2

Вполне приличный ручеек нашелся почти сразу, как только мы спустились с другой стороны холма. Неширокий, с каменистым дном, он вполне вызывал доверие жаждущего купания и питья. Водой я пропиталась еще с Москвы, но помыть лапы и физиономию – хотелось. Своего рода условный рефлекс на непредвиденные обстоятельства.

Скинув кожаную куртку, я обнаружила на ней загадочные разводы, которые невольно вызвали мысли о составе нашей дождевой воды. Ну, да Бог с ней. Если все пойдет, как идет, у нас может больше никогда не возникнет досужий интерес к осадкам в мегаполисе.

Я возблагодарила судьбу за то, что она выбрала в общем-то благоприятный день для столь радикального поворота. На дачу я собиралась, как в любое другое место: методом тыка покидав то, что по идее могло мне пригодиться. Лишь бы тащить не тяжело было. На сей раз метод себя на удивление оправдал. Одежда, возможно, и не слишком совпадала с местным климатом, но содержание «переметной сумы» делало настоящее положение не таким убогим. Была понтовая зажигалка «зиппа», удачно свежезаправленная, большая пачка влажных салфеток, рулон армированного скотча, упаковка пластыря… А еще отличный кукри², который я планировала повесить на стену в дачном доме с остальной папиной коллекцией. Таким здоровым ножом картошку, конечно, не почистишь, но это лучше, чем совсем никакого ножа. Еды вот только не было предусмотрено. Разве что минералки бутылек малюсенький.

– Кушать, однако, хотца…

Наташа почти обернула свое гибкое тело вокруг костра, чтобы сохранить тепло. Блики прыгали по ее блестящей шкуре.

– Тебе проще, – отметила я. – Ты вполне можешь выйти на охотничью тропу и показать дичи кузькину мать.

– Не пори чушь! Я не могу вот так с ходу жрать сырое мясо! – тоном примадонны заявила подруга.

– Разумеется, – миролюбиво согласилась я, обхватив руками колени, – ты предпочитаешь дождаться момента, когда разница между мной и местной фауной для твоего организма исчезнет. Станем героями недолговечной сенсации. Газеты введут рубрику под названием «Из жизни русских каннибалов», где будут публиковать материалы следствия. И все будут давать в суде показания, какая милая и вежливая девочка ты была, какой подающий разнообразные надежды специалист… Даже жаль, что я этого не увижу… Хотя, если призадуматься, тоже мне, супер-новость.

Наташа фыркнула. Через несколько секунд мы ржали обе, потом я продолжила:

– Вообще-то мы могли бы и пожарить то, что ты словишь, никто не просит тебя есть это сырым. Смех смехом, но мне почему-то кажется, что твоему организму требуется намного больше энергии, а значит и жратвы. Эти твои пиротехнические эффекты…

– А что, если рыбу попробовать ловить? – тоскливо предложила Нашка. – Вот только чем? Ягоды еще можно собирать. Коренья там всякие. Не обязательно же на оленей охотиться. А вообще, – она встала и потянулась, – давай подождем до утра.

– Ты надеешься, что у нас коллективная галлюцинация и утром мы проснемся каждая в своей кровати безо всяких лисьих ушей и чешуи? – усмехнулась я.

Нашка обиженно засопела и заняла свою начальную позицию, обернувшись кольцом вокруг костра.

Я вздохнула и, достав нож, отправилась на поиски елок. Потому как если на еловые лапы постелить мою куртку, надеть теплые носки и накрыться свитером, то сны мне будут сниться вполне сносные.

Вот тут я ошиблась. Снилась мне какая-то тягомотная ерунда. Будто нашла я клад и бегу с ним по бескрайнему полю, чтобы кому-то передать. А за мной мчатся почему-то размахивающие сачками люди, чтобы его отобрать. А я бегу и бегу и никак не могу вспомнить, кому же должна отдать ценный приз. И все это продолжается бесконечно долго – я даже поняла, что сплю, разозлилась, развернулась к своим преследователям, состроила рожу и исчезла. Проснулась от холода и с затекшими ушами – оказывается, я спала, уткнув в них руки, а локти уперев в свой импровизированный растительный матрас. Неудивительно, что мне приснилась какая-то чушь.

