– Так сразу, наверно, не получится… Есть представители владельца, это семья Базеос, как вы, наверное, знаете. Замечательные люди! Они приезжают с материка регулярно, как минимум, раз в месяц. Есть группа ученых-исследователей, которые занимаются реставрационными и восстановительными работами, есть непосредственно художники-реставраторы, есть декоратор… В конце концов, есть электрик, сантехник, плотник, он же столяр… Дочка моя бывает у меня в гостях, но очень редко, к сожалению… Господи, да кто же еще? Женщина привозит молоко и творог по вторникам. Ах, да, почтальон! Все они приезжают сюда в будние дни, кто из Хоры, а кто из соседних деревень. Постоянно здесь нахожусь только я. Служу безвылазно кем-то вроде сторожа и старого книжного червя. Вам нужно пофамильно? Если необходимо, я готов предоставить вам список. Но этот бедный мальчик… Он мне совершенно не знаком.

– Ясно. Если это вас не затруднит, это бы очень помогло следствию, – важно кивнул головой старший инспектор, внимательно выслушав собеседника. – Список можете передать моим подчиненным, они какое-то время здесь еще поработают. Вернемся к вам. За те тридцать с лишним лет, что вы здесь служите, подобное происходило? На территории замка были несчастные случаи? Кто-нибудь умирал? Так же внезапно?

– Что вы! Нет, никогда. При мне никогда ничего не случалось. Это же историческое здание, музей! У нас экспозиция венецианского быта, картинная галерея, ежегодные фестивали искусств… К нам, в большинстве своем, ходят образованные, интеллигентные люди! То, что произошло, просто какая-то дикость, я до сих пор не могу прийти в себя.

– Хорошо, – кивнул старший инспектор. – Давайте попытаемся восстановить ваше сегодняшнее утро в мельчайших деталях.

В этот момент во дворе форта-музея появились парамедики, их встретил сержант Дусманис. Санитары, переговариваясь вполголоса, уложили труп в черный пластиковый мешок, погрузили на носилки и вынесли за ворота, пока врач оформлял свидетельство о смерти. На том месте, где лежало тело, остался обведенный белым мелом контур.

– Может быть, нам удобнее будет переговорить в моем рабочем кабинете? – предложил Дионисиади, избегая смотреть в ту сторону. – Прошу вас, господин старший инспектор, пройдемте внутрь, там значительно прохладнее, – добавил он, заметив регулярные манипуляции старшего инспектора с носовым платком.

Антонидис несколько смущенно поблагодарил внимательного смотрителя, и они вдвоем, поднявшись по каменным ступенькам овальной формы, прошли внутрь здания.

Смотритель шел впереди, открывая и придерживая за собой тяжелые деревянные двери.

– Прошу направо! – вскоре пригласил он, толкнув на этот раз низенькую дверцу в небольшое помещение со сводчатым потолком и белеными стенами, которое скорее можно было назвать кельей, где и был оборудован его кабинет.

Две стены небольшой комнатки, площадь которой едва ли превышала двенадцать квадратных метров, были заняты шкафами с книгами. Окна в комнате не было. Вместо него на стене висели фотообои с видом на замок Базеос в лучах заходящего солнца. Багровые отблески заката придавали стенам старого форта несколько зловещий вид.

Напротив двери, в дальнем углу, стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Шкафы, стол, два стула – вот, собственно, и все убранство кабинета смотрителя. Еще журнальный столик, на котором стоял электрический чайник и поднос с посудой.

«Не густо!» – подумал Антонидис, оглядевшись. – «По крайней мере, действительно прохладней. И намного. Неудивительно, что он в теплом свитере. Если сидеть здесь часами, – так и простудиться недолго. Горячего кофе бы сейчас в самый раз!»

– Прошу вас, присаживайтесь, – предложил хозяин кабинета, словно услышав его мысли. – Я сейчас поставлю воду для кофе.

Он долил в чайник воды из кувшина, стоявшего на подносе, и щелкнул выключателем. Чайник негромко зашумел.

– Благодарю вас, – кивнул Антонидис, плотно усаживаясь на деревянный скрипучий стул. – Итак, вернемся к вашему сегодняшнему утру. Расскажите, пожалуйста, все по порядку.

Смотритель присел на краешек другого стула, рядом с чайником. Выслушав полицейского, он кивнул и несколько растерянно развел руками.

