Ты бы выпила сейчас? Алкоголь, пять процентов в крови. Если б было море водкой. Параноидальный вариант. Свалился со скалы во время экскурсии. Никто и не заметил. На склонах – райские кущи. Можжевельник, лохолистник, держидерево. Конечно же, держидерево, христова колючка. Терновый венец на голове. Ночь над пропастью. Аллилуйя.

А внизу Чертовы Ворота. Шайтан капут! На закате – Золотые. Рядом Иван-разбойник. Соловей-разбойник – Одихмантьев сын. Ни конному, ни пешему пропуска нет… Запорожцы на чайках и дубах. Лучшего места для засады не найти. Тридцать галер падишаха – в обход. Невольничий рынок в Кафе. А на воле ветерок колючий…

Мы – против ветра. Чертов Палец манит нас. Экскурсовод говорит: сфинкс. Ты говоришь: слон. Бурная фантазия. Альпинисты-махауты. Десять секунд на подъем. Без страховки и перестраховки. И ты тоже, скало-ло-лазка моя. Дерешься вверх – монета-дискета на счастье. Какое желание? Полцарства – за глоток воды.

Уважаемые, не сходите с тропы. Оставьте камушек в покое. Не топчите траву. Здесь все под защитой. Неопалимая Купина, восьмиугольная звезда, огненнага запаления нас избавляющая. Ясенец. Не трогай этот цветок. Химический ожог. Волдырята по всему телу, изволдырят насмерть.

Покажите нам гору Святого Клементьева. Граница между горным и степным Крымом. Так вон же – летают! Климент, муж апостольский, сослан из Рима в Крым. Инкерманские каменоломни. А планеристов не канонизируют. Космонавты – и те ближе к Богу. А что там дальше? Орджоникидзе. Девушка, а вы откуда? Оттуда!

***

Когда Федор Бондарчук попал сюда – а сюда просто так не попадают – он увидел свои будущие фильмы. Именно тогда он почувствовал себя режиссером боевиков и блокбастеров. Бондарчук поставил на землю бумбокс, который изрыгал молодежную эстраду, снял чепчик и вытер им пот.

Горы сделали с Федором что-то странное. Ему показалось, что он попал в Афганистан. Хотя это мог быть Пакистан или Таджикистан. Чего только не бывает. Режиссер Бондарчук хотел познакомиться с местностью, но ветер засыпал ему глаза песком. Пришлось закрываться правой рукой, а пальцами левой доставать из глаза песчинки, которые утяжеляли взгляд.

– Массаракш, – по-иностранному выругался Федор.

Горячая точка манила его издалека. Это могла быть красивая девушка. Или… Нет, девушка лучше. И Бондарчук пошел к ней на ощупь. Видит Бог, Бондарчук ничего не видел. Ему было тяжело и жарко.

– Я тут, Федя, – дразнилась девушка. – Холодно, холодно, теплее…

«Издевается, – думал режиссер Бондарчук. – Но ничего, я её поймаю и отшлепаю. Тогда эта моджахедка меня зауважает. Поймет, с кем связалась. Я ей покажу, кто в доме хозяин. Мы, русские, всегда побеждаем, а если не побеждаем, то заманиваем врага на свою территорию, где вечный снег и тайга – и там добиваем. В Афганистане не получилось, но мы все равно русские. Надо снять об этом фильм».

Федор Бондарчук наконец выковырял из глаза последнюю соринку и осмотрелся. Девушка исчезла. Барханы исчезли. Со всех сторон режиссера окружал Орджоникидзе.

– Ты кто? – спросил Федор.

Орджоникидзе расчесал усики ногтями и достал из кармана торпеду. Режиссер Бондарчук все понял.

– Папа говорил о тебе, – сказал Федор.

– Ты так похож на отца, – сказал Орджоникидзе.

Они обнялись и пошли на завод. По дороге Бондарчук рассказал, что сегодня стал режиссером. Он рассказал о своих планах.

– Я буду снимать здесь боевики, – сказал Федор. – Приглашу русских актеров. Людям уже надоел Голливуд. Им хочется своего. А я ничем не хуже Голливуда. Я ничем не хуже отца.