Да, Нашкины надежды на фата-моргану не оправдались. В чужом мире было раннее-раннее утро, даже мягкие лапы тумана еще только-только робко поползли по низине в нашу сторону. Наташа спала, свернувшись тугим непонятным клубком, из которого вертикально, как флагшток, торчал хвост. Я не стала ее будить: тихонько набрала веточек, развела костер и задумалась на животрепещущую тему питания. Если время здесь идет так же, как у нас, ни о каких ягодах-грибах скорее всего не может быть и речи. Но, с другой стороны, а вдруг нет. Судя по вчерашней температуре, здесь могла быть и середина лета. Мои вялотекущие мысли прервало сонное бормотание:

– Ма, закрой окно, холодно.

– С удовольствием бы закрыла, деточка, – притворно ласково сказала я, – только вот тут с окнами туго. Как только найдем хоть одно, я его сразу закрою, не сумлевайся. И даже запру на оба шпингалета.

Нашка высунула из клубка голову и нехорошо уставилась на меня сонно сощуренными глазами:

– Грр… Рене… с каких пор ты по утрам так болезненно болтлива? Обычно ты в такое время суток издаешь фразы не больше, чем из трех слов. Включая междометия…

– Обычно я вообще не просыпаюсь в такое безбожное время, тем более посреди леса в компании с депрессивной рептилией.

– С депрессивной от голода рептилией, – удрученно отметила Нашка, похлопав себя по блестящему брюшку. – Впрочем, я себя просто накручиваю. Не было в моей жизни диетических подвигов, что ли?.. Говорят, делать паузу в еде вообще полезно. Стимулирует что-то там…

– Вот поскольку нам обеим сие переживание не в новинку, предлагаю направить наши стопы в произвольном направлении. Еду поищем, посмотрим местные достопримечательности.

– Ну, конечно, – фыркнула Нашка. – Слабо надеюсь, что земля и здесь довольно круглая, в крайнем случае вернемся на то же самое место. Впрочем, если тебе все равно, пошли под горку. Что-то неохота на пустой желудок альпинизмом заниматься.

Мы прибрались и пошли.

Редкий лесок сменился некошеным лугом, потом березовой рощицей и снова лугом. К счастью, никаких видимых аномалий с окружающей природой, помимо второго солнышка, не наблюдалось. Полянка – лесок, лесок – полянка. Вполне благополучная с точки зрения экологии местность: ни малейших признаков человека. Хотя для нас это скорее был минус. Вдруг это вообще необитаемый континент. Или еще хуже, тут обитают какие-нибудь злобные туземцы. А колдун-молдун, который нас сюда приволок, сидит себе спокойно дома в другом полушарии, пьет коньяк, закусывает пельмешками и в ус не дует.

Пока я размышляла над нашей незавидной долей, мы снова оказались в лесу, на сей раз состоящем из гигантских ясеней. Основательные пожилые деревья были столь педантично расположены в шахматном порядке, что возникало подозрение о воле какого-либо сапиенса.

– Эльфийское королевство, – пробормотала Нашка, все еще находящаяся под впечатлением от недавно прочитанного Толкиена.

– Что-то мне пока неохота встречаться с теми эльфами, – ответила я, с неудовольствием вспоминая, что этот волшебный народ ловко стреляет из луков и, кажется, страдает обостренной ксенофобией.

Впрочем, никаких иных признаков присутствия разумных организмов не наблюдалось. Дороги не было – мы прокладывали свою собственную. Упрямые плети колючего вьюнка норовили ухватиться за ботинки. Откормленные разноцветные пичуги, которых я не могла опознать, спускались почти к самому носу, чтобы изучить странных посетителей. Если бы не наше странное положение, я могла бы только радоваться такому отпуску. Впрочем, чем дальше мы шли, тем больше растворялись мои «бы», потому что вместо озабоченной состоянием собственного маникюра и банковского счета Рене, тихой сапой образовалась какая-то новая личность. И у нее были совсем иные ценности, никак не связанные с пятном от машинного масла на джинсах. Кажется, даже слуховое и зрительное восприятие мира изменилось. Нет, не просто изменилось: как будто сравниваешь здорового человека и слепоглухого с нарушенным обонянием. Кто бы мог подумать, что человеческая природа настолько ущербна.