– Собственно, и рассказывать-то особо нечего. Я уже все рассказал вашему коллеге… Понимаете, я сплю мало, ложусь поздно, просыпаюсь на рассвете. Какой сон у стариков? Одно название! – Дионисиади снял очки и, подслеповато щурясь, стал их протирать белой бумажной салфеткой. Лицо его приняло усталое и беспомощное выражение, на переносице ясно отпечатался красный след от металлической дужки. Руки смотрителя подрагивали. – Вот и вчера допоздна работал с документами: готовил отчет о работе исследовательской группы, что трудилась у нас в замке с весны. Собирал материалы, систематизировал, подшивал, вставлял описания, нумеровал иллюстрации. Вот за этим самым столом… Я, видите ли, по образованию историк, специалист по Латинской Империи… Впрочем, вам это, наверно, не очень интересно, – добавил он, вернув очки на переносицу и взглянув на внимательно слушавшего его полицейского. – Так вот, лег спать, когда было уже больше часа ночи. Это в соседнем помещении, за стеной. Там у меня старый диван и небольшой электрокамин, ночами бывает совсем промозгло… Проснулся, как всегда, в пять утра. Умылся, заварил кофе. В половине шестого вышел подышать воздухом. Эту привычку я приобрел давно, еще когда у меня была собака… Прибилась, знаете, беспородная такая, старая, как и я. Сначала я думал, что будет в тягость, а потом даже обрадовался. Все не так одиноко! В замок ее правда не пускал, сколотил ей будку за пределами двора. Пять лет будет, как умерла, а привычка утренних прогулок у меня осталась. Я обхожу замок вокруг, проверяю, все ли в порядке. Хотя, что с ним может случиться! Иногда прогуливаюсь по ближайшим окрестностям, разминаю старые косточки… Я гуляю около двадцати минут, потом завтракаю и снова за работу.

Чайник, шумно булькая, вскипел и, щелкнув, отключился. Старик вздохнул, встал и начал возиться с кофе.

– Что было дальше? – украдкой взглянув на часы, задал вопрос старший инспектор.

– Дальше? – вполоборота повернувшись к нему, повторил смотритель, раскладывая кофе по стаканам. – Вы простите, у меня только растворимый, вам сколько ложечек? Две? Три? Замечательно. Вот, прошу! Сахар кладите по вкусу!

Дионисиади вручил Антонидису его кружку с дымящимся напитком, поставил перед ним на стол белую керамическую плошку с отколотой ручкой, которая была до половины наполнена желтоватыми кусочками колотого виноградного сахара. Старший инспектор поискал глазами – щипчиков не было, тогда он аккуратно пальцами взял два небольших шероховатых на ощупь кристалла, опустил их в кружку и тщательно размешал, стараясь не звенеть ложечкой.

Усевшись на стул с кружкой в руках, смотритель сделал несколько дробных глотков, словно боясь обжечься, дернув острым кадыком на морщинистой шее, и произнес:

– Дальше было просто ужасно. Я возвращался в главное здание, вошел с дороги во двор. Я не сразу его увидел, проклятая близорукость! Зрение стало подводить: пришлось много работать с книгами и старыми записями… Я практически прошел мимо, погруженный в свои мысли. Заметил его только в самый последний момент. Я… Я был совершенно к этому не готов, понимаете? Совершенно! Растерялся, как ребенок. Правда, посмотрел на часы, – было без пяти минут шесть, – почему-то решил, что это будет важно.

– Безусловно, очень важно, – кивком подбодрил его полицейский. – Продолжайте! Что было дальше?

– Дальше я вбежал в кабинет, взял вот в этом телефонном справочнике, – старик ткнул пальцем в небольшой томик желтых страниц, на обложке которого значилось «Телефонный справочник Кикладских островов», лежащий на столе, – номер полицейского участка и позвонил. Ваш сержант снял трубку. Как мог, я объяснил ему в чем суть, он приказал оставаться на месте до его приезда и дальнейших указаний полиции. Вот, собственно, и все.

Какое-то время они оба молчали. Старший инспектор пил кофе, мучительно пытаясь понять, что именно ему не нравится в рассказе смотрителя. Допив, он поставил кружку на стол.

– Другими словами, Дионисиади, вы ничего не видели и не слышали?

– Нет, – помотал головой старик. – Увы.

– Сколько времени вы отсутствовали во дворе? Прогуливались, как вы говорите, по окрестностям?

