Глава шестая,
в которой я вспоминаю пилотов Первой мировой войны – и это оказывается к месту

Странные вещи творит с головой нехватка сна.

Те, кому довелось летать на большие расстояния, это хорошо знают. Я, к примеру, два года назад отдыхал с подругой в Таиланде. В самолете я спать категорически не умею, даже приняв, по русской традиции, коньяка за равенство количества взлетов и количества посадок. А прилетев утром из сырой промозглой Москвы в теплый тропический раёк (ну не вяжется все-таки слово рай с Таиландом), ложиться спать было совсем уж глупо. И весь день мы возбужденно веселились, наплевав на накопившуюся усталость, смену часовых поясов, погоды, обстановки. К вечеру итог был закономерен – спать хотелось безумно, но уснуть мы не могли, взбудораженный организм уже ничего не понимал в происходящем.

Помогла еще порция коньяка и четверть часа секса – причем и я, и подруга воспринимали секс как лекарство.

Сейчас, к сожалению, не было возможности прибегнуть ни к тому, ни к другому средству. А ведь без сна я уже был часов сорок. Организм честно выжал из себя весь адреналин и теперь молил о сне. Ну – или о некотором времени с закрытыми глазами…

– Здесь две планеты, – тыча пальцем в навигационный экран, объяснял Зяма. – Мы их не видим, конечно…

– Почему ж не видим, Альбедо видно. – Роман подался вперед со своего диванчика. – Вон… на три пальца правее солнца…

На мой взгляд, яркая белая точка была звездой, но я не спорил. Меньше говори – сойдешь за умного…

– Ну, на Альбедо нам все равно не надо, – бодро сказал Зяма. – Нам нужен ее близнец.

– Нигредо? – мрачно предположил я.

– Верно. Альбедо для жизни непригодна, атмосфера почти лишена кислорода.

– А почему она так сверкает? Снег?

– Облака… Вот Нигредо, задавай курс.

На экране навигационного компьютера теперь была схема звездной системы. Солнышко в центре, два кружочка – черный и белый, рядом. Еще один кружок висел у самого края экрана.

– А это что за планета?

– Газовый гигант размером с Юпитер. Интереса не представляет.

– На спутниках у него есть полезные ископаемые, – заметил Роман.

– Есть. Ну и что? Они много где есть… Давай наводись на Нигредо.

Я ткнул пальцем в черный кружок. Нос корабля слегка сместился. Изображение качнулось, теперь планета была по центру экрана.

– Разгоняйся.

Нажав педаль я некоторое время ждал. Гул двигателей на пилонах корабля усилился, стук метронома участился.

– Так и сиди, – велел Зяма. – Разгоняться будем примерно полчаса.

– И сколько нам лететь?

– Восемь часов. Потом торможение, выход на орбиту… еще часа три уйдет.

– У нас тут труп в кабине, – напомнил я.

– Ничего, полежит. Температуру в кабине убавь… вот эта шкала… сдвинь ползунок до восемнадцати.

Ползунок был нарисован на сенсорном экране. Я сдвинул его пальцем до цифры 18 и сказал:

– Все?

– Пока все. Пить хочешь?

– Хочу, но не пить.

– А… понятно.

Зяма нагнулся и открыл дверку под пультом. Достал оттуда толстый пластиковый шланг с раструбом на конце.

– Санитарный отсек. По-большому, конечно, ходить неудобно. Хотя если прижмет… А так все просто. Вот… э… мочеприемник. Вот кнопка отсоса фекалий.

Я покосился назад.

Ленка усмехнулась:

– Не комплексуй. Что естественно, то не безобразно.

– Нет уж, я потерплю.

– Десять часов? – поинтересовался Роман. – Да не глупи. Не выдержишь, это раз. Будешь не в форме в самый нужный момент – два. К тому же обоссанные штаны будут вонять. Культура и мораль – это производные от реальности, Катран.

– Подай ему пример, – сказал Зяма.

– И верно. – Роман огляделся. – Где тут… Ага.

Второй «санитарный отсек» был встроен в низ их диванчика. Роман извлек шланг и стал расстегивать штаны. Ленка отвернулась. Я тоже, твердо решив держаться до последнего.

Моей решимости хватило ровно до того момента, как сзади послышалось жизнерадостное журчание.

