– Кольца имеются, но необходимо привести их в первоначальный вид.

Принцесса с ужасом посмотрела на меня. Неужели я сказал что-то лишнее, неправильное?

– Выполнено. Кольца снабжены гиперпространственной нитью.

Глаза принцессы смеялись. В них смешались восторг и удивление, как тогда, в ночном парке на Земле. А в гладкой поверхности колец вновь сверкал крошечный кристалл.

– Лорд, согласны ли вы взять в жены принцессу династии Тар, делить с ней радость и горе, отдать свою силу и взять ее слабость, всегда и везде, от рождения и до угасания мира?

– Да.

– Принцесса, согласны ли вы стать женой лорда с планеты Земля, делить с ним радость и горе, отдать свою силу и взять его слабость, всегда и везде, от рождения и до угасания мира?

– Да.

– Наденьте друг другу кольца.

«Не хватает только Мендельсона, – подумал я, делая шаг к принцессе и протягивая ей свое кольцо. – Уж слишком все похоже».

Принцесса осторожно надела кольцо на мой палец. Я взял ее руку, поднес к губам, поцеловал. Меня била мелкая дрожь. Детские мечты не сбываются – иначе в мире не осталось бы взрослых. Первая любовь не может быть счастливой – иначе вторая превратится в проклятие.

Я надел кольцо на палец принцессы. Посмотрел в ее глаза: в них было все – и радость, и успокоение, и прорвавшаяся усталость. Все, кроме волнения.

Все, кроме любви.

– Именем Вселенной вы признаетесь мужем и женой.

Зал начал наполняться светом. Появился улыбающийся Ланс. И Шоррэй Менхэм, тоже улыбающийся.

– Прошу Храм передать сообщение всем союзным планетам, – торжествующе произнесла принцесса. – По праву правителей своего мира мы с принцем просим военной помощи для пресечения наглой агрессии Гиарской армии во главе с правителем Шоррэем.

– Сообщение передано, – отозвался голос Храма.

– Благодарю. – Принцесса кивнула неведомому собеседнику.

– Вы еще не поняли, в чем ваша ошибка, принцесса? – Голос Шоррэя ничуть не утратил назидательности.

– Нет! – Принцесса резко повернулась к нему.

– Каждый вошедший в Храм вправе исполнить свое желание. Я пришел сюда для поединка с лордом… – Шоррэй улыбнулся, – простите, принцем Сергеем с планеты Земля. Он похитил мою невесту, он оскорбил меня. Он умрет. Никто не вправе помешать нашему поединку.

Я увидел, как побледнел Ланс. Как прижала ладони к лицу принцесса. А Шоррэй торжествующе произнес:

– Прошу доставить нас в дуэльный зал.

Мы снова двигались сквозь стены Храма. В оранжевом свечении, через туманные, влажные касания. И не было ни единого чувства – кроме злой обиды на собственную глупость.

Не могла воинственная цивилизация Сеятелей построить Храм без дуэльного зала. Шоррэй понимал это. И рассчитал свои ходы наперед. А темпоральной гранаты, чтобы переиграть проигранную партию, уже не было.

Свечение померкло. Мы стояли в круглом зале, меньших размеров, чем церемониальный, но еще более впечатляющем. Черные стены, украшенные тускло светящимися барельефами. Черный купол потолка, под сводами которого висел шар немигающего багрового пламени. Десяток дверей по периметру зала – и в каждой неподвижная фигура в форме гиарского гвардейца.

– Твоя дуэль больше напоминает убийство, Шоррэй, – сказал я, глядя в ненавидящие лица солдат.

– Не беспокойтесь, принц. Это лишь почетный караул… и похоронная команда для проигравшего. Они не вмешаются в поединок. Я убью тебя честно, принц.

– У меня нет оснований тебе верить.

– Хорошо, принц… Я прошу Храм транслировать поединок на все планеты Вселенной! Начиная с этого момента – и кончая смертью одного из нас.

