Поход к Собачьей луже

– Чан! Чан!

Грут не кричит, шипит, осторожно, чтобы мефру Магда не услышала. Окно изолятора на первом этаже, но оно высоко, Груту не дотянуться. Чан не слышит. Грут шарит глазами по заросшему мхом склону, находит сухую ветку. Осторожно скребёт ей по оконному стеклу. Наконец, занавеска отдёргивается. Он видит лицо друга:

– Ого, Чан, какой ты бледный. Как ты, брат?

Чан кивает:

– Нормально, тошнит всё время, а так ничего. Что нового?

Грут мнётся. Он никогда и ни перед кем не испытывал неловкости. Как есть, так и говорил. Но сейчас он смотрит в измученное болезнью лицо друга и не знает, что сказать.

– Давай уже, выкладывай, что там у вас. В обморок не грохнусь, не бойся. – Голос Чана через стекло звучит глухо, будто ведро на голову надел.

– Я иду в поход к Собачьей Луже.

Чан недоверчиво вскинул бровь. Совсем как его мать, когда Грут не слишком правдоподобно отмазывал друга.

– Зачем?

– Хочу разобраться в том, что случилось на втором ковчеге. Хотя бы попытаюсь. Винк идёт со мной. Чан, так жаль, что ты не сможешь.

– Не смогу… – Эхом отзывается Чан. – В чём там разбираться? 15 лет уже прошло. 15 раз про эту миссию доклады делали. Что нового ты хочешь узнать? И кому это нужно? Это просто ежегодный бесполезный ритуал, как… как биться кружками с пивом. Никакого смысла.

Чан упёрся лбом в окно, его чёрные глаза умоляюще смотрят сквозь мутное стекло на друга.

– Грут, пожалуйста, лучше не ройся в этом дерьме.

– Ты в курсе?

– Конечно, да. Мать рассказывала. Можно уничтожить документы, но память не сотрёшь.

Грут упрямо трясёт головой:

– Чан, ты в это веришь?

– Не знаю. – Чан грустно усмехается – Мать тоже не верит, как и ты. А толку? Хемейнстераад спас мне жизнь, когда уничтожил память об отце. К тому времени, когда я начал хоть что-то соображать, про него все забыли. Я, полукровка, сын преступника. Как бы я жил среди вас, представляешь?

– Среди нас. – поправляет Грут

– Среди нас – согласно кивает Чан – Все эти доклады, чествования капитана, мажоретки¹⁷ с барабанами. Все это для того, чтобы не вспоминать о нем.

Вдруг внутри хлопает дверь. Чан таращит глаза и ныряет под подоконник. В окне возникает щекастое лицо мефру Магды в респираторе. На её круглой физиономии он кажется игрушечным.

– Грут, мерзавец! – Гудит мефру Магда сквозь фильтры. Мягкий розовый кулачок угрожающе трясётся за стеклом. – Петрус болен, ему лежать надо! Убирайся, и чтобы я тебя тут больше не видела!

– Простите, мефру Браат, больше не увидите.

– Отцу твоему скажу, он тебя выпорет! – кричит она ему в спину.

“Чан, брат, я всё выясню, клянусь” – говорит Грут, уходя. Конечно, друг его не слышит. Он лежит, вцепившись зубами в подушку, и занят одним: чтобы мефру Магда не заметила, как дёргаются его плечи.

…

А рано утром двое пацанов с огромными рюкзаками вышли из города. По дороге, вьющейся между сопками, они двинулись, позёвывая, к огромному озеру с несоответствующим названием “Собачья Лужа”. На его берегу уже 15 лет лежит полузатопленный ковчег “Великая птица Зимбабве”. Ковчег, который спас колонию. Ковчег, который чуть не уничтожил свихнувшийся механик Давид Мкртчян.

