Глава 4

Новый товар Калаш-паша решил осмотреть лично. Ради этого он даже поднялся раньше обычного. Накинув парчовый халат, опустил ноги на холодный каменный пол. И невольно поджал ступни – никакие печи не могли обогреть просторные каменные комнаты старинной крепости Ташкале, возвышающейся на холме в центре Аздака, издавна облюбованной турецкими начальниками под резиденцию. Он толкнул в бок разоспавшегося Ганьку – стройного и сладкого мальчишку, грека лет двенадцати:

– Вставай, лежебока. Не до тебя мне. Одевайся и дуй в свою комнату.

Мальчик жил в женской половине, в отдельной комнате с отдельной дверью, выходящей в охраняемый коридор. День и ночь там дежурили евнухи, и паша мог не бояться, что мальчиком воспользуется кто-нибудь еще, кроме него.

Дождавшись, пока Ганька перестанет потягиваться и сядет на кровати, паша сунул ноги в тапочки. Поеживаясь от утренней свежести, пропитавшей покои, направился к окну. Товар держали во дворе, и он намеревался для начала взглянуть на него сверху.

Город просыпался. В туманном мареве глухо и привычно завывал с минарета муэдзин, по гулким улочкам недалеко катилась, поскрипывая несмазанными колесами, арба. Ранние неотложные дела не давали спать оборотистым лавочникам, и они уже потихоньку заполняли улицы, толкая перед собой небольшие тележки с товаром – торопились занять хорошие места на базаре. Во дворе суетился Кудеяр – главный распорядитель дворца, подготавливая товар к посещению Калаш-паши. Ухватив какую-то девчонку за руку, он торопливо тащил ее по ступенькам на высокий помост, где уже неуверенно топтались другие рабы. Девчонка сопротивлялась и выдергивала руку. Наконец, у Кудеяра лопнуло терпение. Обернувшись, он с размаху стеганул пленницу по затылку ладошкой. Звук удара долетел даже до верхнего окошка. Калаш улыбнулся: хороший у него помощник, если и бьет, то не по лицу. Товар не портит. Девчонка, как подкошенная, рухнула к его ногам. Подозвав стражника, распорядитель велел перенести ее на помост. Тот легко подхватил тряпичное тело рабыни (похоже, она была без сознания). Закинул девушку через плечо, двинулся к ступеням.

– Эй, Кудеяр, – паша высунулся в окно, – не забей ее до смерти, я еще не смотрел свою рухлядь.

Кудеяр вскинул голову, и на его угрюмом лице в крупных оспинах расплылась широкая медовая улыбка:

– Не извольте беспокоиться, достопочтимый Калаш-паша, эта девчонка вряд ли понравится, она порченная.

– Ладно, я сам разберусь, понравится или не понравится, – паша недовольно стукнул створкой окна, тапочки раздраженно зашаркали по каменным полам комнаты.

Мальчишка, уже одетый, собирался уходить, ожидая только последнего слова господина – тот мог и передумать, такое случалось.

– Ты почему еще здесь?

Танька испуганно съежился. Не поднимая глаз, прошмыгнул мимо паши к выходу. Стукнула дверь, и Калаш остался один.

«Эти рабы быстро наглеют. Стоит только одарить их милостью своей ласки, и они думают, что им можно все, – он недовольно поморщился. В гареме этот мальчик появился недавно и оттого был особенно сладок паше. – Надо будет сказать Кудеяру, чтобы выпорол мальчишку. Но не слишком сильно. Все-таки Танька последний мальчишка в гареме. Два предыдущих почему-то быстро подохли. Этот пока держится, хоть и кричит, бывает, благим матом по ночам, когда удовлетворяет некоторые особо изысканные причуды хозяина. Ничего, во дворце привыкли к ночным крикам, – он покачал головой. – Пока не появится новый, нужно его все-таки поберечь. Может, даже и не буду говорить Кудеяру. – Так и не определившись, паша толкнул тяжелую дверь покоев. – А эти женщины быстро приедаются. Сколько у меня жен? Шесть? А наложниц? Двенадцать. Пора обновить и женскую половину. Давно не пополнял гарем славянскими красотками».

Размышляя, паша не торопливо спустился по винтообразной лестнице, дверь, выходящая на улицу, чуть скрипнула. Распорядитель, услышав звук, выскочил навстречу. Склонившись в поклоне, уложил руки на груди.