– Да ну вас, провокаторы… – расстегивая штаны, сказал я. – Пусть лучше лопнет моя совесть…

– Кнопку, кнопку не забудь нажать! – напомнил Зяма. – И ногу с педали сними, не корячься…

Ощущения были своеобразные. Ну, если кто-то хочет их испытать – возьмите пылесос, включите на самую слабую мощность… в общем, вы поняли, что дальше делать. Если пылесос сломается, то я вам советов не давал.

Но честно говоря, мир сразу стал выглядеть гораздо дружелюбнее.

– Будешь? – Зяма полез в задний карман джинсов. Извлек плоскую фляжку. – По чуть-чуть!

Оказывается, совместное пользование удобствами способно сближать людей не хуже, чем съеденный вместе пуд соли. Я открутил крышку и сделал глоток – горло обожгло, огненный комок покатился по пищеводу.

– Что это? – прохрипел я, откашливаясь.

– Спирт, – тоже отхлебывая из фляжки и передавая ее назад, сообщил Зяма. – Понимаешь ли, Катран, объем надо экономить. Водка… или коньяк, если бы он у нас был, это сплошной перевод пространства. Зачем лишняя вода, если хочешь выпить алкоголя?

– От воды бы я не отказался…

– Держи. – Ленка подала мне фляжку – куда более объемистую, видимо, извлеченную из одного из карманов комбинезона. – Это холодный чай.

Я готов был выпить и холодного чая, и горячего, и даже горячего молока с медом. Чего угодно. Неразбавленный спирт я пил лишь однажды, в студенчестве, и с тех пор остался в твердом убеждении, что отвратительнее ничего нельзя и придумать. Рот был будто кипятком ошпарен, страшно подумать, что делалось с желудком, которому за последние дни и так досталось…

– Запил? – спросил Зяма. – Теперь снова ножку на педаль – и нежно жмем. Еще, – он глянул на коммуникатор, – семнадцать минут.

И я терпеливо ждал, погружаясь в сонливое беспамятство, пока Зяма не пихнул меня в плечо.

– Катран, ты оглох? Все, снимай ногу с газа. И можешь дрыхнуть в свое удовольствие.

– А рулить? – спросил я, закрывая глаза.

– Рулить будет компьютер, он железный. Ты свою пилотскую работу выполнил.

Я хотел ответить чем-нибудь остроумным и бодрым.

Но не смог.

Заснул.

Солнце припекало вовсю. Я расстелил на траве скатерть – белую, с кружевными оборочками, а Инна принялась выставлять на нее припасы: маленькие стеклянные бутылки минералки, пивные бутылки коричневого стекла, большие пластиковые бутылки с «Тархуном» и «Байкалом», банки колы и тоника, пакеты с соками. Мы сидели посреди какого-то бескрайнего поля, поросшего травой – ровненькой и аккуратной, как на теннисном корте.

– Пить хочу ужасно, – сказал я, глядя на Инну. Потянулся за минералкой, но девушка шлепнула меня по руке.

– Подожди. Сейчас достану бокалы.

Она долго рылась в коробке – совсем маленькой, и как там все умещалось?

– Надо было взять коробку побольше, – сказал я.

– Объем надо экономить, – строго сказала Инна. Помолчала. Грустно добавила: – Ты знаешь, а я забыла взять бокалы…

– Я так, из бутылки… – Я взялся за холодное стеклянное горлышко, но Инна внезапно вскинулась и схватила меня за плечи.

– Нельзя! Культура и мораль – это единственная наша реальность! Ты не можешь пить прямо из горлышка!

– Инна, но я же…

– Вставай! Просыпайся! Катран!

– Откуда ты знаешь это прозвище? – воскликнул я, открывая глаза.

Зяма, он же Мастер, снова потряс меня за плечи:

– Просыпайся! Черт тебя возьми, ты живой?

– Живой… – просипел я. В горле пересохло, будто я час просидел с открытым ртом. По лбу стекал пот.

Было жарко, очень жарко.

Чем-то неприятно пахло.

– Что случилось? – спросил я.

– Климат-контроль накрылся медным тазом, – зло сказал Зяма. – Гляди!

Я посмотрел на пульт климат-контроля – температура в кабине подползала к тридцати пяти градусам. Разумеется, я уткнул палец в нарисованный ползунок и попробовал сдвинуть его вниз. Экран замигал красным, ползунок не сдвинулся.