– Трансляция ведется. – На этот раз голос Храма был жестким голосом мужчины. – Заявите условия поединка.

Шоррэй погрузился в показное раздумье, явно наслаждаясь ситуацией. Я коротко взмахнул рукой – и принцесса молча, не говоря ни слова, отошла к стене. Следом за ней последовал Ланс, бросая на меня умоляющие взгляды. Я покачал головой. Это мой поединок и моя смерть. Чем закончится для Ланса вмешательство в бой, я понимал прекрасно.

Чем закончится бой для меня, я знал тоже.

– Я выбираю холодное оружие, – произнес наконец Шоррэй. – Я буду драться только мечом – а принц с несуществующей планеты может применять и свои плоскостные диски. Пусть это уравняет наши шансы.

Похоже, я недооценил Шоррэя. Он не был второсортным актером, играющим супермена. Он был звездой, вжившейся в образ. Он гениально написал свою роль – и каждая реплика должна была вызывать симпатию зрителей. Не случайно нам позволили добраться до Храма…

– Оружие выбрано, – сообщил Храм. – Деструкторы и излучатели участников поединка заблокированы.

Я достал из чехла плоскостной диск. Шоррэй уклонится от него или поймает в воздухе. Но почему-то я должен был его кинуть, повторяя начало предыдущего поединка… Почему?

Главный недостаток подсознательных поступков в том, что они непонятны себе самому.

Шоррэй не спешил начинать. Он окинул взглядом зал – но я чувствовал, что Шоррэй следит за каждым моим движением. Сказал, обращаясь то ли ко мне, то ли к принцессе:

– Удивительно, как похожа символика всех планет. Даже на родине нашего забавного принца черный цвет означает злобу и ложь, а белый – чистоту и благородство.

Я ощутил, как исчезает страх. По-настоящему великие актеры знали чувство меры…

– Ты переигрываешь, Шоррэй. На мне комбинезон твоей армии. Я не имел времени перекраситься в белый цвет.

На лице Шоррэя мелькнула ярость. Он не терпел насмешек даже от обреченного противника.

– Нас рассудят мечи, принц.

Оружие оказалось в его руке молниеносно. Хорошо иметь реакцию раза в три быстрее нормальной.

Плоскостной диск отправился в свой короткий полет. От моей руки – к руке Шоррэя.

– Варварское, чудовищное оружие, – с горечью сказал Шоррэй. – Ты ввел его в обиход – и в этом твоя вина.

Хорошие актеры способны разыгрывать одну и ту же сцену в любой обстановке. Шоррэй почти дословно повторял свои прошлые реплики.

Я почувствовал робкое дыхание надежды.

– Ты заслужил смерть, Шоррэй. – Я достал пистолет. И нажал на спуск.

Серебристый веер крошечных плоскостных дисков. Размытая тень человеческой фигуры, с немыслимой скоростью уклоняющейся от них.

– Ты даже не задел меня. – Шоррэй двинулся вперед. – Доставай меч, принц с планеты, которой нет.

Я вынул из-за спины меч. Ну давай же, Шоррэй. Произноси придуманные загодя слова. Готовься к неизбежной и красивой победе…

– Каждого ожидает свой конец, – послушно заявил Шоррэй. – Ты умрешь красиво и без мучений. Этот поединок видят многие – они подтвердят мою правоту. Я знал, как ты закончишь свою жизнь, еще до твоего появления на планете. Защищайся, принц.

Короткий поединок. Обмен ударами. Мой меч, становящийся с каждым выпадом все короче…

Мне нужно хотя бы три-четыре сантиметра плоскостного клинка.

Я атаковал. Сложный прием… укоротивший мой меч наполовину. И нарастающий холодок в груди. Да, у меня есть шанс, ничтожный шанс кролика, которым может поперхнуться удав. Но в любом случае мне придется прыгнуть выше головы – пускай не сравниться с Шоррэем в скорости, но хотя бы приблизиться к нему.

– Ты знаешь больше, чем я думал. И мог бы стать интересным соперником… со временем.

