– Второй, Алена Андреевна, это так называемый зверинец для образцов. Внутри него прочный отсек для добычи. Мы специально заказали несколько таких машин. Хорошие, крепкие, но… жаль только, что защита не помогает при нападении мародеров. Один раз мы потеряли целую экспедицию – и наши ребята полегли из отдела, и крупный специалист по флоре, француженка. Расстреляли из автоматов передатчик, после прожгли борт гранатометом. Никто не выжил. М-да… мерзавцы. Подумать только – стрелять в ученых.

– Их нашли?

– Да, да. Нашли. Не наши спецы, правда, а какие-то сталкеры, и всех положили там же. По крайней мере так утверждают следователи. И хорошо, и очень верно сделали, я считаю. Как было бы здорово, коллега, чтобы мы, ученые, и… люди вашего круга сотрудничали лучше и больше друг другу доверяли. Ведь это такая польза для всех нас.

– Не все так гладко с этим, уважаемый Игорь Андреевич. До сих пор не все гладко.

– Да, верно, спорить не буду… – голос профессора стал печальным. – К сожалению, до полного взаимного доверия нам еще далеко. Ну, не будем о грустном. Пойдемте знакомиться с военным сопровождением.

Насколько я понял, один из бойцов сопровождения был заодно и водителем вездехода – он был постарше, явно контрактник, приземистый, усатый мужичок в хорошо подогнанной форме.

– Это Василий Бондарев. – Профессор увидел мой взгляд. – Отличный водитель, знаток своего дела. С ним не пропадем, спасибо Степану, явно его работа, он привлек.

Второй воин был высоким и совсем молодым – из подворотничка высовывалась длинная, тонкая шея, а форма висела как на вешалке.

– Рядовой Корнейчук для несения службы по охране научной экспедиции прибыл, – быстрой скороговоркой отколотил высокий, вытянувшись в струну и даже попытавшись хлопнуть каблуками пыльных ботинок.

– Доброго здравия, профессор. – Василий пожал протянутую руку, посмотрел на нас. – Снова в путь? Старший лейтенант технической службы НИИАЗ Бондарев, доброго дня. Для друзей – просто лейтенант.

– Старший научный сотрудник Андрей Семенов. Для друзей – просто научный, и то не полностью. Приятно.

– Хи… точнее, младший научный сотрудник Архипова. Здрасьте.

– Сталкеры? – с улыбкой в глазах поинтересовался у профессора лейтенант, и тот кивнул.

– Еще какие, друг мой. Еще какие.

– Ну, я так и понял сразу. Это хорошо, факт.

– Лунь, не беспокойтесь. – Зотов повернулся ко мне. – Василий полностью свой человек.

– Да, наслышан, – усмехнулся лейтенант. – Ну, рад встрече. Жинке сейчас позвоню, успокою, что теперь назад точно вернусь без потерь.

– А вот этого не надо, – негромко, но с металлом в голосе проговорила Хип. – Не надо таких вещей говорить. Успокаивать будешь после. Потом.

– Понял. – Василий быстро убрал телефон обратно. – Звиняйте, запамятовал приметку. Бывает. Ну, по машинам? Там уже с пропускника мне сигналят.

Внутри «Спектра» оказалось неожиданно уютно и просторно. Вездеход представлял собой фактически небольшой жилой модуль для четырех человек – в наличии были двухэтажные койки вдоль бортов, удобные сиденья, санитарный блок и даже складная конструкция «предбанника», который в разобранном состоянии был своеобразной камерой воздушной очистки. К потолку вела лесенка с люком – видимо, на вездеходе были предусмотрены поездки «на броне». Замурлыкал тихий, но явно мощный мотор на анобе, и все восемь колес плавно стронули машину с места. Лейтенант отвлекся от похожего на авиационный штурвала, повернул сенсорный экран управления, открыл меню и несколько раз провел по нему пальцем. Пиликнул сигнал, и в окно заднего вида я рассмотрел, как самостоятельно, без водителя, тронулся с места второй вездеход и, выдерживая приличную дистанцию, поехал точно по следам первой машины, повторяя все ее маневры. Определенно, крупно шагнула наука и техника.