Орджоникидзе промолчал. Он смотрел вдаль и думал о Феодосии и Коктебеле.

– А что? – говорил Федор. – Экранизирую Стругацких. Потом ещё кого-нибудь. Мало ли хороших книжек? Главное, что эти места похожи на Саракш.

«А что… – думал Орджоникидзе. – Если сын Бондарчука снимет здесь фильм, Феодосия посмотрит его. И у меня будет преимущество перед Коктебелем».

– Мой завод в твоем распоряжении, – сказал Орджоникидзе.

Ещё никому он не говорил такого.

Режиссер Бондарчук нашел в окрестностях Орджоникидзе все, что нужно. Он привез сюда красивых молодых парней и дал им автоматы, чтобы они стреляли в душманов. Между съемками Федор искал свою девушку.

– Тепло, ещё теплее, почти горячо… – говорила она. – Ну же, думай, Федя!

– Фрези Грант? – гадал Бондарчук.

Лучше бы он занимался фильмами. Кончилось тем, что Феодосии не понравились «Девятая рота» и «Обитаемый остров». Продолжение она вообще не захотела смотреть.

Орджоникидзе расстроился, а Федор Бондарчук – нет, ведь он и собирался снимать блокбастеры. Его расстраивало только то, что девушка охладела к нему. В последний раз он видел её бегущей по волнам в сторону Кара-Дага.

***

– Важно не то, что вы ходите по воде. Важно, куда вы идете. Возьмем, например, йогов. Они летают. Да, это похоже на магию. Но пока ни один не перелетел через Тибет. Не слетал в Гоа. Всё – из Бомбея в Мумбай. Когда-то летающие китайцы сражались в небе с японскими камикадзе. Всем известно, кто победил. Мечи против самолетов. Чжан Имоу обязан снять фильм. Или Федор Бондарчук, он сможет при нормальном бюджете. Говорят, в Орджоникидзе он нашел музу. Но вернемся к нашим брахманам. Лучше всех летают ведьмы. Поэтому не жалейте молитв. Боги должны услышать вас, хотя бы стоны и крики. Укротите свое тело, начните с желудка. Когда станете достаточно легким, непременно полетите. В худшем случае – вниз. Знаете, скольких шаолиней скинул с горы Бодхидхарма? Далеко не все вернулись обратно. Левитация стоит свеч. Левитация стоит денег. У вас есть деньги? Я могу стать вашим Махариши, вашим магом Самматом. Не сомневайтесь, вы полетите. Здесь все летают. На дельтапланах или без. Вон там – гора Клементьева, а там – Святая гора и Магнитный хребет. Они неслучайно рядом. Слышали об эффекте Мейснера? Отключите сознание и погрузитесь в сверхпроводящее состояние. Вы должны охладиться до критической температуры. Вам помогут молитвы. В конце концов, магнитное поле горы вытеснит вас в воздух… Так сколько у вас денег?

– Будьте осторожны. Говорят, Федор Бондарчук забыл тут каких-то актеров. И теперь они шастают по Орджо в поисках наживы. Уже не одного оставили без штанов. Они могут выдать себя за Феодосию, Коктебель или самого Бондарчука, изобразить Карадагского змея и продать билеты на прошлогодний джазовый фестиваль. Тогда он был бесплатным, не то что сейчас… Потому что в этом году обанкротили спонсора – завод «Коктебель». Тяжелые времена. Холодное лето. Мертвый сезон. В Белоруссии кризис. У нас тоже всё не слава богу… Вы сами откуда? Земля Санникова? Как же, плавали – знаем. Медовый месяц в Ялте? Где растет голубой виноград, где цыгане ночами не спят? Что, даже молодоженам негде лечь? И правильно сделали, что приехали сюда. Тут развлечений поменьше, зато никто не побеспокоит. Кроме актеров Бондарчука, бояться некого. В худшем случае вас разденут на нудистском пляже… Вы ещё не идете купаться? Тогда присмотрите, пожалуйста, за моими вещами. Я – до буйка. Когда вернусь, расскажу про аферу на конкурсе боди-арта…

