– Я хочу стать директором универмага! – уверенно ответил дальновидный ребёнок в 1975 году.

Через несколько дней на собрании с родителями заведующая детским садом рассказала:

– Товарищи, мы спрашивали у ребятишек, кто кем хочет стать. Игорёк – пожарным, Танечка – доктором, Петя – милиционером, а Павлик сказал, что директором универмага (смех среди родителей). Интересный выбор, я впервые с таким встречаюсь за тридцать лет работы… – мама Павлика готова была вместе со стулом провалиться куда-нибудь – главное, подальше отсюда, но тоже улыбалась, как и все вокруг, «детской неожиданности».

Многие врачи, преподаватели вузов и прочая «прослойка» время от времени пытались подзаработать на базаре, но в регулярный заработок это не превращали. Было стыдно и страшно. ОБХСС всё-таки не дремал на страже социалистической законности. Весь городской рыночный народ был на этом квадрате как на ладони, и попасть в поле зрения милиции было запросто. Да и достать что-то ценное в деревнях не всегда получалось – колхозники тоже хотели жить и выглядеть не хуже городских.

Случаев вынесения приговоров и осуждения граждан Кемерово на реальные сроки за продажу какого-либо штучного предмета на базаре, пусть даже и по завышенной цене, не было. Могли оштрафовать или, согласно статье 33 УК РСФСР («Общественное порицание заключается в публичном выражении судом порицания виновному с доведением об этом в необходимых случаях до сведения общественности через печать или иным способом»), написать письмо на работу: дескать, а ваш-то сотрудник – «махровый»* спекулянт, разберитесь! Ну а дальше – товарищеский суд, профком и отправят неудачника в самый хвост очереди на улучшение жилищных условий. А это, надо вам сказать, был страшный приговор.

Дела по статье 154 милиционеры шили без фанатизма, потому что звёздочку за мелкого спекулянта точно не получишь: «Ну, купил гражданин Петров ковёр за двести рублей и перепродал за триста. Мелкое правонарушение». Гораздо интереснее им были крупные системные перепродажи, совершаемые должностными лицами в торговле и в общепите: уход дефицитных товаров с баз, минуя магазины, скупщикам, махинации в ресторанах. При полном отсутствии в ресторанах СССР контрольно-кассовой техники просторы для обогащения там были необозримыми. Но там у сыщиков была другая проблема: большинство советских директоров в торговле и общепите были хорошо «вписаны» в систему, и голыми руками их не возьмёшь. У каждого из них имелись «свои люди» среди партийцев, больших милиционеров, прокуроров и т. д.

Вдоль ограды базара слева – продавцы ковров. Ковры входили в тройку сакральных желаний советского человека: ковёр, хрусталь и дублёнка. Ни одного, ни другого, ни третьего никто никогда не видел на прилавках магазинов, но у всех на стенах и в сервантах «это» было. Ковры большими цветными парусами висели на деревянном заборе. Те, кто не успел занять место на заборе, продавали с земли, отогнув край ковра для демонстрации узора и расцветки. Где-то там же ещё и мебель.

Вперёд от входа по центру – бабки с семечками. Торговок шесть в ряд. Щегловские кулацкие морды. Зимой – в тулупах, закутанные в плотные коричневые и серые шали. Летом – опять же в чём-то чёрном и замотанные в кокон платков. На земле стоят большие холщовые кули-мешки с жареными и сушёными семечками, за ними на скамеечках сидят необъятные торговки. Одна из них негромко зазывает покупателей:

– Сёмки-сёмки, налетай! В моде свежий урожай!

– Летит в небе самолёт, пилот семечки грызёт, – отвечает ей товарка с другого краю.

Стакан – 20 копеек. Здесь-то и идёт самая бойкая торговля на базаре – покупает каждый второй. Бабки рубят «бабки». Двадцатник – сущая мелочь, найдётся у всякого. Для милиции тулупы с сёмками – «колхозная шушера», а на самом деле – настоящие воротилы теневой экономики! Какие деньги поднимали…

Вся земля, куда ни глянь, вокруг покрыта слоями шелухи. Принято ходить-глазеть, нырять рукой в кулёчек и сплёвывать её на землю. Осенью и весной здесь под ногами специфическое месиво из грязи и шелухи, похожее на навоз.