Остались за спиной решетчатые ворота блокпоста, потянулось заросшее бурьяном брошенное поле с участками мелколесья.

– Ну, Проф, отъехали малость? – спросил Василий, и Зотов кивнул.

– Тогда вот так. На, держи, до конца поездки он твой. – Бондарев достал АК-74, передал мне. – Я водитель, мне ни к чему. А у тебя он при деле будет. Корнейчук!

– Я!

– А ну-ка подхватил свою ружбайку вместе с боекомплектом и передал барышне.

– Так… так не положено же. Нельзя же, товарищ старший лейтенант! Это же ору… оружие…

– Да, не положено, – охотно согласился Василий. – Только там, на той планете, куда мы с тобой летим, рядовой, на любое твое не положено кое-что другое наложено, уяснил? Передал ружбайку, не задерживай.

– Девке автомат? Та-арищ лейтенант, ну вы чево?..

– Барышне, рядовой. Девки у тебя в деревне коровам хвосты крутят. А барышня эта в Зоне твою тощую задницу прикроет лучше, чем рота таких же полудурков, как ты, стрелок великий. И не вздумай вякнуть потом, что оружие передавал. Ты хорошо меня услышал, Корнейчук?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– В Зоне – просто лейтенант, сколько раз говорить. И можно без товарищей, – отмахнулся Бондарев. – А то долго.

Автомат перешел к Хип. Стажер спокойно бросила ремень на плечо и подмигнула Корнейчуку. Парень явно ошалел от такого расклада.

– Вот и ладненько. Теперь так. Я буду, значит, Бонд, имя мое тут такое. Не я придумал. Этот молодой теперь Кора. У него первый выход, многого еще не понимает, предупреждаю. Так-то он не совсем енот, обучению поддается. А вас я уже знаю. Лунь, значит, и Хип. Те самые. Мне про вас сталкеры-проводники рассказывали. Игорь Андреевич, вы, как и в прошлый раз, Проф. Как пойдем, Лунь?

– Стандартно. Мы с Хип наружу, по дороге. Кору на броню отправьте, у башенки, пусть по сторонам смотрит. Проф в кабине. Техника ваша, конечно, замечательная, слов нет, но лучше по старинке. Надежнее.

– Добро, Лунь. – Профессор достал детектор, подкрутил один из верньеров. – Но до границы собственно самой Зоны я хочу дойти с вами. Любопытно, правда ли то, что сталкер ощущает ту самую линию.

И мы втроем выбрались на немного влажный, трещиноватый асфальт, местами поросший прошлогодней травой. Несмотря на конец мая, зеленью «предбанник» Зоны не радовал. Серовато-желтые, бурые заросли тянулись по обочинам, блестели голые ветки ивняка и золотистая тростниковая крепь на болотинах, прошлогодняя тоже, шелестящая, волглая. И сплошным, молочным полотном – туман над низинами, плотный, как вата. Я махнул рукой и медленно пошел вдоль заброшенной дороги. Хип привычным движением взяла автомат на изготовку, заняла место слева от меня, и тихонько захрустели мелкие камешки под нашими ботинками и чуть громче – под колесами плывущих за нами вездеходов. Проф, немного отстав, внимательно следил за показателями прибора, временами посматривая на нас. Так прошло несколько минут.