– Нестандартная компоновка корабля, – раздраженно сказал Зяма. – И четыре жлоба вместо одного пилота. Похоже, теплонасос не справился с нагрузкой.

– Еще и ваш приятель… остывает, – заметила Лена. – Плохая это примета, ребята, покойник на корабле.

– Лена, у тебя еще есть вода? – спросил я.

– Чай. Держи. – Она протянула мне фляжку. И добавила: – Пусть все остается Катрану, он пилот и ему еще сажать корабль.

Я сделал глоток, пытаясь не дышать носом – причина неприятного запаха была уже очевидной. Закрыл фляжку и положил рядом с собой на кресло, делая вид, что не вижу жадный взгляд Зиновия.

Тот не стал претендовать на остатки жидкости. С наигранным оптимизмом сказал:

– На самом деле есть и хорошие новости. Последние десять минут температура не менялась – видимо, на каком-то минимуме климат-контроль работает. Это раз. Через час нам начинать торможение, так что терпеть осталось недолго… это два.

– А корабль, который следует за нами, это три? – неожиданно подал голос Роман.

Зиновий всполошился. Некоторое время изучал навигационный экран, потом попросил меня:

– Нарисуй в центре экрана круг.

Я послушался – и изображение укрупнилось.

– Еще… Еще… И вот тут…

Звезду и планеты теперь не было видно. Зато по экрану ползла зеленая точка – видимо, наш корабль. А за ней красная загогулина.

– Глазастый ты, Ромка… – с завистью сказал Зяма. – Давно ты его засек?

– Только что.

– Через четверть часа нагонит… «Берсерк»?

– Похож, – согласился Роман.

– Однозначно «Берсерк», – согласилась Ленка. – Ракетная батарея «Шторм», плазмомет «Вспышка»… может, еще и лазерник «Скат». Если это пиратская посудина или корабль Патруля. Если там горнодобывающий модуль, то лазерник не влезет.

– Нам без разницы, – фыркнул Зиновий. – Нам отбиваться нечем, и щитов у нас нет. Он нас размелет в труху.

– Мог бы уже и пальнуть, – заметил Роман.

– А зачем? – Зиновий снял очки и принялся ожесточенно протирать стекла. – Если он гонится именно за нами, то знает, что мы голые и босые.

– Если он видел, как «Сильвана» прошла через гипер, то тоже понимает, что мы не вооружены, – добавил Роман.

– Ну и зачем мы ему сдались? – спросила Ленка. Я заметил, что с того момента, как мы стартовали, она перестала отделять себя от похитителей. Наверное, это правильно – оказавшись в одной посудине посреди бескрайнего космоса, стоит держаться вместе.

– Ну как зачем… – Зиновий надел очки. Тон его изменился, теперь он вновь стал прежним Мастером – ироничным и самоуверенным. – Я полагаю, администрация Плюшки вскоре после нашего отбытия объявила немаленькую награду за нашу поимку… особенно за возврат вот этого контейнера.

– Сколько? – спросила Лена.

– Тысяч сто.

– Что???

– Тысяч сто. Ну – двести, двести пятьдесят…

– Что вы украли? – почти весело спросила Лена. – Нет, честно, ребята? Не дайте помереть в неведении.

– Помирать будем – скажу, – отрезал Мастер. – Лучше думай, как спастись.

– Да никак. Удрать мы от него не удерем, у нас ниже скорость, хуже маневренность… все у нас хуже! Защиты нет, оружия нет. Эта штука – она хрупкая?

– В контейнере? – Мастер помедлил. – Да, хрупкая.

– Тогда он не станет палить ракетами. Подойдет вплотную и аккуратно почикает нас лазером. Если нет лазера – будет стараться зацепить плазмой, но только аккуратненько.

– Как близко подойдет? – спросил я.

– Да какая разница? Я бы подошла вплотную, – сказала Лена с такой уверенностью, что у меня возникли некоторые подозрения о ее рабочей биографии. – Метрах в десяти легла бы на параллельный курс, компьютеру задала сопровождение, а сама села к пушкам. Как в тире.

Чужой корабль на экране уже преодолел половину расстояния до нас.

У меня вдруг возникла мысль. Нелепая… но чем черт не шутит.

– Вот в Первую мировую войну, сто лет назад, на самолетах часто и оружия не было, – сказал я. – И если они сходились в воздухе, то пилоты принимались палить друг в друга из револьверов.