– Здесь всегда снимали кино. Слышали о «Броненосце Потемкине»? Так был и «Торпедоносец Орджоникидзе». Когда Эйзенштейн писал сценарий, Сталин ещё любил Орджоникидзе. А когда Эйзенштейн наконец приступил к съемкам, Сталин разлюбил Орджоникидзе и полюбил Берию. Увы, Вождь народов был однолюбом. С самого начала все пошло не так. У актеров не было одежды, её пришлось рисовать красками на теле. Именно тогда зародился боди-арт. Серго и Сергей дни напролет рисовали тельняшки. Актерам запрещали мыться до конца съемок, поэтому резкий мужской запах отпугивал всех зевак. Никто толком не знал, как идет работа. Не знали и Сталин с Берией. Пришлось дожидаться выхода фильма. В день показа «Торпедоносца Орджоникидзе» Сталин с Берией проникли в кинотеатр и украли пару километров пленки из железных ящиков. Премьера была сорвана. Расстроенный Эйзенштейн уехал на Запад, а Орджоникидзе – на юг.

– А ещё на дне моря есть пирамиды. Они больше египетских. Высятся спокойно на дне. И никто не видит этих здоровяков. Только корабли, бывает, налетают на них и тонут. Чтоб вы знали, черноморские пирамиды искал Наполеон. Вот поэтому их и засекретило советское информбюро. Смотрели передачу по «СТБ»? Уже доказали, что Гитлер и Наполеон – родственники. Несмотря на различия, у них много общего. Оба нападали на Россию. Кто с мечом на нас пойдет, помните? Никто нас не мог завоевать, ни татарва, ни ляхи. Сейчас татары оживились, но мы им снова покажем. А Польша пусть сидит в своем НАТО. Тоже мне Речь Посполита… Как зовут самого известного водолаза? Так вот, самый известный водолаз погрузился на дно моря, а там пирамиды… Только они как бы в другом измерении. И самый известный водолаз решил войти. Другой бы побоялся, а он вошел в портал. Никто не знает, что он там видел. Еле вынырнул назад. А вы говорите, Бермудский треугольник…

***

Она любила их – обоих. Орджоникидзе знал, что он делает. Коктебель не знал, что он делает, но все равно делал. Первый был старше по званию, второй – вообще старше. Они были настоящими мужчинами, у них были настоящие усы и руки. Орджоникидзе насмотрелся всякого, поэтому носил на лице большие печальные глаза. О глазах Коктебеля можно сказать одно – они бегали. Ниже головы тоже все было в порядке. Лучше всех об этом знала Феодосия.

Они приходили на свидания всем скопом. Всегда – без приглашения, в синих глиняных костюмах с галстуками из конопляного дыма и сердоликовыми запонками. Они дарили букеты торпед и коньячных бутылок. На набережной кружились юбки и головы. Каждая встреча заканчивалась карнавалом. Море врубало свою магнитолу, а волны-пиджейки танцевали у берега под светомузыку звезд.

Утром Феодосия исчезала, как Фрези Грант. Орджоникидзе и Коктебель слезали друг с друга, извинялись и расходились до вечера. Работали, чтобы не думать. Хотя прекрасно понимали, что это не может продолжаться долго. Феодосия должна была сделать выбор. Или уйти сама. Направить свои стамболиевые каблуки и алые паруса юбок куда-то за девятый вал.

Феодосия хотела любить во всех направлениях и быть любимой с головы до ног. Она хотела купаться в любви, словно в море. И она купалась в ней. Однажды Феодосия заплыла так далеко, что не увидела, как на берег вышли её любовники. Торпеды рвались в бой из карманов Орджоникидзе, а Коктебель привел Карадагского змея. Феодосия не видела, кто ударил первым. Не слышала взрывов и криков.

Феодосия гребла вовсю. Она оставила позади бухту, которую назвали Двуякорной, потому что там бросили якоря Орджоникидзе с Коктебелем. Она не оборачивалась, пока не оказалась в родном заливе. Когда Феодосия вышла на берег, город уже окутывала ночь, но не успела тьма лечь на крышу самого высокого здания, как её подожгли фейерверками. Жители высыпались на улицы, чтобы отпраздновать возвращение Феодосии.