«Оно»…

Ухнуло сверху вниз, как на американских горках, чем-то острым и сладким защемило в сердце, схватило дыхание, и целые рои мурашек разбежались по спине. И вижу боковым зрением, как резко вздрогнула Хип, как удивленно повела глазами и быстро вдохнула воздух. Мы остановились вместе, синхронно. И Проф, даже не спрашивая, медленно кивнул, с непомерным удивлением в глазах закрепляя детектор в нагрудном держателе комбеза. Он спросил что-то, но я не услышал его, не воспринял слова. Хип молча подошла, я ощупью поймал ее руку, и мы просто сели прямо на дорогу, спиной к спине. Мысли куда-то исчезли. Во всем мире осталась только тонкая ладошка в моей руке, запах болота, побуревшая трава и вал тумана, медленно переползавший через дорожную насыпь. Удивительное спокойствие и тепло от спины стажера, которое я чувствовал даже через ткань «Покрова», поразительная тишина и особенное, хотя и непривычно чистое для таких мест небо на какое-то, уже неощутимое для меня время забрали нас полностью.

Что-то неразборчиво спросил Кора, но Проф, скрестив руки над головой, остановил вездеход и негромко, но отчетливо попросил: «Подождите немного. И помолчите, прошу вас. Они сталкеры… дайте им поздороваться».

Хоть и не курили мы, но Хип все же приобрела в магазине пачку сигарет, которая теперь лежала у меня в нагрудном кармане. Я сорвал пленку и вытащил две сигареты, одну из которых передал девушке. Табачные палочки легко сломались в пальцах и крест-накрест легли на дорогу. Рядом устроились кусочек сахара, галета, и прямо на асфальт упал глоток особой настойки из верной фляжки.

– Здравствуй, Зона. Мы снова пришли к тебе. Спасибо, что дождалась и встретила. Если что не так, ты уж нас прости. Не по злобе мы, а по глупости.

Легкий, прохладный ветерок пролетел над головами и разделил туман на два больших прозрачных крыла с завитыми перьями. На обочине едва слышно щелкнула ветка.

Ответила.

Закрыть глаза. Еще несколько глубоких вдохов, и пора. А внутри все еще горит, и мысли разбегаются в стороны, и ничего я не могу с ними пока поделать. Уж очень острое это ощущение, особенно если успел от него отвыкнуть. Никуда от тебя Зона не денется, сталкер. Да и ты от нее тоже.

Я поднялся, поправил автомат.

– Ну, Проф… командуйте. Какой маршрут?

– Секунду, друг мой… – Зотов что-то быстро записывал в небольшой книжке с кожаным переплетом. – Вы… совершенно точно узнали границу, и это было видно. Что вы почувствовали?

– Извините, Игорь Андреевич. – Хип тоже встала, отряхнулась. – Нет таких слов, не подберу. Оно просто есть.

Мне оставалось только молча кивнуть – точно сказала стажер. Удивительно, но я вдруг ощутил какую-то неправильность вопроса, его неуместность здесь, у границы Зоны. Что-то было пресное и одновременно печальное в том, что ученые никак не возьмут в толк одну простую вещь: не все можно разложить на графики и формулы, на химию или, там, какие-нибудь элементарные частицы. Верит Проф в науку, как в святыню, и даже сейчас, прямо в данный момент, нас с Хип изучает. И правильно, в общем, делает, иначе бы не был он ученым. Но именно по этой самой причине никогда не услышит он голос Зоны в хрусте тонкой ветки и не ощутит ее колючее дыхание на коже.

Проф достал ПМК, сверился с данными.

– Маршрут стандартный биологический, от четырех до максимум восьми дней по местным урочищам. Бывшие села и деревни. Путь провешен от автодороги на юго-восток, до одного крупного бывшего села, это основной пункт маршрута. По дороге надо будет посмотреть еще несколько урочищ, одно любопытное болото и бывший совхоз. Снять ящики с записями на ключевых точках, проверить фотоловушки, если остались целые. При особой удаче поймать какой-либо… биологический объект. Если управимся с основными делами, можно будет попробовать вывесить путь в квадрат «Лесной-5» и «Слободка-1».

– Названия бывших сел? Эти урочища? – поинтересовалась Хип, внимательно изучая местность.

