Я просыпаюсь в холодном поту. Ноги и руки ватные, где-то глубоко в груди нерешительно скребется чувство страха. Давненько у меня не возникало такого чувства.
Я попытался вспомнить, что же вызвало во мне такие ощущения, но не получается. Я давно привык спать без снов – они отвлекают во время военных действий. Во время войны голова должна быть свежа, а сны не способствуют такой свежести.
Неожиданно заболела голова. Давненько она у меня не болела. Я попытался вспомнить – когда она вообще у меня болела. Не получилось…
Настроение было отвратительное. По-видимому, тюремные камеры не располагают к хорошему душевному состоянию. В голову лезли отвратительные мысли, граничащие с суицидом. И это при том, что я человек подготовленный, и я представляю, как легко сходят с ума люди не готовые к тюрьме.
От всех этих печальных настроений меня отвлек шум в стене. Это прибыл синтезированный завтрак. Или обед? На этой металлической звезде всегда было сложно определить время. Может быть, именно поэтому в переходах висели огромные голографические часы. Я всегда здесь путался с определением времени суток. А здесь в камере ни тебе часов, ни тебе иллюминатора с видом на звезды… От этих мыслей неприятно заныло в груди.
Другое дело на планетах. Везде есть светило по привычному называемое солнцем, и как правило пара, тройка естественных спутников вроде земной Луны. Никогда не потеряешь чувства времени! И ничего страшного, что на каждой планете свое времяисчисление – люди давно уже создали общегалактическое время. И при желании всегда можно время любой планеты перевести в общегалактическое… Хотя многие продолжают пользоваться земным времяисчислением.
Настроение начало улучшаться. Толи – это синтетическая пища на меня так подействовала, то ли приятные размышления о других планетах. Да это и не важно. Главное я начал чувствовать себя намного лучше. Я встал, сделал разминку, но вскоре физические упражнения мне надоели, и я вновь лег на топчан.
Правда, приподнятое состояние духа держалось не долго. Вскоре мне стало скучно. «Было бы не плохо, если бы мне включили какую-нибудь развлекательную передачу» – подумал я, и тут же хмуро ухмыльнулся своей глупой мысли. Заключенных не развлекали голограф-новостями.
Если бы я еще немного побыл в полном одиночестве, то мое настроение вновь испортилось бы окончательно, но этого не произошло…
Входная дверь в мою камеру бесшумно открылась и ко мне в гости пришли полковник Шорла и сам генерал Виллис. Мне никогда не приходилось встречаться с генералом лично, но я хорошо знал его из хроник голограф-новостей и по существующим среди военнослужащих слухам. Он полностью соответствовал моему представлению о нем. Это был огромный хорошо физически сложенный мужчина со строгим выражением лица и проницательными глазами.
Генерал оценивающе посмотрел на меня сверху вниз и сказал:
– Я поздравляю Вас, Дюрон, мы почти разобрались с вашим делом и теперь не видим смысла держать Вас под стражей. Но нам все же придется задать Вам несколько вопросов. Заметьте, от ответов на них зависит дальнейшая ваша судьба.
– В чем же меня обвиняют? – тут же спросил я.
– Если вам интересно, я расскажу все подозрения и обвинения чуть позже, – Жестко сказал Виллис, – или вы поймете все сами…
Виллис оборвал предложение и вопросительно уставился на меня. Наверно, у него была такая манера ведения разговора.
Такого поворота событий я не ожидал, поэтому удивленно посмотрел вначале на генерала, а затем на полковника Шорла. Полковник лишь сдержанно махнул головой – по-видимому, это означало, что мне придется отвечать на все интересующие генерала вопросы.
– Конечно, я готов к сотрудничеству, – сообщил я.
– Вот и хорошо, – Виллис присел на лежак, это говорило о том, что разговор намечается не короткий.
Полковник Шорла облокотился о стену и внимательно слушал и наблюдал за генералом.
– Скажите, какую личную просьбу полковника Гленке вы должны были выполнить на Келсе? – начал генерал Виллис.
Вопрос был провокационным, чрезмерно прямым и даже не завуалированным. Соответственно от меня ожидали такого же ответа.
– Никаких личных просьб полковник Гленке не высказывал, – совершенно искренне признался я. – Наоборот мне показалось, что он чего-то боится и нервничает.
Виллис внимательно посмотрел на меня. Казалось, его глаза излучают рентгеновские лучи, которые просвечивают меня насквозь.
– Верю, – медленно сообщил он. – Полковник Шорла рассказал мне как ты оказался в плену и что там происходило… С твоих слов конечно. Ты ничего добавить не хочешь? Может быть в разговоре с ним ты что-нибудь упустил? Или, наоборот, что-то вспомнил?
Генерал Виллис начал говорить свойским тоном, и, как бы невзначай, перешел на «ты». Эти вопросы подтверждали мои догадки – меня подозревают в измене!
Я на время задумался и потом уверенно сообщил:
– Я могу повторить свой рассказ, но не думаю, что смогу сказать что-то новое, нежели сообщил полковнику.
Я был уверен, что полковник дословно передал ему мой рассказ о пленении. Но даже если полковник в чем-то и ошибся, подслушивающие и подсматривающие устройства камеры будут предельно точны. А в том, что всеми этими устройствами обильно напичкана камера, я не сомневался.
И вновь меня начали просвечивать рентгеновские лучи Виллисовских глаз.
– Ладно, верю. Скажи, а могли ли зельцы тебя каким-либо образом запрограммировать?
Ах, вот из-за чего такой сыр бор! Да откуда же я знаю, сам-то плен я очень плохо помню. Я, так и сказал:
– К сожалению, я вряд ли могу подтвердить или опровергнуть ваши подозрения – в плену я был большее время в беспамятстве…
– В этом-то вся и проблема, – Виллис посмотрел на полковника Шорла, как будто решая говорить ему очередное предложение или нет.