Я замерла. Нашка впереди неспешно двигалась, шурша палой листвой, кажется, даже навывая себе что-то такое лирическое. Значит, не показалось, действительно изменилась я. Сотни незнакомых запахов и звуков накинулись на меня как рой диких ос. Слабые и сильные, приятные и не очень, они, не считаясь с моими желаниями, заталкивали в меня информацию о ДНК чужого мира, которую я пока не взялась бы расшифровывать. Все предметы, ближние и дальние, приобрели небывалую четкость: можно было увидеть блестящую росой паутинку на папоротнике метрах в пятидесяти или затаившуюся под листом крошечную землеройку, почти неразличимую в тени, но вполне различимую для меня. «Похоже, именно это называется соколиным зрением», – отстраненно подумала я. Разумом я понимала, что это довольно странно, но удивиться по-настоящему так и не смогла, и, как ни старалась, воспринимала все происходящее как должное. Я «должна» именно так чувствовать, а то, что было до того – не более чем досадное недоразумение, в результате которого какой-то раздолбай-демиург не обеспечил мне нужной чувствительности. Но теперь-то эта ошибка исправлена.

Кроме обновленных трех чувств добавилось еще что-то, что, за неимением лучшего слова, можно было бы назвать усовершенствованной интуицией. Вот, например, Нашка, моя любимая одноклассница, полтора десятка лет знакомая, ведро соли вместе сожрано, вызывала у меня чувство опасности. Причем не умозрительное, а вполне конкретное, сопровождаемое графично-неаппетитными подробностями того, что она может со мной сделать, буде я ее основательно разозлю. И если бы где-то на дне сознания не копошилась та Рене, которой я была меньше суток тому назад, я бы, не задумываясь, шмыгнула в кусты и только меня и видели.

Потом новая я вроде бы смирилась с наличием столь близкой опасности и обратила внимание на другое – на свой пустой желудок и… доступно скачущую по полянке метрах в двадцати еду! И вот это кошмарное несоответствие моя новая личность категорически не собиралась мне спускать.

Сумка почти бесшумно упала на землю, спина ссутулилась, в беззвучном рычании вздернулась верхняя губа, обнажая зубы. Словно судорогой свело пальцы на руках. Но все эти изменения происходили малозначительным фоном. Важно было только то, что я чувствовала. Голодный хищник + еда = довольный жизнью сытый хищник. Еда. Теплое живое мясо. Еще секунда, и я ее уже видела. Мышцы сжались пружинами. Прыжка я даже не почувствовала, услышала только, как легко хрустнуло что-то под моими пальцами. Мягкая тушка упала в траву. «Мало одного», – сообщил внутренний голос. Еда была очень глупой: отдельные ее представители только слегка переместились к лесу и продолжали щипать траву. Хорошо… Просто отлично… Лицо снова исказилось беззвучным рычаньем, и все слилось перед глазами. Впрочем, глаза вообще сейчас были не важны. Движение на уровне инстинктов: прыжок, острые когти входят в покрытую мехом плоть, и снова прыжок за новой жертвой. Комья дерна вылетают из-под моих ног при резком повороте. И снова мягкая шкурка и хрупкие кости под моими когтями. Чужие жизни, оборвавшиеся, чтобы продолжить мою.

В охотничьем угаре тело не чувствовало усталости и наверняка не стало бы останавливаться, если бы добыча вдруг не догадалась, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Словно повинуясь пистолетному выстрелу на старте, животина брызнула в лес. Вслед ей понесся жуткий и торжествующий то ли вой, то ли лай. Такой пронзительный, что у меня заложило уши. И все же были большие подозрения, что родился этот кошмарный звук в моем горле.

Не знаю, сколько прошло времени. Я сидела, упираясь руками в землю и тупо глядя в пространство. Я все еще была голодна, но хищник отступил, видимо, удовлетворившись самим фактом охоты. Руки были в чем-то липком, и мне не надо было опускать глаза, чтобы точно знать, в чем именно. Маленькие беззащитные зайчики. Или это кролики? Нет, я не «зеленая» и не вегетарианка, но как-то это уж слишком брутально. Способность добывать пищу таким образом – это не то, что я хотела о себе знать. Впрочем, моей новой личности виднее. «Приехали, – уныло отметила я, – здравствуйте, мисс Хайд! Очень приятно с вами познакомиться».

Нашка покрутилась рядом, потом, видимо, поняла, что как адекватный собеседник я пока не существую, вздохнула и принесла мою сумку. Потом прошлась по полянке, собирая тушки, которые я по-прежнему не хотела считать своей добычей.