Как всегда, доступная цена и массовый спрос творили чудеса. В воздухе уже был разлито молоко «быстрой наживы» на купи-продай, но немногие из страждущей лёгких денег молодёжи понимали, что настоящие капиталы куются у них под носом через стакан за 20 копеек. Им грезился Adidas, финские куртки и японские часы с семью мелодиями как предметы для перепродажи и быстрого обогащения. В ходу были сложные схемы – слетать в Таллин, купить там у поляков дешёвую бижутерию и перепродать её в Кемерово или привезти из Калининграда вязаные финские шапки Karhu. Малолетки считали, что где импортное, там и большие барыши. Лопухи! Вот таких «молодых да ранних» и прихватывал ОБХСС. Настоящим искусством крутого барыги при этом было незаметно «скинуть» товар, пока милиционеры вели его к своей будке, которая располагалась здесь же – в глубине барахолки. Деньги он, конечно, на этом терял, но сейчас важнее было уйти «сухим» – без протокола. «Где товар?» – «Какой товар? Сказали идти, я и шёл, а товара у меня никакого и не было…»

Шумит базар! Справа – ряды с аквариумными рыбками, всякими мелкими домашними животными типа хомячков и морских свинок. Далее направо – поросята, кролики. Ещё чуть глубже – гашёная и негашёная известь, корма для домашней скотины, какие-то клетки, самодельные деревянные лопаты, мётлы, веники…

Дальше по прямой – «алики», парни из Средней Азии с прилавками помидоров и огурцов. Тоже малоприметные советские миллионеры, как и грузинские цветоводы – «гвоздичка за рубль». Ну сколько заработаешь на помидорах? Нормально.

У бабушки в доме была свободная комната, которую «алики» регулярно снимали. Имена у них были длинные и замысловатые, и бабушка их плохо запоминала:

– Баба Паша, зови меня просто Алик! – сказал ей как-то один из жильцов, так она всех их и называла.

Овощи привозили машинами. Ассортимент был небольшой, но проверенный: помидоры и огурцы. Сорили деньгами перед местными девчонками, ходили обедать по ресторанам. Не бедствовали.

Центральный пятак, прямо в центре базара – здесь держатся «тёртые калачи»: бесцветные неприметные лица, очки в модных оправах, одежда неброская, но фирма́. В отличие от остальных торгашей, товар напоказ не выставляют – нужно спрашивать, «что есть»: джинсы, дублёнки, импортный трикотаж, финские сапоги, спортивные костюмы и кроссовки Adidas. Товар хранится в машинах, припаркованных где-нибудь на соседних улицах. Примерка и расчёт – там же. Их немного, всего человек десять, выглядят они самоуверенно, особенно ничего не боятся – у них с милицией всё давно «притёрто». «Таких не берут космонавты» под белые руки и не ведут к будке общественного позора; если планируется операция по борьбе со спекулянтами, то в этот день они просто не выходят на работу. Для данных избранных это уже основное место работы; трудовая книжка «лежит» у них где-то для порядка, чтобы не считали тунеядцем.

Фирменная черта центровых – «бегающий» тревожный взгляд. Как настоящие шпионы, они всё время озираются и отслеживают пространство вокруг себя: «Нет ли на горизонте милиции?» Кого им тут бояться? Все же «свои»! Это профессиональный театр для клиента, чтобы он понимал, что покупает уже не просто дефицит, а идеологически вредный «опасный» товар с загнивающего, но чертовски ароматно пахнущего Запада, и поэтому платить за него нужно дорого и не торгуясь.

Торговали центровые не только фирмóй, но и продукцией теневого сектора советской экономики – «цеховиков». «Цеховка» в СССР была разной по качеству – от явной «палёнки», когда на страшные кустарные вещи пришивали лейблы Puma и Adidas, до продукции высочайшего качества, которую было невозможно отличить от оригинальной. Правда, и стоил такой товар, как настоящий. Центровые, конечно, если уж и толкали «цеховку», то только высшей пробы.

