Читать книгу «Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо» онлайн полностью📖 — Сергея Лукьяненко — MyBook.
image

1

Человек, полчаса простоявший на холодной лестничной площадке между двумя этажами, спиной к решетчатой шахте лифта, обычно имеет для этого основания. Он может быть основательным и неторопливым курильщиком, запасающимся никотином на ночь, может забыть ключи и ожидать опаздывающую супругу, может вылавливать должника.

Илья Карамазов не курил и никогда не был женат. В какой-то мере к нему подходил лишь третий вариант. Глядя на ровную темно-голубую краску стен, он ждал терпеливо и безучастно. Временами он прикрывал глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Может быть, так оно и было.

Минуты текли неторопливо, и мало кто выдержал бы, не меняя ни позы, ни выражения лица. Но у Ильи был богатый опыт таких ожиданий. Он лишь изредка переминался на месте, а однажды поежился, резко передернув плечами. Осень была холодной и затяжной.

Где-то вверху хлопнули тяжелые двери, и он слегка подобрался. Гулкие шаги на площадке, тишина, клацанье включившегося лифта. Илья вновь расслабился.

Работа не терпит суеты.

Когда шаги послышались снизу, лицо Ильи приобрело любопытное, почти по-детски нетерпеливое выражение. Он ждал шума поднимающегося лифта, но моторы молчали. Прекрасно. Его клиент никогда не упускал возможности подняться на второй этаж пешком. Ежедневный моцион бизнесмена, слишком ленивого и немолодого, чтобы играть в теннис…

Илья достал из глубокого кармана плаща «ПМ» и сдвинул предохранитель. Плавно сместился вдоль лифтовой шахты, так чтобы сквозь решетку видеть дверь девяносто второй квартиры. Приятно работать в больших домах – это очень здорово, что у тех, кто имеет средства на собственные особняки, до сих пор развито стремление «не выделяться».

На лестнице показался человек – серый плащ почти такого же покроя, как у Ильи, с удобными большими карманами, короткая стрижка. Карамазов замер в спасительной полутьме подъезда. Этот почувствует любое движение. Этот – достойный соперник. Азарт колкими искрами пробежал по телу.

Человек вышел на площадку, встал между дверьми девяносто первой и девяносто второй квартир. Илья отвел взгляд от его лица. Они могли почувствовать друг друга – два человека в плащах с глубокими карманами, чей путь пересекся из-за третьего.

Потом показался и клиент. Пожилой, грузный, одетый чуть небрежно. Немодное пальто, шляпа чуть ли не советских времен.

– До завтра, Игорь, – звякая ключами, сказал клиент. Телохранитель не ответил. Он продолжал смотреть на лестницу – не видя, но чувствуя. Мягко открылась тяжелая бронированная дверь.

– До свидания, Эдуард Петрович.

Телохранитель дождался, пока дверь закрылась, и пошел вниз. Неуверенно, словно чувствуя, что сделал не все необходимое.

Илья действовал не раздумывая. У него были лишь секунды – те секунды, пока клиент снимает пальто и разувается, пока он уверен, что его охранник еще рядом. Илья пошел вниз по лестнице, неосознанно копируя и темп, и манеру движения телохранителя. В миг, когда тот выходил из подъезда, Илья оказался у двери и нажал кнопку звонка. Где-то рядом, неслышная за толстыми стенами и пуленепробиваемой сталью, замурлыкала веселенькая музыка.

Внизу хлопнула дверь подъезда. И в унисон ей открылась дверь квартиры.

– Что, Игорь?.. – Человек осекся, глядя в лицо Ильи. Карамазов толкнул его коротко и сильно, отпихивая в глубину коридора. Стрелять в упор – небольшое удовольствие.