– Стой, Шоррэй! – закричала принцесса. Но Шоррэй словно и не услышал ее.

– Умри, дикарь.

Он начал атаку – вполсилы, в треть доступной скорости. Так, чтобы успели восхититься невидимые зрители. Так, чтобы я успел осознать неизбежность смерти…

Меч Шоррэя срезал остатки моего клинка – на этот раз не полностью, я слегка задержал руку. И начал неотвратимое движение к сердцу.

Вот только за миг до удара я нырнул под опускающийся меч.

Он еще пытался достать меня клинком. Пробовал перейти в оборону, увернуться… Но красивый и эффективный удар в сердце опасен именно тем, что его нельзя прервать на половине. Даже с нечеловеческой реакцией…

Я упал под сверкающий плоскостной меч, под распластавшуюся в выпаде фигуру Шоррэя. И вскинул руку с коротким, жалким обрубком своего клинка.

Лезвие коснулось груди Шоррэя – и остановилось, словно упершись в непроницаемую броню. Шоррэй все-таки включил защиту комбинезона. Великий актер не хотел умирать от рук статиста…

Интуитивно, словно по чьей-то подсказке, я сжал рукоять меча, включая систему заточки лезвия. Остатки клинка окутались белым пламенем. И вошли в тело – легко, словно раскаленный нож в масло.

Шоррэй закричал. Он падал на лезвие, он все еще продолжал свой бесполезный удар. А светящийся, непрерывно заостряющийся клинок вспарывал его тело. Затачивающее поле, окружавшее лезвие, разрушало молекулярные связи, превращая тонкий хирургический разрез в зияющую рану.

Я выбрался из-под неподвижного тела. Пальцы все еще сжимали рукоять меча, и клинок полыхал белым огнем, утончаясь, истаивая, как кусок рафинада в горячем чае.

Никто не произнес ни звука. Гвардейцы словно окаменели. Принцесса вцепилась в плечо Ланса. Курсант не отрывал от меня остановившегося взгляда.

Шоррэй медленно перевернулся на спину. Попытался приподняться на локтях – и не смог. Что-то прошептал.

Я шагнул к нему. И услышал тихий голос, даже сейчас не утративший властности и уверенности:

– Ты не мог угадать удар… Ты не мог меня убить.

– Но я смог.

– Ты все равно… – Шоррэй закашлялся, на губах у него выступила розовая пена. Но он продолжил: – Все равно изгой. Победив меня, ты не победишь предрассудки наших миров. Ты игрушка… в чужих руках. Ты пришелец с несуществующей планеты. Ты неполноценен.

– Я победил.

– Ты проиграл. Ты поймешь это… уже сегодня.

– Я победил. Я принц.

– Ненадолго… Я понял твою тайну, но слишком поздно. А ты ее не узнаешь никогда. Нельзя было драться с тобой… здесь…

– Какую тайну?

Шоррэй улыбнулся. Издевательски и победно. Он доигрывал свою роль.

– Прощай, принц…

Он закрыл глаза – и я понял, что никто и никогда больше не услышит голоса правителя Шоррэя. Он унес с собой мою тайну – если она действительно существовала. И умер в твердой уверенности, что я проиграл.

А Шоррэй Менхэм всегда рассчитывал будущее.

Я положил рядом с ним обломок меча, ставший тонким, как швейная иголка. И спросил у растерявшихся гвардейцев:

– Кто старший в вашей похоронной команде?

Один из гвардейцев молча вышел вперед.

– Заберите тело и убирайтесь с планеты.

– Рекомендую сделать это быстро, – добавила подошедшая принцесса. – Союзный флот прибудет через несколько часов и уничтожит всех, кто собирается сражаться дальше.

Она коснулась моей руки.

– Мы победили…

Я посмотрел в глаза – голубые, как небо Земли, в которых были радость и восхищение, спокойствие и уверенность. В которых не было и не могло быть любви.

Мы победили. Я проиграл.