Бизон, впряжённый в волокуши, в гору не полезет, а Собачью Лужу от городка африканеров отделял горный хребет, сопки, болота, низины, заваленные камнями или залитые прозрачной водой с торчащими из неё стволами деревьев. Протащить там груз с “Гроот Зимбабве” не стоило стараться. Поэтому колонисты сразу повели караван к морю, и дальше двигались по краю длинного мыса вдоль берега. Потом снова свернули в противоположном направлении и вышли к городу.

Но зачем закладывать такой крюк, когда ты шагаешь на своих двоих? Только дорога свернула к морю, Грут с Винком сбежали по насыпи вниз. Перепрыгивая с камня на камень, пересекли маленькое озерцо и влезли на вершину первой сопки. Впереди, до горизонта уходили каменные холмы, покрытые разноцветными пятнами: белесый олений мох, тёмно-зелёный папоротник, рыжие и красные кляксы стелющейся по камням съедобной ледяной ягоды, из которой африканеры наловчились делать неплохое вино.

Где-то, кажется, у горизонта – сопка Голиаф. Через шею, под нависшей скалой бороды поверженного великана идёт перевал прямо к месту посадки ковчега. Вроде далеко, а на самом деле одна ночёвка.

– На вершине Зелёной привал. Был на Собачьей Луже? – Спросил Грут Винка

– Не, – отмахнулся тот, – что там делать? Ковчег я и на картинках видел, обычная коробка.

– Коробка? – расхохотался Грут – А ты представляешь себе размеры этой коробки? В ней прилетело 15 тысяч человек, это весь наш народ вместе взятый.

– 15 тысяч трупов в ней прилетело. – Ответил Винк. – Нам здорово повезло, что мы попали на “Морестер”. А ты был?

– Нет. – Грут сел на камень, пока перешнуровывал ботинки, сказал грустно:

– Знаешь, Винк, у меня правда всё в голове перемешалось. “Морестер” – не “Морестер”. Про “Гроот Зимбабве” до вчерашнего дня слыхом не слыхивал. Отец Чана ещё… Почему так? Что ковчега было два, каждый знает. Один пробило ракетой при взлёте. На орбиту Новой Родезии он вышел забитым трупами, но нам никогда не говорили, как он назывался. Почему?

Винк пожал плечами:

– У нас так принято: плохое забыли, значит его и не было. Представь: половина нашего народа погибла. Для наших родителей – друзья, родственники, соседи. С ума сойти можно. Я бы не хотел об этом всё время думать. Тебе Чан что сказал?

Грут не смотрел на друга. Его мысли были там, за Голиафом, на краю Собачьей Лужи. Червячки копошились под солнечным сплетением, высасывали воздух из его лёгких, вытягивали силу из мышц. Он знал, почему. Он готовился перевернуть большой замшелый камень, под которым может быть сокровище… А может, гремучка. Один миг и над твоим неузнаваемо опухшим телом Фадер Корнелис выводит скрипучим голосом:

“Возьми же мои руки и Сам веди меня…”¹⁸

Грут сжатым кулаком потёр грудь, разгоняя сомнения.

Винк не дождался, ответил сам:

– Не ковыряться в этом дерьме. У меня, брат, плохое предчувствие. Очень плохое. Посмотрел на друга, который отсутствующим взглядом уставился в горизонт. – Ну что, идём? Э, кореш! – Винк защёлкал пальцами перед его носом – В глаза мне посмотри.

Грут сфокусировал взгляд на ухмыляющейся физиономии друга. Винк нависал над ним большой зелёной скалой, прочной и крепкой. Сразу стало спокойно. Грут встал с камня, попрыгал на месте, утрясая ношу:

– Идём! – и улыбнулся самой беззаботной улыбкой, на какую был способен.

На вершине Зелёной, высокой сопки перед самым Голиафом они разбили лагерь. Винк спросил, закидывая ветки в костёр:

– Что тебя зацепило в этой бумажке Хольта?