– Э-э… не совсем так. – Профессор покачал головой. – На одном из крупных совещаний мы проголосовали за изменение географии Зон. Очень морально тяжело, знаете… очень. Одно дело, когда ты, например, говоришь о том, что во время Вспышки над поселком, допустим, Васильково в бомбоубежище местной школы укрылись около восьмидесяти жителей, в том числе не только взрослых, но и…

Проф запнулся, порывисто вздохнул, снова снял и так чистые очки и начал их тщательно полировать платком. Фразу он не закончил, а взамен произнес:

– В общем, нам остро не хватает в научной среде такой особенности психики, которая часто встречается у врачей. У по-настоящему хороших, опытных врачей, которые далеки от жалости к пациенту в то время, когда спасают ему жизнь. Иначе они просто сгорят. С ума сойдут. Если хирург даст волю эмоциям во время операции, то, полагаю, вы сами понимаете, ничем хорошим это не кончится. Был у нас случай в позапрошлом году. Челябинская Зона, да. Но она не Челябинская, друзья мои. Город от нее достаточно далеко и практически вне опасности. А вот место под названием Кыштым… там был эпицентр первой сокрушительной Вспышки. И у нас был доклад. И на докладе присутствовала семья научных сотрудников. Удивительно, что они вообще смогли прийти, железные люди. Видите ли, у них в Кыштыме оставались родители и дочь, которых не эвакуировали. Тот… район стал почти сплошной аномалией, понимаете…

Профессор порывисто вздохнул.

– И когда во время доклада прозвучало название их района и перечень улиц, то не выдержало даже железо, из которого были выкованы те двое ученых, поклявшихся противодействовать Зоне. И видеть это было очень тяжело, и чувствовать вместе с ними тоже. С тех пор мы избегаем именовать какие-либо населенные пункты своими названиями. Это, наверное, сродни лицемерию и слабости, но селом Сухим, или поселком Ветров, или «квадратом РД-233» немного легче оперировать во время доклада. За этими прозвищами мы не так остро чувствуем смерть, Лунь. Считай, что брошенные спящие поселения теперь тоже сталкеры со своими новыми именами. Все карты Зон переписаны. Остались только совсем уж крупные объекты, но на то они и крупные, чтобы…

– Даже Москву вы часто зовете просто Городом, Проф…

– Именно так. Ты заметил верно. Я ведь москвич, да. Сорок лет жил в Москве, вырос, учился, работал, пока не переехал в НИИАЗ. Не исключено, что и выжил я благодаря этому переезду. К слову, при составлении новой сводной картографии всех АЗ мы даже получили одобрение и весьма живую поддержку отдела безопасности, можешь себе представить? А на более высоком уровне вскоре вышли атласы с серыми, пустыми овалами и кругами – новые Терры Инкогниты, и я поручиться готов, что это выгодно ровно настолько же, насколько подло и аморально. И невольно возникает мысль – не предательство ли это, не трусость ли с нашей стороны помочь таким вот образом забвению?

Поднялся заметный ветерок. Кусты вдоль дороги расступились, открыв вид с насыпи – унылое, плоское поле с полегшим слоистым бурьяном, участки серого, больного мелколесья из осин и покореженных березок. На немногих ветвях только начинали зеленеть почки, хотя немного в стороне, у развалин коровника, небольшая рощица желтела настоящим осенним золотом, и даже был виден листопад – и это в мае месяце, почти в начале лета. О том, что вскоре настанут теплые дни, тут, в Зоне, почти ничего не говорило, даже верба не по сезону только начала покрываться пушистыми соцветиями. Вездеход добрался до двух высоких, гибких прутов оранжевого цвета с пластиковыми флажками – белым и ярко-красным. Вторая пара была видна далеко в поле, ярко выделяясь на фоне жухлой прошлогодней травы.