Позднее их назовут фарцовщиками, но какие они были «утюги»²⁵? В Кемерово «фромов»²⁶ отродясь не бывало! Определимся с терминами. Фарцовщик брал товар у иностранцев, комбинируя нелегальные валютные и товарные операции. Промышляли в Москве, Ленинграде и портовых городах, куда приезжал интурист. Спекулянт же закупался исключительно за рубли, доставая дефицит через работников торговли, у перекупщиков в столице или у моряков в портах. Ну и под статьёй он ходил, в отличие от фарцовщиков, «мягонькой», а за валюту в УК были уже совсем другие расценки.

Самый ходовой товар у центровых – джинсы. Американские – Levi’s, Montana, Wrangler, Lee или итальянские – Super Rifle, Riorda. Интересно, что в СССР итальянский деним в те годы был популярен чуть ли не так же, как и штатовский. Итальянские джинсы ценили за достойное качество. Они хорошо вынашивались или «пилились», как тогда говорили.

«Те» джинсы стояли «колом»! Именно так и никак иначе. Ноги в новых джинсах просто не сгибались, но это только в первые дни, а затем они постепенно разнашивались. Энтузиасты стирали их в разных химиях, тёрли кирпичной крошкой, чтобы придать поношенный вид.

Джинсы стали троянским конём Запада в совке. Всё началось во время фестиваля молодёжи и студентов в 1957, а потом, как «акт их легализации», в 1969 вышел на экраны культовый мультфильм «Бременские музыканты», где принцесса щеголяет в мини-юбке, а трубадур – в джинсах. Ношение темно-синего «греха» не одобрялось, но и не каралось публично, как это было совсем недавно со стилягами, узкие брюки которых дружинники распарывали до колена и выше.

Какие марки джинсов становились популярными в СССР? В первую очередь те, которые продавались в магазинах «Берёзка»²⁷. Ассортимент в них был сформирован из лучших мировых брендов одежды и бытовой электроники – ведь их задача была реально конкурировать с магазинами в Европе и Азии, чтобы советские загранработники и иностранные дипломаты тратили чеки и валюту в Москве, а не мимо «нашей» кассы – за бугром. Предметом народного фетиша среди тех, кто за границей не бывал и чеков «Берёзки» отродясь не видел, были бело-синие полиэтиленовые пакеты Beriozka Rosinvaluttorg – Moscow. Купить их можно было у цыган за три рубля. Чтобы пакет не порвался и ходил долго-долго, внутрь него вставляли прочную советскую «авоську»²⁸, а сам пакет берегли и носили, как дамскую сумку, и нежно протирали, чтобы не вылупились предательские заломы-потёртости на краске.

В конце 80-х появились и первые советские «экспериментальные» джинсы для бедных: «Тверь» и «Верея». Лучше бы не позорились. Их качество было на порядок ниже зарубежных. Шили-то их не из денима, а из уплотнённого текстиля, изготавливаемого в Ивановской области. Стоили они в столичных магазинах 45 рублей и до Кемерово не докатывались. Но были и ещё более убогие болгарские штаны марки «Рила», получившие кличку «Рыло».

Мой друг Витька Попов в июне 1985 года получил в подарок от родителей на день рождения джинсы. Точнее – решение их купить.

Вместе с мамой они пошли на базар и начали присматриваться к товару. Семья у них была не бедная, поэтому в цене подаренных штанов существенных ограничений не было – всё в рамках разумного.

Цена на джинсы в СССР – вопрос удивительный. В 1980-м их средняя стоимость по стране была 180-200 рублей – хоть в Москве, хоть в Кемерово, а к 1985-му опустилась до 120-150. Это за классику – прямые джинсы «трубы». В это время появляется их конкурент – новый модный силуэт «бананы», которые стоили сильно дороже.

Витька стоял рядом с дядькой в синей джинсовой куртке и внимательно слушал, как тот демонстрировал свой товар молодому парню, явно студенту: выворачивал штанину наизнанку – «строки должны быть ровными, внутренний шов – фабричная оверлочная строчка», показывал штамповку на обратной стороне болтов*, клёпки с микрорельефом. Цену джинсов продавец обозначил в сто пятьдесят, но говорил, что «уступит, если точно будешь брать».

У Витьки до этого уже были настоящие джинсы – прямые, деревянные, резко пахнувшие «не по-нашему». Их ему привезла тётка из Пакистана, муж которой работал там на строительстве чего-то важного по контракту.