Он набрал полную грудь воздуха и дунул в костёр, разжигая пламя. Голубые огоньки от горящей сырой нефти быстро охватили дерево, огонь разгорелся стал жёлтым, охристым, жарким. Оттопыренные уши Винка смешно засветились как два оранжевых светлячка. Но его голос был серьёзен, и Грут ответил:

– Скафандр. – сказал он. – Не хватает чёртова скафандра. Я хочу знать, где он.

Винк достал из рюкзака две жестяных банки, накидал крупы и полос провяленного мяса. Костёр разгорелся и вода, которую он влил в кашу, закипела сразу. Руки Винка двигались сами по себе. Он ждал продолжения.

– Тут много непонятного. В каждом ковчеге было по скафандру. Один, с надписью “Морестер” стоит в Хемейнстерааде. А где тогда второй, с “Гроот Зимбабве”?

Винк хмыкнул с сомнением:

– Ну, допустим, он остался на ковчеге.

– Отлично, – кивнул Грут, – значит завтра я его найду. А если нет?

– Может, его и не было?

– Брауэр сказала, что их было два.

– Мало ли что сказала Брауэр? – Винк обмотал руку тряпкой, вытащил из костра одну из банок. – Ешь! – сказал он Груту и воткнул ложку. Из банки одуряюще пахло кашей с мясом, самым вкусным в мире блюдом, которое можно приготовить только на костре.

Грут сунул ложку в рот. Задышал часто, пока еда чуть не остынет. Проглотил и по щекам потекли слёзы боли и удовольствия.

– Фуух! – он помахал ложкой в воздухе. – Я читал списки оборудования на борту ковчегов. Скафандры были на обоих. В списке того, что привезли с “Гроот Зимбабве” скафандра уже не было. Тебе не странно?

Винк, сосредоточенно поглощал кашу, но отвлёкся ответить:

– Может капитан ван Ситтарт себе его на память взял.

– Может, – согласился Грут, – но зачем он ему?

Винк, чавкая, пожал плечами. Грут кивнул:

– Чего гадать? Завтра я осмотрю ковчег и всё выясню.

Винк поперхнулся:

– Чего?? До меня только сейчас дошло. Он наполовину затоплен. Как ты собираешься его осматривать?

Грут улыбнулся.

– Ты с катушек съехал? Вода градусов 5-7 максимум.

Грут улыбнулся ещё шире.

– Даже не думай! Я не хочу твой труп тащить в город.

Грут хлопнул Винка по плечу:

– Расслабься, обойдёмся без трупов. Я обвяжусь тросом. А на берегу мы соберём сауну, я взял у отца. Поплавал – согрелся. Всё будет путём, не бойся.

Винк сбросил его руку:

– Ты больной на всю голову. Ради чего? Ради доклада?

– Ради Чана.

– Ты уверен, что ему это нужно?

Где-то далеко, за Голиафом, протрубил медведь-ревун, мается перед спячкой. Грут поворошил прогоревшие ветки. От костра вверх взлетели яркие оранжевые искры. Совсем как ковчеги с Земли 16 лет назад, огромные неуклюжие коробки с висящими в мутной жидкости людьми, тысячами людей, больше похожих на местную селёдку в бочках. У каждого к левой руке примотана капельница. У каждого лодыжки охвачены эластичной лентой, привязанной к решетчатому полу. Разве так должно выглядеть человечество, шагнувшее к звёздам?

– Винк, – ответил он, – если то, что я узнаю, навредит Чану, ни я, ни ты никому слова не скажем. Согласен?

Винк кивнул

– Но по всему выходит, что с мениером Чаном поступили несправедливо. И я хочу узнать правду. Хочу настолько сильно, что меня совсем не пугает купание в Собачьей Луже.

– Надеюсь, мне не придётся за тобой нырять… – поёжился Винк.

– Какой африканер боится холода! – расхохотался Грут.

