– Я охотиться не люблю, больше рыбалку предпочитаю или грибы-ягоды пособирать. А вот друг детства мой – мы с ним с детского сада не разлей вода – вот он охотник заядлый. Вообще, он такой мужик, жёсткий, с характером, не зря полковник милицейский. Он меня иногда на охоту вытаскивает. Вот и в этот раз поехали охотиться: я, друг мой, капитан с его службы и капитана двоюродный брат. Идём по лесу, и как-то так получилось, что мы с полковником в одну сторону, а эти двое в другую. Ну, понятно, они помоложе, у них свои интересы, у нас, стариков – свои. Идём, значит, слово за слово, природой наслаждаемся. Вдруг смотрим, этот брат капитана бежит прямо на нас, руки вверх растопырил, глаза выпучил, рот открыл, но молчит – видать, дар речи потерял. Подбежал, значит, к нам, мычит и пляшет вокруг нас. Мы ему: «Чёш случилось-то?». Он молчит, только жестами зазывает нас за собой пойти. Мы, понятно, пошли, ясно уже – что-то серьёзное произошло, не до дури.

Прошли где-то с полкилометра, как брат капитана остановился и руками в кусты показывает, а сам подходить близко боится как будто бы. Ну, подошли мы к кустам, ветки раздвинули, смотрим, а там такое! На что полковник – человек привыкший – и тот остолбенел… Лежит там капитан на спине, вместо лица – бифштекс с кровью, а где левая глазница должна быть – рукоятка ножа торчит, здоровая такая. Я нож этот узнал: он им с утра передо мной хвастался. И, надо сказать, было чем – отличное оружие: клинок из дамасской стали, рукоять ореховая. Что произошло – ни хера не понятно. Ясно только одно: кто-то этот нож ему в глазницу по самую рукоятку вогнал. Понятно ещё, что это не лось и не кабан. Ну, дальше пошло-поехало – менты, прокуроры, следствие, версии и всё такое. Первое подозрение, ясное дело, на брата упало. Потом нас с полковником подозревали: мол, у полковника с капитаном служебные трения какие-то были, вот полковник меня в сообщники взял, и мы его грохнули. Должны были и брата его грохнуть, но тот с ума вовремя сошёл. Жутко неприятно всё это было… В итоге выяснилось, что никто капитана не убивал. Да-да! Спасибо экспертам-баллистикам. Оказывается, патроны оказались самопакованные. Такой патрон туго заходит в патронник, и капитан досылал его этим самым ножом своим распрекрасным. И вот в тот трагический момент задел капитан, получается, капсюлю ножом, из-за чего и произошёл выстрел, а гильза, выскочив из патронника, толкнула нож – и тот вонзился прямо в глаз так любившему его хозяину.

Русский человек особенно склонен к сопереживанию, когда пьян и всем доволен, потому эта история ввергла слушателей в особенно тягостное молчаливое сочувствие. Первым очнулся весельчак полковник.

– Да, ну и нагнал ты ужаса, грибак ты грёбаный. Ха-ха… а такой весёлый был. Йе-эх. Ладно, исправлю ситуацию. У меня, как и у капитана милицейского, безвременно усопшего, тоже брат двоюродный имеется.

Но, – полковник с комичной важностью поднял руку и все тут же расслабились и заулыбались, а пенсионер привычно залился смехом. – Но, на этом параллели заканчиваются. Мой брат – человек сугубо гражданский и охоту даже, по-моему, глубоко презирающий… Так вот, помните, при Горбачеве талоны на продукты были? Такие листки, на квадратики разлинованные, с названиями продуктов. Типа «Январь – гречка», «Апрель – чай». Купил товар – продавец квадратик соответствующий отрезает. Так вот, моего брательника жена в магазин постоянно засылала. Томиться он, значит, как-то раз в очереди нескончаемой. Вокруг народ нервничает. Тут из бурлящей толпы мужик весь взмыленный выныривает и – к прилавку. Протягивает талоны и орёт на весь магазин тонким зычным голосом: «Э-э, девушка, отрежьте мне яйца и хрен». Тут старичок, не справившись с очередным приступом хохота, упал спиной на пол, схватился за живот руками и инфантильно задрыгал ногами, чем вверг и всех остальных в безудержное веселье. Коврин самозабвенно хохотал вместе со всеми. Ему было очень хорошо тогда. Он купался в радости и веселии, испытывая самые добрые и искренние чувства к окружавшим его людям, и жаждал делиться – делиться с ними своими чувствами. Не прекращая смеяться, он начал рассказывать:

– С моим другом произошло. В молодости, когда они только встречались со своей нынешней женой, Аней. У Ани родители на выходные и на праздники уезжали на дачу, и квартира оставалась в полном её распоряжении. Надо ли объяснять, как влюблённые парень с девушкой использовали этот подарок судьбы? И вот как-то раз Олег – так приятеля моего зовут – выбравшись из горячих объятий любимой, направился в туалет. Расположился, значит: журнальчик листает, сигаретку покуривает. Тихо. Ночь. Вдруг слышит – дверь входная открывается и голоса. Родители вернулись. Олег, конечно, в панике. Родители Ани хоть и знали, что их дочь встречается с Олегом, но во всю глубину их взаимоотношений посвящены не были. Как тут быть – ситуация патовая! Олег, в общем, застыл, пошевелиться боится, надеется, что Аня как-нибудь выкрутится. Вдруг, как гром разразился – тяжёлые шаги приблизились мгновенно, и дверь перед Олегом открывается. На пороге будущая тёща в немом крике замерла. Забыл, засранец, туалет закрыть! Вместо того чтобы рефлексировать, лучше защёлку проверил бы! Растерялся он вконец, только в полуобморочном состоянии на автомате произнёс: «Здрасте, тётя Вер, Аня дома?» Это он так, на автомате… Обычно, когда заходил за Аней гулять, мать открывала, он так и говорил. Представляете, баба к себе домой ночью приходит, ломится в сортир, а там парень её дочери на толчке сидит и выдаёт: «Здрасте, тётя Вер, Аня дома?» Хах-ха-ха!!!

– Ох, вот да, про девушек тоже вспомнил… и про засранца… – Режиссёр под давлением воспоминаний замотал головой. – В студенческие годы случай произошёл со мной – до сих пор в жар бросает от неудобства, как вспоминаю. То ли на первом курсе я учился, то ли на втором… не суть. В общем, как-то утром спешу я на лекцию. Дошёл до троллейбусной остановки, вдруг ка-ак прихватит меня – живот скрутило. И чувствую – сейчас разорвёт изнутри. Я назад посеменил маленькими шажочками – боюсь лишнее движение сделать. Прошёл так метров пятнадцать, смотрю, отпустило. Ну, я разворачиваюсь – и к остановке. Только дошёл – опять схватило пуще прежнего. Я опять к дому посеменил. Прошёл в этом кошмаре метров пятьдесят на этот раз и чувствую – опять отлегло всё, будто бы и не было. Хорошо так стало, легко. Ну, я снова к остановке. Смотрю – троллейбус подъезжает. Так я чтоб успеть, на бег перешёл. Но, видно, зря я нагрузки повышенные организму дал – на бегу меня опять скрутило. Я встал, как вкопанный, застыл, сжался – изо всех сил своё держу. Пару минут вообще с места сдвинуться не мог. Так-то. Пока отошёл чуть-чуть, решил, что теперь точно домой дойду, облегчусь, даже если по дороге опять отступит. Иду, сосредоточившись, шажки стараюсь как можно меньше делать, дышать глубоко опасаюсь. Почти полдороги так преодолел. Начал чувствовать уже приближение спасения. И тут такой удар судьбы, что представить страшно… Я был тогда влюблён в девушку из нашего двора, Дашу. В любви, признаться, робел. Она, кстати, вполне возможно, испытывала ко мне ответное чувство – общалась она со мной всегда очень хорошо. Проверить, правда, это не пришлось… из-за этой вот истории, кстати! И вот я в таком вот состоянии и – она, любовь моя, ко мне навстречу порхает. Первая мысль – исчезнуть. Огляделся. Шансов никаких – справа стена, слева дорога, ни подворотни, ни подъезда, ни перехода. Абгалдырь полный, короче. Отчаяние и безнадёга. А она идёт вся такая счастливая, аж подпрыгивает. Меня увидела, заулыбалась. Руками замахала. И – прям ко мне. Я весь скрючился в нелепой позе у стены дома, стою – ни жив, ни мёртв. Подбегает: «Привет, – говорит. – Что-то ты, – говорит, – бледный весь, испариной покрылся, – говорит, – стоишь тут весь скрюченный… заболел что ли?» А я ей: «Да, вот, – говорю, – что-то ногу свело, – сказал я первое, что пришло в голову, и указываю глазами на правое бедро». Ну, что я мог ещё сказать в такой ситуации!? Что стою, обосраться боюсь? А она: «Вот эту?». Я: «Эту». И она, любовь моя заботливая, находчивая, вдруг снимает брошь и всаживает мне иголку в бедро. Тут всё моё, всё, что я так старался всё утро внутри удержать, вдруг хлынуло наружу. Я в отчаянии глаза к небу поднял. А она спрашивает: «Ну что, полегчало?». Я молчу, облака разглядываю, про себя думаю: «Полегчало, а как же! Так полегчало… полное облегчение!» – «Ну ладно, – говорит любовь моя, – тогда я побежала…» Она быстро развернулась и пошла. Я посмотрел ей вслед. И увидел я как она, сделав пару шагов, от смеха прыснула. Меня резануло по сердцу – догадалась! Больше мы с ней после этого не общались… Вот такая любовь бывает!