Витька слушал и мотал на ус – как проверять джинсы на «палёнку» и как торговаться.

И тут он обратил внимание на скромную девушку, которая держала в руках какие-то совсем необычные джинсы – широченные сверху и зауженные книзу. Таких он раньше в Кемерово не видел.

– Здрасьте, а что это у вас за джинсы?

– Это бананы. Муж-моряк привёз из плавания, вот не подошли – продаю, – девушка явно стеснялась продавать и тем самым вызывала доверие.

– Можно посмотреть? – у этих джинсов, в отличие от классики, была масса новых для Витьки необычных фишек: на бедре чуть повыше правого колена прострочен карман с закрывающей его по диагонали золотой молнией, снизу зауженные штанины тоже застегивались на золотые молнии, собирая или распуская их. Деним был правильно «вонючий». Сзади – шершавая коричневая этикетка с красным принтом – Super Perry’s.

– Откуда?

– Штатовские. Супер Периз. Недорого отдам, за четыреста, – космическая сумма повергла Витьку и его маму в шок. Классические стоили сто пятьдесят, ну, пусть даже сто восемьдесят за Levi’s. А тут – четыре сотни!

Видя их ступор от неожиданно высокой цены, девушка добавила:

– Я к родителям приехала в Кемерово из Риги. Скоро уезжать домой. Хорошо, вам уступлю за триста пятьдесят.

Вот ведь как всё удачно складывалось. Это ещё больше расположило к ней Витьку и его маму. Да, это было действительно очень дорого, но модные штаны им обоим сразу сильно понравились. И такие деньги у них были.

– А какой размер? – спросила мама, показывая готовность к покупке. – У сына – сорок восьмой.

– Сейчас померим, – девушка достала матерчатый метр и ловко обхватила Витьку за талию.

– Нет. Эти ему явно будут большеваты… Но у меня дома есть ещё одна пара точно вашего размера. Давайте встретимся завтра у фонтана на Драме, – предложила замечательная новая знакомая.

– Договорились, – счастливые, что хорошо сторговались, они пошли с базара домой, уже не прицениваясь к другим вариантам.

Назавтра ровно в 11 они сидели, как два солдата, на скамейке у фонтана перед Драмтеатром. Девушка чуть опоздала:

– Здравствуйте! Вот, всё, как обещала, – в руках у неё был обычный белый пакет.

Достали из него джинсы-бананы. Точно такие же, как вчера на базаре, но правильного Витькиного размера. Ещё раз измерили Витьку, потом джинсы по талии – всё точно, они идеально подходили друг другу. Вывернули штанину, как учил дядька на рынке, проверили строчки, посмотрели болты²⁹ спереди и сзади – джинсы были точно «фирма».

– А можно примерить? – мама всё-таки хотела на все сто убедиться в правильности размера.

– Конечно, – втроём они направились через арку в ближайший двор на улице Весенней и зашли в один из подъездов; тогда подъезды не закрывались на замок – заходи кто хочет. Поставили Витьку на картонку, надели на него «бананы» – великолепно!

– Вот умеют же люди шить за границей, – восторженно заметила мама.

– Покупаете? – уточнила девушка.

– Да, берём!

Мама отсчитала ей семь новеньких полтинников, и, довольные удачной покупкой, они поехали домой.

Дома, прямо с порога, Витька снова начал изучать джинсы – они были прекрасны: вонючая ткань, матово-золотые толстые молнии с хвостиками, на которых было выдавлено Super Perry’s. «У меня есть супер перриз, в них ношу я супер пеннис. Парам-пам-пам, парам-пам-пам. Если потереть немножко, будет синяя ладошка. Парам-пам-пам, парам-пам-пам», – роилось в голове неприличное. Померил, прошёлся по комнате. Он полюбил их уже больше старых пакистанских. Хотелось побыстрее пойти к товарищам, чтобы на вопрос: «Что это за чудо?» небрежно ответить:

– Да вот, предки на днюху подогнали. Я их даже и не просил. Штатовские…

Витька снова их снял и начал пристально изучать дальше. И тут он зачем-то вывернул наизнанку молнию на ширинке, которая была плотно прикрыта джинсовой тканью.

На сердечнике молнии стоял маленький, хорошо известный всем советским людям пятиугольник – знак качества СССР.