– Забавники, – фыркнула Ленка. – И что, попадали?

– Помолчи, – остановил ее Роман. – Так… и что ты предлагаешь, Катран?

– Да ты уже и сам понял, – сказал я. – Шарахнуть в этого «Берсерка» из твоей пушки, как он подлетит. Можно и из пистолетов добавить. У нас есть скафандры?

Никто даже спорить не стал – из чего я понял, что положение и впрямь критическое.

– Мой комбинезон в аварийном режиме выдержит минут десять, – сказала Лена. – Там никакой терморегуляции, да и воздух утекать будет, но…

Она запустила руку за голову и вытянула из кармашка на спине капюшон – прозрачный, будто из полиэтилена.

– Открой бардачок, – попросил Мастер.

Я открыл ящик, на который он указал, и вытащил оттуда два свертка. Это были балахонистые костюмы из прозрачного пластика.

– Аварийные гермокостюмы, – пояснил Мастер. – Гарантированный срок службы – пятнадцать минут. Воздушная таблетка работает минут двадцать.

– Их два, – сказал я.

– Конечно. Для пилота и запасной. Или для пилота и напарника, если вдруг кому-то взбредет лететь на «Сильване» вдвоем. – Зиновий помолчал. – Один, конечно, твой. Без пилота нам всем кранты.

– Значит, кто-то из нас отлетался, Мастер, – сказал Роман. – Нефиг было выпендриваться, джинсы таскать!

– Нефиг, – согласился Мастер.

– Я в гермокостюм вряд ли влезу, – продолжил Роман. – Так что одевай ты… и бери плазмострел. Я попытаюсь задержать дыхание, если вы справитесь за минуту, то у меня есть шанс…

– Ты мне в благородство не играй! – неожиданно завелся Мастер. – Тоже мне, герой… только ты сможешь разобраться в этой хрени! – Он ткнул рукой в контейнер.

– Я вот тебя сейчас приложу по кумполу, а потом запихну в гермик! – пригрозил Роман.

– Ребята, вас одно удовольствие слушать, – неожиданно сказала Ленка. – Но если я предложу, как спастись обоим – сколько вы мне заплатите?

– Ты сдурела, – убежденно сказал Роман. – Ты можешь сейчас думать о деньгах?

– Хрупкая девушка в нашем жестоком мире просто обязана о них думать. Всегда.

Роман и Зиновий переглянулись.

– У меня на счету семь тысяч, – сказал Роман.

– У меня тринадцать с мелочью, – признался Зиновий.

– А то у Ищущих нет тайных счетов на Плюшке!

– Это общественные деньги, – быстро нашелся Зиновий.

– Ну и жадобы… – Лена похлопала себя по карманам. И достала из одного еще один плотно сложенный пластиковый пакет. – Это мешок для упаковки грузов, чувствительных к перепадам давления. Он должен выдержать в вакууме некоторое время.

– Ты что, все время с собой его таскаешь?

– Грузить свой «Феникс» я собиралась. У меня барахлит герметизация грузового отсека, а отскабливать от стенок содержимое лопнувших банок мне надоело.

Роман молча взял у нее из рук пакет. Сказал:

– Боюсь, это мое обиталище… мне гермик нужен нестандартный. А здесь я уж съежусь как-нибудь.

– Одеваемся, быстро! – Мастер вручил мне один пакет с гермокостюмом, второй взял себе. – Смотри на меня, делай как я!

Я смотрел и делал.

Ботинки пришлось снять – причем в душной и затхлой атмосфере корабля сразу запахло несвежими носками. Пластиковый комбинезон был просторным и влез я в него довольно легко – через здоровенный разрез на груди. Разрез закрывался банальным «репейником», а для герметизации надо было раздавить впаянную в шов ампулу. Жидкость должна была спаять отверстие… как сказал Мастер, «как правило, это получается». Голову закрывал такой же прозрачный чехол, под подбородком крепилась крупная, сантиметров пять диаметром «таблетка». На нее требовалось плюнуть – или просто лизнуть, после чего она двадцать минут выделяла кислород. Опять-таки в теории. Как я понял, на практике мало кому доводилось пользоваться аварийным гермокостюмом.

Оптимизма это не внушало.

– Тетенька, – тоненьким голоском сказала Лена, глядя на нас, – продайте мне тысячу презервативов. Я хочу маскарадный костюм сделать.