После этой истории старичок смеялся несвойственно сдержанно, только чуть-чуть тихохонько похихикав, после чего взял слово, видимо, решив реабилитироваться после своего совсем несмешного рассказа:

– На рыбалку мы собрались большой компанией…

– Молчи, грусть, молчи, – взмахнул кулаками над старичком полковник, – опять весь праздник попортишь.

– Не, не. Сейчас весёлую историю расскажу. Правда, весёлую!

– Ну, смотри, грибак, я тебя предупредил!

– Значит, на рыбалку поехали. Человек двенадцать мужиков. Понятно, что половина едет просто водки попить – им рыбалка эта, как ежу весло. Вот выпивохи эти и устроили протест – не захотели до хорошего рыбного места идти, потребовали остановиться поближе. Пить же надо скорее, как же! Ну, ладно, что делать, уступили их напору, расположились. Поставили удочки – клёва ноль. Ну, для тех, кто понимает, ясно сразу – нет там рыбалки. После выпивки аппетит разыгрался. Конечно, была там кое-какая закуска, консервы там, бутерброды, но все на уху рассчитывали, а рыбы – нету. Решили с места сниматься и идти всё-таки на рыбное место. Ладно, пошли. Тут вдруг дождь зарядил – ливень страшный, стеной вода стоит, гроза, гром, мгла. В таких условиях с дороги сбились. Заплутали. Смеркаться начало, а мы в глухом лесу. Ходили-ходили пока силы были, а потом повалились все на землю – мочи нету. Дождь всё льёт, темень – глаз коли, лес густой. В таких условиях ни палатку поставить, ни костёр разжечь. Вот что делать? Протрезвели все, есть захотелось – уже сил никаких нету терпеть. Стали доставать у кого что осталось из провизии. Оказалось, что у всех по мелочи. У кого консервов банка, у кого баранки, у кого пара яблок. А вот у одного – котлет здоровый такой кулёк остался. Жена позаботилась, собрала. Как же – первый раз муженёк на рыбалку идёт! Но смех смехом, а тогда котлеты эти прям спасением для нас оказались. И водки было ещё вдоволь. Достали водку, котлеты, сели в круг. Налили прям посередине кетчуп с горчицей, в траву, и вот сидим – водку пьём, котлеты в горчицу и кетчуп макаем – закусываем. Скоро дождь поутих, и мы все пьяные да сытые вповалку заснули. Рано утром дикий отчаянный рык заставляет весь наш лагерь вскочить. В панике оглядываемся: что такое? Сначала я подумал – медведь напал. Но нет, не видать зверя. Потом смотрю – это наш орёт. Стоит, то есть, мужик чуть поодаль у дерева и рычит прям. Дико, как зверь рычит. Мало рычать, он мотается весь, запрокидывается, мечется и блюёт во все стороны, прям наизнанку всего выворачивает. Мы к нему: чё да как. А он рычит, остановиться не может, только одной рукой на место, где мы вчера пировали, тычет. Сначала не поймём, чего он показывает. Подошли, посмотрели. Ну, валяются там бутылки, окурки, пятно от горчицы с кетчупом осталась с ошметками котлет, мусор всякий… а потом, их-х, ядрена кочерга, мать честная! Там, вперемешку с кетчупом и горчицей… помёт лосиный. Я эти окатыши точно узнал. Оказывается, мы кетчуп с горчицей в лосиный этот помёт налили – в темноте-то не видно – и в это месиво котлеты тыкали. Так вот и поели мы котлет с лосиным дерьмом…

Так, в веселье, прошёл весь день. Уже за полночь все пьяные и довольные развалились по полкам, и только ещё с полчаса тишину нарушали хихиканья старичка-грибничка.

Наутро, стараясь не замечать недосыпания и абстинентного синдрома, новоиспеченные приятели распрощались очень дружно, обменялись телефонами и пообещали друг другу обязательно вместе выбраться на рыбалку.

Москва… когда слышишь слова «Моя Москва» или «Москва – мой город», ухо всегда режет фальшь. Очевидно, что Москва не принадлежит своим жителям, наоборот – это они принадлежат своему мегаполису.

Москва забирает у человека волю, полностью подчиняя его своим законам. Москва – наркотик. Она даёт иллюзию эйфории, а затем начинает выкачивать из попавшегося на крючок силы. Москва, как чёрная дыра, обладая мощнейшей притягательной силой, поглощает все попавшие во влияние её гравитационного поля объекты, которые отдают ей себя без остатка, увеличивая её массу, исчезая в ней навсегда.

Такая вот властная, жёсткая Москва встретила только что прибывших поездом «Екатеринбург – Москва» москвичей и гостей столицы тёмным, хмурым, слякотным зимним утром.