– Ну, показывай, – паша еще не понял, в каком расположении духа находится и потому держался нейтрально. – Что там у тебя сегодня? Опять полные развалюхи?

Кудеяр, резво развернувшись, указал рукой на ступеньки:

– Вот, пожалуйте, проходите, смотрите. Товар самый разный. Я уверен, вам приглянется. Лично посмею предложить вам одну очень недурную русскую.

Паша неспешно поднялся на помост, опережая распорядителя. Наверху остановился, сложив ладошки на толстом животе.

Сегодня ему приготовили трех женщин и одного мальчишку. Что ж, какой-никакой, а выбор. Хранителю крепости редко нравились новые рабы. Как правило, они попадали к нему на помост избитые, а то и покалеченные. Часто изможденные пленом, с понурыми плечами и взглядами. Таких он не любил. Паша предпочитал шустрых, с горящими глазами и гордо поднятыми головами – этих приятно ломать. Пытками, голодом, лишением сна. У Кудеяра с фантазией все нормально. Рано или поздно почти все сдавались. Ну, а если кто не желал уступать, для таких у палача припасен целый набор казней. Одна другой интересней. Отличное средство от скуки.

Паша начал осматривать свежее поступление с краю, как на базаре, переходя от плохого к лучшему. Кудеяр, зная привычки хозяина, специально выстроил их в нужном порядке. Первое предложение – пожилая женщина, босая, с потухшим взором, стояла у края помоста. Она не двигалась, лишь слегка покачивала головой, словно была не в себе.

– Эту можно на кухню, – с ходу определил паша.

– Совершенно верно, многоуважаемый, я как раз это и хотел вам предложить.

Рядом с ней отворачивалась молодуха с длинными распущенными белокурыми волосами. Нервно жумкая зажатый в ладонях платок, она не поднимала головы. «Новенькая, – догадался паша, – видать, пленили совсем недавно, русская еще не привыкла к новому положению. Но ничего, пообтешется, свыкнется, – мысленно хмыкнул Калаш, и его колючий взгляд скользнул по нежному телу девушки. – И очень быстро».

Отпустив колыхающийся живот, он приподнял двумя пальцами подбородок новенькой. Девушка задрожала, но перечить не посмела.

– Хороша! – оценил паша, разглядывая ее стройную фигуру. – Пожалуй, я ее осчастливлю. Пусть готовят для моего гарема. Беру. Будет тринадцатой наложницей. Счастливая цифра, а?

– Совершенно верно, многоуважаемый. Смею заметить, замечательный выбор, – обогнав пашу, Кудеяр пристроился впереди. – Ну, а дальше уже нечего смотреть, – засуетился он. – Этих ногайский князь Наиль отдал в счет долга.

– Ну-ка, ну-ка, – шагнув в сторону, Калаш замер, хитро прищурившись.

К темноволосой девушке со свежим, еще красноватым жутким шрамом через все лицо жался чем-то похожий на нее мальчишка лет десяти-одиннадцати. Возможно, брат. Он был худ, грязен, но глаза гордеца словно жили своей жизнью, кидая вокруг свирепые взгляды. «Эх, как дикий волчонок! Хорош, хорош!»

Девушка высоко поднимала подбородок, и оттого казалось, глядит куда-то поверх головы невысокого паши. Она крепко прижимала к себе паренька, будто надеялась удержать его рядом. «Глупая», – паша снова, как недавно в покоях, поежился – в этот момент на него словно дохнуло знобящим ветерком. И дохнуло определенно от этой девки. Паша заинтересованно причмокнул языком: – Какие дикие, а? Они мне нравятся. Особенно вот этот мальчишка, – он хотел потрепать его щеку, но тот резко мотнул головой, уворачиваясь, и пальцы Калаша зависли в воздухе. Он кхекнул, довольная улыбка растянула толстые, мясистые губы. – Пожалуй, я его тоже возьму. Люблю объезжать диких… мальчишек.

Кудеяр тихо, но так, чтобы хозяин услышал, вздохнул: – Боюсь, что этот бесенок не доставит вам удовольствия, – он склонился так низко, что паша разглядел грязное пятно на голубой чалме. – Наиль сказал, они не поддаются воспитанию. Бедный князь измучился с ними.

Паша поморщился: он терпеть не мог грязных подчиненных. Но Кудеяр был незаменим при дворе, и паша счел за лучшее промолчать. Он недоуменно оглянулся: – Как это не поддаются воспитанию? Они что, не боятся боли?