***

Перевал через шею Голиафа… Одно название, что перевал. Склон усыпан чёрными глыбами, большими, в рост человека, и поменьше. На вершине относительно ровная проплешина, густо заросшая белесым мхом. Слева она уходит в поросшую кустарником бочкообразную грудь, прямо – в густую тень, отброшенную торчащей вверх бородой каменного исполина. И одному Богу известно, когда эта борода развалится на части и завалит глыбами перевал. Грут ускорил шаг, чтобы поскорее выйти из-под нависшего над их головами каменного языка. Винк припустил за ним. Перед самым спуском вниз, к Собачьей Луже, мальчишки замерли.

– Какая громадина… – Винк стоял с шалыми глазами и не мог поверить тому, что видел. – Чтоб меня…

Грут с деланым безразличием молча пожал плечами. От восторга у него перехватило горло, и спроси его о чём-нибудь Винк, он не выдавил бы ни слова.

Внизу, под их ногами лежала зеркальная гладь самого большого в округе озера. И сравнение с зеркалом не в пользу последнего. Африканерские зеркала были мутноваты, в толще стекла часто попадались россыпи пузырьков воздуха. А тут вода была настолько чистой и прозрачной, что отражение деревьев казалось чётче их самих.

Со склонов окрестных сопок, между мшистых камней, струились ручейки. Стекаясь вниз, они капиллярами огибали большие и маленькие скалы и собирались в озеро.

На берегу лежал огромный чёрный параллелепипед, похожий на сплющенный морской контейнер-переросток. Часть его корпуса уходила под воду, передний край с огромными распахнутыми поперёк воротами, лежал на берегу. Внутри блестела вода. На крыше, полузатопленная, лежала огромная чёрная птица с короткими крыльями.

– “Гроот Зимбабве ” – прочитал Винк надпись на её борту.

Грут ткнул пальцем в сторону ковчега:

– Там, где нижняя воротина лежит на земле, соберём сауну. Оттуда я буду нырять. – Винк поёжился, но Грут о холоде, казалось, и не думал. – А правее и выше, вон там, где растут рядом три берёзы, разобьём лагерь.

Он сполз на камень ниже, махнул другу рукой:

– Пошли, Винк, вблизи ещё круче.

Его взъерошенная каштановая шевелюра скрылась за скалой

Винк крикнул без надежды в голосе:

– Грут, подумай хорошо, он такой огромный… Ты ничего не найдешь, просто зря рискуешь жизнью, – но Грут не ответил. Вздохнув, Винк спустился за ним.

Они очутились внизу, и только скинули рюкзаки, рванули на перегонки к ковчегу, будто и не было утомительного перехода через заваленного камнями Голиафа.

Вблизи размеры “Великой Птицы Зимбабве” потрясали. Грут с Винком вскарабкались на лежащий пандус. Его рифлёный верхний край доходил им до подбородка. Крадучись, подошли к уходящей в воду нижней палубе.

– Представить себе не могу, что такую громадину построили люди, Обычные люди, как ты и я… – Прошептал Винк, озираясь.

– Чего ты шепчешь, балбес, тут никого нет, – таким же шёпотом ответил Винк. Вдруг приложил руки рупором и закричал:

– Эге-гей! Есть тут кто живой?

Его голос, множась эхом, заметался в темноте. Винк вжал голову в плечи:

– Чёрт! – он сразу устыдился своего испуга и спросил: – Это ж сколько тут метров в глубину?

– Около четырёхсот, – ответил Грут, – 80 в ширину и 20 в высоту. На нижней палубе были грузы, на верхней – колонисты. На каждого человека – примерно по 2 квадратных метра. Зажигай фонарь, посмотрим, что наверху.

Они запалили фитили “летучих мышей”¹⁹, вскарабкались по порыжевшей лестнице на верхнюю палубу. Вся она была сварена из извилистых стальных лент. В промежутках между ними посверкивала в лучах утреннего солнца вода, затопившая грузовой отсек. Под ногами валялись синие пластмассовые хомуты, прикреплённые тросами к палубе. Винку не надо было спрашивать, что это.

