу их повторить. Он сказал, что нам следует развестись и жить дальше, каждый сам по себе…, как-то так или что-то похожее…