Кудеяр слега приподнял голову, и из-под чалмы выглянул, словно круглая монета, один блеклый глаз:

– Князь говорит, их легче убить, чем к чему-нибудь приспособить. Сами смотрите. Девчонка, чтобы не попасть в гарем к Наилю, изуродовала себе лицо. Косой порезала. А мальчишка почти полгода просидел в зиндане, но так и не поумнел. Вон, одна кожа и кости, а все зыркает. Может, их куда-нибудь на работы отправить, пусть глину месят, раз больше ни на что не годятся. Все не зря кормить.

Калаш пожевал губами – это движение его люди знали отлично: верный признак неудовольствия. Но в это раз Кудеяр на него не смотрел, а потому опасный сигнал ушел в пустоту:

– Ты, похоже, меня не понимаешь. Я же сказал: люблю объезжать диких. Ну, девчонка, ладно, пожалуй, не нужна, еще и порченая. Одной невесты на сегодня достаточно. Так и быть, отправляй ее куда хочешь. А вот мальчишку я заберу. Сейчас же! – он поймал сердитым взглядом неподвижный и ничего не выражающий глаз Кудеяра. За нарочитой бессмысленностью Кудеяр умело прятал мысли, и паша знал об этом.

– И давай шевелись быстрее. – Он наставительно, как нерадивому ученику, качнул кривым, волосатым пальцем перед носом распорядителя: хорошее утреннее настроение оказалось сильнее мимолетного неудовольствия. – Мальчишку отмыть, привести в божий вид, подкормить немножко. И как чуть сил наберет, приведешь ко мне. Да долго не тяни. А то у меня всего один остался, да и тот, не знаю, долго ли протянет.

Кудеяр снова спрятал глаз за низко намотанной на лоб чалмой, и темное пятно на ткани опять кольнуло тонкую душу паши. Но в этот раз он не стал проявлять неудовольствие даже про себя. «Хороший день, хорошие покупки, зачем обращать внимание на неприятности. Тем более, это не его неприятности, и стоит только хрустнуть пальцами, как палач…» – додумывать паша не захотел. Может, в другой день. А пока его полностью устроила низко склоненная голова Кудеяра.

«То-то, – мысленно хмыкнул Калаш. – Знай, холоп, место. А то перечить вздумал. – Он еще раз оглядел щуплую фигурку отрока. Чересчур тонкий, ребра вон выпирают, как на стиральной доске. Но если подкормить…» – удовлетворившись увиденным, паша шагнул к свежеобструганным ступеням.

– Да, – он обернулся, уже держась за ручку открытой двери, ведущей в покои. – Чуть не забыл. И этого, Ганьку, накажи немного. Думаю, пяток батогов хватит. Чтобы не расслаблялся. А то так и норовит против подумать, а я все чувствую.

Добравшись до прохладных коридоров Ташкале, захлопнул за собой тяжелую дверь. Шагая по гулкому коридору, уводящему в покои, он думал о мальчишке. Представив новое приобретение на своем ложе, паша сладко улыбнулся.

– Ничего, и не таких обламывали.

Навстречу попалась служанка. Низко склонившись, она постаралась проскользнуть мимо. Но паша, еще не зная, зачем, поймал ее за руку. Служанка испуганно съежилась.

– Посмотри на меня, – паша поднял подбородок женщины пальцем.

Служанка, холодея от ужаса, подчинилась. Серые глаза, чуть прикрытые выбившимся из-под платка седым волосом пожилой женщины, смотрели затравленно и не доставили Калашу никакого удовольствия. Скорей, почувствовал, как она неприятна. «Фу, какая старая и некрасивая. И забитая. И чего они так боятся? Я их и пальцем не трогаю. Как правило». И он от души хлестанул женщину ладошкой по щеке. Служанка отлетела к противоположной стене и затихла, свернувшись в клубочек. Неожиданно Калаш почувствовал, что настроение заметно улучшилось. Он потер покрасневшую ладонь и, уложив руки за спиной, зашагал по длинному коридору в глубь дворца.

Пашу ждали важные дела по подготовке крепости к возможной осаде. И хоть он не верил, что голозадые казаки смогут даже приблизиться к Аздаку на выстрел из пушки, но султан Мурат в Стамбуле требовал от него предпринять все меры к отражению возможной атаки. Не без оснований считая себя добросовестным хранителем крепости, Калаш-паша намеревался честно выполнить все распоряжения султана, в независимости от того, что сам думал по этому поводу.