«ПМ» хлопнул два раза, вначале почти неслышно, потом с легким, невнятным звуком. Эдуард Петрович все с тем же удивлением на лице повалился на янтарно-желтый паркет. Илья задумчиво посмотрел на тело. Контрольного выстрела в голову он не делал никогда – во-первых, это придавало убийству почерк непрофессионала, во-вторых, позволяло родным по-человечески проститься с покойным. Раньше он стрелял только один раз, но с полгода назад, услышав, что у некоторых людей сердце расположено справа, стал делать дополнительный выстрел. На всякий случай.

Оставалась последняя формальность, входившая в стоимость заказа. Ее полагалось сделать перед акцией, но Илья не видел большой разницы между мгновением до и мгновением после.

– Это проценты по известному тебе кредиту, Эдуард Петрович, – морщась от напыщенной бессмысленности фразы, произнес он. Работа на экспансивных южан всегда связана с подобными глупостями, но этой осенью было не слишком много заказов.

…Из подъезда серого «сталинского» дома Илья вышел после того, как аккуратно проверил, нет ли пятен на плаще. Прошел длинным двором мимо кучки подростков, оккупировавших беседку. Грязно-желтые листья устилали асфальт недолгим осенним ковром. Накрапывал мелкий дождик, и прохожие были торопливы. Хороший день для работы.

Пройдя мимо рядов киосков и маленького базарчика, он смешался с толпой, втекающей на станцию метро. Четверти часа от «Электрозаводской» до «Комсомольской» было вполне достаточно, чтобы расслабиться окончательно. В переходе Илья купил пару газет и рассеянно просмотрел их в вагоне, поглядывая то на текст, то на стоявшую в нескольких шагах девочку лет десяти. Девочка была очень серьезная и деловитая, ее сосредоточенное лицо вполне подошло бы взрослой женщине. Илье такие нравились.

Ему захотелось побыстрее попасть домой.

2

Кирилл любил осень.

Если мы спросим себя, как отражается на человеческой судьбе любовь к тому или иному времени года, то вряд ли найдем ответ. Связь, наверное, есть, но какова она – не подскажет самый талантливый психолог. Можно любить зиму и нести в себе тепло, можно предпочитать лето, оставаясь осколком льда.

Кириллу нравилась осень, и не та багряно-золотая, воспетая Пушкиным, а самая обычная московская – с тоскливым серым небом и холодным влажным ветром, гуляющим по проспектам. Он никогда не пробовал разобраться, какие струны задевают в его душе слякоть и дождь. В тринадцать лет редко задаются такими вопросами. Но аналогия с Пушкиным ему слегка льстила. Когда тебя с четырехлетнего возраста называют поэтом, это может привести к чему угодно – но только не к заниженной самооценке.

Для своего возраста он был высоким, но хрупким мальчиком с совсем еще детским лицом. Многие его сверстники уже раздавались в плечах, грубели, с достойным лучшего применения упорством превращаясь в пародию на взрослых. Кирилл еще оставался мальчишкой.

Скажи кто-нибудь, что он этому рад, Кирилл бы искренне возмутился. Однако это было именно так.

Кирилл Корсаков боялся взрослеть.

Он ушел из школы после третьего урока – занятия никогда не казались ему чем-то, требующим особо серьезного отношения. Какое-то странное настроение владело им с утра – давным-давно, в ту пору, когда его прозвали «самым юным в мире поэтом», Кирилл называл такое настроение «стишным». Он употреблял это словечко и сейчас – когда надо было оправдаться за невыученное задание или увильнуть от какой-нибудь домашней работы. В школе это уже перестало помогать, а вот дома… «Мама, у меня стишное настроение», – фраза всегда действовала безотказно.

Единственной проблемой было то, что Кирилл давным-давно не писал никаких стихов.

– Ты куда сейчас? – Одноклассник Кирилла Максим Слугин, убежавший с последних уроков «за компанию», обнял его за плечи. Наверное, это был самый странный из друзей Кирилла – крепкий, абсолютно прямолинейный паренек, непонятно как и зачем переходящий из класса в класс. Из поэтов он знал только Пушкина и Корсакова, причем в правильности своих знаний был уверен ровно наполовину. При этом он сохранял трепетное уважение к чужому таланту – возникшее с первого класса, когда Кирилл за один день наградил всех ребят стихотворными дразнилками.