– «Воротца», вешки, – пояснил Зотов. – В отличие от спутниковой навигации всегда работает, вне зависимости от радиоволн. Здесь они ненадежны в отличие от указателей. Но это прошлогодний маршрут, и здесь были Приливы… дважды. Шанс нарваться на аномалию невелик…

– Но он есть, – закончил я. – Давайте-ка, Проф, в машину. Мы пойдем вперед, посмотрим. Хип, держи.

Девушка ловко поймала мешочек с гайками, еще один я закрепил на поясе. Хорошая штука, как ни крути. И тяжелая, и дырка есть, и, как писал классик, гвоздик для этой цели не годится. Жаль только, что магнитофонной ленты сейчас почти не достать, редкость большая, для музыки теперь катушечники разве что в музее или у коллекционеров найдешь. А летала гайка с лентой недурно. И дуга красивая, заметная, и подобрать «зонд» проще, и найти не проблема после броска. А самое главное – виден полет просто замечательно. На этот раз примотал я к гайкам длинные полосы легкой упаковочной пленки и нарезанные в ленточку пластиковые пакеты из магазина. Непривычно, но сойдет.

Гайка, шурша ленточками, описала высокую дугу и ухнула в путаницу стеблей. И как будто не было двух лет в тишине и покое. Как будто только вчера вернулся из рейда, а сегодня новый поход. И руки вспомнили все, а голова уж тем более.

Захрустела трава под ботинками, длинная, ломкая, вся в пылеватой серой грязи. Удивительно мягко, без раскачивания и крена сполз с насыпи первый вездеход, за ним так же тихо и ловко спустился второй. И держит дистанцию Василий, внимательно следит и за сигналами от нас, и за скоростью. Тихие это машины. То ли пластиковая броня полностью «съедает» звук мотора, то ли и впрямь электрический движок настолько тихий, но слышу я только шум сминаемой широкими колесами травы и потрескивание гнилых веток. Правда, еще есть негромкое посвистывание – это быстро крутится на башне «чебурашка» дальнего детектора, водит круглыми «ушами»-антеннами. Все ближе коровники, уже можно и разглядеть пустые окна и просевшие внутрь крыши, и уже видно, что растут внутри них деревья, по маленькому такому лесочку в каждом здании. Очередная пара вешек, летают гайки, и уже потянуло едкой вонью, будто бы от одиноко стоящей в поле белой «Нивы», словно картечью, простреленной ржавыми пятнами. Но водительское сиденье пустое, видно сквозь вывалившееся стекло, а запах все крепче, сильнее, уже откровенно падальный. И вот он, источник вони – узкий канал через все поле с ручейком изумрудно-зеленой пузырчатой жижи. Гайку тратить не хотелось, и поэтому я взял ком подсохшей земли, кинул в ручей, заодно посмотрев на сканер. И от броска ничего подозрительного – влажно чвакнуло черной грязью, и детектор молчит, и внутри меня тоже все молчит, вроде как не протестует. Взглянул на Хип – кивнула стажер, махнула – вперед, мол, нормально.

– Эй, сталкеры! – высунулся с боковой дверки Бонд. – Если бяка вроде болота или канавы нарисуется, то у меня на бортах лесенки небольшие с нейлоновым тросом. Хотите сразу на крышу сигайте, а хотите сбоку болтайтесь, ноги поджав. У меня машинка, если что, купаться умеет и против водных процедур не возражает.

– Не в этот раз. Но приму к сведению, спасибо. – Хип бросила несколько гаек через канаву и с разбегу легко перелетела лужу, приземлившись как раз к «провешенному месту», где начала деловито собирать инвентарь. Ну, что же… надеюсь, и я не потяжелел за время мирной жизни. Ух-х… ну, порядок. И даже с большим запасом. Хип глянула уважительно, слегка пихнула в бок, усмехнулась, шепнула: «Вот никогда ты мне не давал повыпендриваться», незаметно стукнула кулачком, и две гайки, помахивая пластиковыми хвостами, полетели проверять нам дорогу.