– Подумать только, в такой же штуке наши родители прилетели на Новую Родезию. – потрясённо сказал он. В свете фонаря Винк заметил светлое пятно впереди, кинулся к нему.

– Смотри! – сунул он свою находку Груту.

Грут покрутил в руках прозрачный толстый пакет, разделённый на две неравных части. Одну сторону покрывали остатки широкой синей ленты. Из пакета выходили две трубки, сливающиеся в одну, на конце – длинная стальная игла. Он кивнул:

– Это я знаю. В таких пакетах были лекарства. Каждому колонисту приматывали такую штуку к руке вот этой синей дрянью, а иглу втыкали в вену. Из-за этих лекарств наши предки весь полёт проспали, и проснулись уже тут, на орбите.

Он пришлёпнул к плечу пакет, высунул язык на бок. Скошенные глаза упёрлись в кончик носа. Для усиления эффекта он покачался, будто и впрямь висел сейчас в мутной жидкости вместе с другими колонистами.

– Ну ты и придурок, – хохотнул Винк. И добавил, сразу погрустнев: – Проснулись не все…

– Да, – кивнул серьёзно Грут, – эти не проснулись…

Винк вздохнул. Тела погибших то ли болтались до сих пор на орбите, то ли сгорели, сойдя с неё. В любом случае, ни у кого из них нет ни креста с именем на могиле, ни упокоения.

Грут аккуратно свернул капельницу и сунул в наколенный карман:

– Подарю толстой Магде, чтоб не сильно на меня злилась из-за Чана, ей пригодится. Будет колоть твой зад и думать: ну какой же хороший и заботливый мальчик, этот Грут. У неё такие иглы, небось, кончились давно.

– Ага, вот твой тощий зад она и истыкает, будешь Грут-жопа-как-дуршлаг. – парировал Винк.

Он шёл вдоль стены по наклонному полу, пальцы ощупывали стыки больших квадратных панелей. Он постучал по одной из них, прислушался, по другой.

– Пустота… – Пробормотал он. Повернулся к выходу, крикнул: – Слышь, жопа-как-дуршлаг, тут пустота. Давай панель отковыряем!

Грут подошёл, достал какую-то железку.

– Сам ты жопа, – сказал он снисходительно, – не надо ничего ковырять. – Он приподнял фонарь, показал две дырки по краям: – Это – замки. Прижми панель руками, чтоб не отвалилась.

Грут достал какую-то железку, провернул в одной дырке, в другой. Стена под руками Винка шевельнулась. Грут встал рядом с другом, вдвоём они наклонили панель и опустили на палубу. За ней было пустое пространство в полметра глубиной. Винк с фонарём в руке перегнулся, посмотрел в обе стороны. Пахло чем-то резким и неприятным, вроде горелой резины. Он сморщился, чихнул, махнул Груту:

– Давай ещё одну панель снимем. Вот эту!

Винк ткнул пальцем в соседнюю. Они быстро отщёлкнули замки, опустили ещё один квадрат на палубу. На этот раз в промежутке между панелями справа виднелась полоса черного металла. Грут сунул голову в дыру, внимательно осмотрел плиту. Его конопатый нос сморщился от резкого запаха. Он поскрёб край лезвием перочинного ножа и озадаченно хмыкнул. Повернулся к другу:

– У этой штуки толщина сантиметров сорок. И, кажется, я знаю, что это… Наружная обшивка ковчега сделана из такого же металла. Эти плиты нужны, чтобы заделывать дыры в корпусе.

– Это ж сколько человек нужно, чтобы её поднять… – озадачено протянул Винк.

– В скафандре – один. – Ответил Грут. – Человек в скафандре становится очень сильным. Там встроены такие механизмы, которые работают вместо человека.