– Домой.

– Стихи писать?

Самым простым выходом было кивнуть, что Кирилл и сделал.

– Угу, – удовлетворенно буркнул Максим, доставая сигареты. Ловко закурил, не замедляя шага и демонстрируя хороший опыт в этом занятии. – Давай пива попьем?

– У меня денег нет, – соврал Кирилл.

– А я угощаю.

– Холодно, горло заболит.

Максим пожал плечами. Проблем с ангинами у него никогда не было, и он на всякий случай уточнил:

– «Медведя» возьмем, он крепкий, простуду, как водка, лечит…

– Да не хочу я, отвяжись!

– Как знаешь, – не обижаясь, сказал Максим. – Ну, давай пиши. Потом прочитаешь.

Последняя просьба была традиционной и совершенно не обязательной для выполнения. Слугин довольствовался дружбой с поэтом, сами стихи его не слишком волновали. У ближайшего ларька он отстал, придирчиво разглядывая шеренгу пивных банок.

Кирилл свернул на первом же повороте, чтобы добродушный, словно теленок, и липкий, как скотч, Максим не передумал и не бросился догонять его с банкой в руке. Потеряв Кирилла из виду, он через минуту забудет о его существовании, как, впрочем, и сам Корсаков.

На бегу Кирилл наткнулся на какого-то парня, вяло ругнувшегося вслед, завернул еще раз и остановился на углу, обтекаемый редкими прохожими. Он понял, что безумно хотел остаться в одиночестве. Что-то было неладно, но он никак не мог понять, что именно.

Он вдруг почувствовал, что задыхается. Ничего конкретного – просто не хватает воздуха. Когда-то такое было с ним, если упорно не шел уже совсем-совсем придуманный стих. Ощущение было в чем-то даже слегка приятным – после у него получались действительно хорошие строчки. Но сейчас о стихах не было и речи. Лишь давящая пелена.

– Мальчик, тебе плохо?

Пожилая женщина из тех, что регулярно пишут письма в газеты, помогают пьяным на остановках сесть в нужный троллейбус и терроризируют продавцов в супермаркетах, остановилась возле него.

– Ты не болен? Никакой гадости не глотал?

Кириллу сразу стало легче.

– Оставьте меня в покое! – звонко выкрикнул он. – Ничего я не глотал!

Женщина, оскорбленная в лучших чувствах, мгновенно двинулась дальше. Кирилл проводил ее растерянным взглядом.

что это со мной?

Он медленно пошел, машинально следуя за женщиной. Та, отойдя немного, обернулась, увидела идущего за ней мальчишку и ускорила шаг. Малолетний наркоман – не слишком полезный для здоровья собеседник. Кирилл, опомнившись, остановился.

Еще час назад он собирался побродить по старым улицам центра. Теперь же ему и впрямь захотелось оказаться дома. Закрыться в своей комнате, избавиться от… от чего?

от давящего взгляда…

Он сам поразился той легкости, с которой далась разгадка. Просто «взгляд в спину»… Кирилл обернулся, подозрительно рассматривая прохожих. Никого, кто бы хоть мимолетно посмотрел на мальчугана с испуганными глазами. Никого… Да и не могло быть – это ощущение, душное ощущение чужого взгляда, преследовало Кирилла с самого утра. И дома, и в школе. Оно лишь нарастало – с каждой минутой, накатывая, словно морская волна на пологий берег.

Кирилл подавил безумное желание разреветься и побежал обратно – к метро, в смутной надежде, что под землей, в рвущейся во все стороны толпе, «взгляд в спину» исчезнет.

Через десять минут он понял, что это была напрасная надежда.