– Очень смешно. – Зиновий с отвращением разглядывал свои руки в подобии хирургических перчаток. – Раздует, блин… Лена, плазму возьмешь ты. Твой комбез покрепче.

– Да без проблем. – Лена достала из кармана перчатки, надела, пристегнула к рукавам – там тоже был какой-то хитрый механизм герметизации. Меня радовало лишь то, что шлем в ее комбинезоне был такой же пластиковый, как и наши гермокостюмы. Может быть, это все-таки работает?

– Катран, твоя задача – развернуть корабль дверью к вражескому, – сказал Зиновий. – Так… и погаси свет. Вот эта кнопка. Как развернешь: нажимая эту кнопку, мы стравим воздух из кабины. Потом эту – дверь откроется. А потом молись, если умеешь.

Он еще раз проверил разрез на груди – и сдавил ампулу. Раздалось шипение, шов мгновенно помутнел на всем протяжении. Высунув язык, Зиновий энергично принялся лизать кислородную таблетку.

– Герметизируйте меня, блин! – рявкнул Роман, уже забравшийся в мешок.

Лена молча раздавила ампулу на мешке, спаяв шов точно таким же образом, как и на гермокостюме.

Вот только никакого источника кислорода у Романа не было. Только тот воздух, что был в мешке.

Я посмотрел на навигационный экран – вражеский корабль был уже совсем рядом. Тянуть дальше не стоило – я провел рукой по шву своего комбинезона… вроде как держит. Раздавил ампулу. Раздалось шипение, запахло чем-то едким, химическим. Вроде как шов «зарос»…

Я плюнул на таблетку и она тихо зашипела.

Ну все, теперь можно и пилотировать…

Аккуратно двинув джойстик, я развернул корабль. И увидел приближающийся «Берсерк». Он был ощутимо больше – и, как ни странно было об этом сейчас думать, красивее нашей «Сильваны».

Наш корабль, что ни говори, слегка напоминал современные «челноки» – ну или военные самолеты. У него были куцые крылышки и закрепленные на них двигатели.

«Берсерк» походил на подкову, летящую «рожками» вперед. Слева у него было что-то наподобие крыла обратной стреловидности, справа – непонятный пилон, то ли с оружейной консолью, то ли с каким-то иным устройством. Когда корабль приблизился, я понял, что «крыло» на самом деле является жилым отсеком – оно было толщиной метра три и в нем тускло светились огоньки иллюминаторов. Он весь был какой-то неправильный, нелогичный – и при этом гармоничный. Как восточная музыка – европейское ухо она режет, но на самом деле в ней есть гармония, просто она другая…

Мастер стукнул меня по плечу, скорчил страшное лицо.

Я торопливо нажал на кнопку разгерметизации.

Дверь вроде бы не открылась, но воздух из кабины стал выходить. Обвисший на мне гермокостюм начал раздуваться. Перчатки стали толстыми, будто сосиски, пластиковый пакет на голове раздулся, изображая из себя шлем.

Да, в детском неприличном анекдоте, который вспомнила Лена, определенно было что-то верное.

Вражеский корабль тем временем приблизился окончательно – и остановился, зависнув от нас метрах в десяти. Лена лежала на полу, прямо на окоченевшем теле убитого ею налетчика, и держала в руках принадлежавшую Роману пушку. Роман, скорчившись, сидел в раздувшемся как воздушный шар прозрачном мешке – меня почему-то поразило, что изнутри мешок уже весь запотел…

Роман снова меня пихнул – и я нажал на кнопку открытия двери. Уж не знаю, как здесь все работало, обычный сенсор вряд ли отозвался бы на прикосновение закатанного в пластик пальца. Но этот сенсор сработал – дверь уползла вбок. Остатки воздуха вынеслись из кабина роем сверкающих белых снежинок.

Пушка в руках Лены вздрогнула, по кабине прокатился тугой удар. Дуло плазмомета окутало стремительно рассеивающееся огненное облачко.

А на «крыле» вражеского корабля вырос огненный фонтан. Лена всадила заряд прямо в иллюминатор – и внутри кабины теперь бушевал огонь. Как зачарованный я смотрел на иллюминаторы – один за другим они взрывались, выплескивая наружу короткое, гаснущее пламя.

Зиновий повернулся ко мне. Очки у него сползли, шлем запотел изнутри. Глаза округлились будто блюдца. Он что-то орал, не сдерживая восторга.