Затем, по-видимому, генерал решился и сказал:
– Мы предполагали, что ты вряд ли сможешь вспомнить о своем плене. Поэтому-то и был отдан приказ о немедленном осмотре на псилографе. Но как вы уже понимаете, этот осмотр ни к чему не привел…
Виллис многозначительно замолчал. Мы с полковником Шорлом удивленно смотрели на этого мужественного человека. Я никогда не слышал, что бы псилографы ошибались или отказывались показывать информацию. Да и не должен был я этого слышать. Подобная информация обычно засекречена.
– Кроме того тебе незаметно была введена инъекция СП (Сыворотка Правды – сильно действующий наркотик), но которую твой организм никак не отреагировал, – Виллис вновь многозначительно замолчал.
Вот как?! В меня впрыскивали какую-то дрянь, от которой отказались еще десятки лет назад?!
– Так вот, Дюрон, мы не сможем Вас выпустить из-под стражи пока не убедимся, что Вы совершенно безвредны для нашего общества, – генерал вновь перешел на официальное «Вы».
– Но как же, – начал, было, я, но тут же осекся.
Генерал, конечно же, прав – я могу быть опасным. Кто его знает, что зельцы сделали с моим сознанием? Может быть, они запрограммировали его на какой-нибудь террористический акт, или… Да, черт возьми, я даже могу взорваться в неподходящем месте.
– Есть еще одно обстоятельство, которое не позволяет нам вас выпустить, – оборвал Виллис мои никому не нужные размышления.
Я удивленно посмотрел на него.
– Нам почти ничего не известно о Вас, Серж.
Он смотрел на меня в упор. Его глаза стали маленькими буравчиками, которые пытались проникнуть в мое сознание, но у них это не получалось…
– Я думаю, что в моем личном деле все освещено, – нерешительно сказал я.
– Мы то же так думали, но, увы.
– Что значит «увы»?! – искренне удивился полковник Шорла.
Он впервые за это время заговорил. И удивление его было не столько профессиональным, сколько человеческим. Я тоже был удивлен не меньше его. Ведь не для кого не было секретом то, что существуют специальные службы, которые собирают информацию о каждом человеке, тем более, если этот человек военнослужащий. А я все-таки военнослужащий, хоть и наемник.
– К сожалению, у нас не вся информация о Вас, – поправился генерал. – Нам известно все, что происходило с Вами с момента Вашего прихода в компанию «Человек в розницу», а до этого нам ничего не известно. Может быть, Вы мне расскажите всю свою историю?
– «Человек в розницу»?! – только и всего, что я смог прошептать.
Я был ошарашен. Более того – я был подавлен! Я никогда не подозревал, что моя судьба проходила через компанию, которая торгует людьми! Когда-то я слышал об этой компании, и даже знал некоторых людей – выходцев из нее, но что бы я сам был ее продуктом – это уже слишком!
Компания «Человек в розницу» начала существовать в те времена, когда появились первые псилографы. Бедные люди, у которых не было средств для существования семьи, сами приходили в эту компанию и продавали свое тело. Да именно тело, потому что сознание проходило специальную обработку на псилографе и человек уже не мог вспомнить кем он был до этого. При этой сложной операции происходила активация тех частей мозга, которые отвечали за навыки и способности. То, что человек умел делать кое-как – начинал делать отлично. Он становился профессионалом своего дела, чем и был ценен для других компаний, которые в последствии и выкупали его… Зато семья за проданное тело могла какое-то время жить безбедно.
Я был одним из таких искусственных профессионалов?! Что же меня или мою семью толкнуло сделать это?!
По-видимому, мое выражение лица было на много красноречивее меня самого, потому что за меня ответил генерал Виллис:
– Все ясно, Вы то же ни чем не сможете себе помочь.
Это была грустная констатация факта. Потому что я понял, что на самом деле ничего не могу вспомнить с момента учебы в военно-космическом училище.
Я сидел, и смотрел себе под ноги, упорно перебирая в голове все, что вмещала моя память. Но так ничего и не вспомнил ни о своем детстве не о своей юности. Я хорошо помнил, как учился в училище, как воевал на разных планетах, отстаивая честь и право человечества занимать главенствующее место во Вселенной. Но что было до этого, я ничего не помнил. А еще меня удивляло, почему до сих пор я об этом никогда не задумывался? А собственно, почему я должен был об этом задумываться – ребята из компании «человек в розницу» потрудились, как следует!
– А что в показаниях псилографа? – спросил полковник Шорла, и это вывело меня из ненужной задумчивости.
Точно! Псилограф! Ведь при помощи этой машины можно не только стирать личность человека или считывать все с его мозга, но и восстанавливать память. Я с нескрываемым любопытством посмотрел на Виллиса.
– В том – то и дело, что почти ничего, – нехотя ответил генерал.
– Ваше «почти», говорит о том, что что-то все-таки есть, – продолжал настаивать полковник.
– На самом деле это очередная загадка, которую, опять же, возможно, сможет раскрыть Дюрон.
Я смотрел на генерала в ожидании очередного вопроса, касающегося загадок моей личности.
– Псилограф ничего не показал – даже того, что с Вами происходило после того, когда вас выкупили из компании «Человек в розницу». Вы можете это как-нибудь пояснить?
– Нет, – я устало махнул головой.
– Но из памяти или закромов сознания всплыла одна картинка, которая и перекрыла, возможно, заблокировала, Ваше сознание для псилографа, – жестко продолжал Виллис.
– Какая картинка? – тут же оживился Шорла, давая мне знак рукой, что бы я ничего не говорил.
О проекте
О подписке