– Минут двадцать, двадцать пять, – развел руками смотритель. – Точнее мне сложно сказать. Сегодня был очень красивый восход солнца, я немного задержался на холме. У нас здесь рядом есть две полуразрушенные ветряные мельницы, одна сохранилась гораздо лучше второй. Иногда я хожу до них и обратно. Вот и сегодня, я дошел до той, что лучше всего сохранилась и вернулся.

– Как далеко она находится?

– Мне сложно точно определить расстояние, – помялся смотритель, – возможно, около ста метров. Или чуть больше.

– Впрочем, это нетрудно выяснить… Сколько вы там пробыли?

– Не больше десяти минут, полюбовался восходом солнца и отправился обратно в замок.

– Видели кого-нибудь по дороге?

– Не видел.

– Заметили ли что-нибудь необычное?

– Нет, ничего.

– Проезжала ли какая-нибудь машина рядом с замком? Возможно, вы заметили номера?

– Это с моим-то зрением, господин старший инспектор? – невесело усмехнулся Дионисиади, покачав головой. – Бог с вами! Я же говорю вам, я едва не прошел мимо покойника. Где мне различить номера на машине!

– Хорошо, – несколько разочарованно буркнул себе под нос Антонидис. – Теперь о покойнике. Вы заявили, что никогда ранее его не видели?

– Не совсем так, я сказал, что он мне совершенно не знаком.

– А в чем разница?

– У вас хорошее зрение, старший инспектор? Если бы вы были полуслепы, как я, вы бы поняли, что я имею в виду! Я мог его видеть среди других посетителей или работников, видеть и не узнать. Все лица для меня сливаются, пока я не начинаю общаться с человеком на очень близком расстоянии, практически вплотную. Но тогда я запоминаю лица очень хорошо, у меня фотографическая память.

– Понимаю, понимаю, – вздохнул Антонидис, доставая из кармана записную книжку и наскоро делая в ней пометки. – Значит, вы его не знаете.

– Боюсь, я не слишком вам помог, господин старший инспектор? – произнес историк, с некоторой тревогой наблюдая за его действиями.

– Пока сложно сказать, да и рано делать выводы… Скажите, значит восход вы встретили на холме? Вы любовались им минут десять, после чего направились в замок? Я правильно понимаю?

– Совершенно верно. Я так и сказал.

– Да, да, – старший инспектор продолжал делать пометки. Смотритель нервничал все больше. – Сколько времени прошло между тем, как вы обнаружили тело, и тем, как вы позвонили в полицию?

– Я не засекал время, поймите меня правильно, я был в совершенно подавленном состоянии. Мне даже пришлось выпить лекарство. А потом еще найти телефон полицейского участка в справочнике. Возможно, еще минут десять.

– Хорошо. Пусть будет еще десять. Ваш звонок на пульт полицейского участка поступил ровно в шесть часов двадцать две минуты утра. Если вам несложно, давайте сверим наши часы. Снимите, пожалуйста, положите на стол. Спасибо! Так, я вижу, что ваш хронометр чуть спешит. На полторы минуты.

– И что это значит? – несколько отстраненно произнес старый историк. Его руки начала бить мелкая дрожь, заметив это, он сунул их в карманы.

– Одну минуту, – ответил старший инспектор. – Здесь такие толстые стены, что страничка едва загружается. А, вот, отлично. Я так и думал. По имеющимся данным на официальном сайте погоды, солнце взошло сегодня в шесть часов семнадцать минут. А это значит, господин Дионисиади, что вы никак не могли любоваться его восходом на холме в ста – ста пятидесяти метрах от замка. Если оно взошло в шесть часов семнадцать минут, а в шесть двадцать две вы уже звонили в полицию, то вы тоже никак не могли за пять минут дойти от старой мельницы до форта, обнаружить тело, выпить лекарство, найти номер телефона в справочнике и позвонить в участок. Извините, но не в вашем возрасте передвигаться с такой скоростью, да и с вашими показаниями это никак не совпадает. На это у вас ушло бы вдвое, а то и втрое больше времени. Отсюда вывод: либо вы что-то путаете, либо весь ваш рассказ – вымысел от начала до конца.

Старший инспектор встал и угрожающе покачал головой. Лицо его было суровым.

– Вынужден вас задержать. И вообще, я очень советую вам, господин Дионисиади, – полицейский нацелил указательный палец правой руки в неожиданно посеревшее лицо смотрителя, – хорошенько подумать, прежде чем вы сегодня будете давать у нас в участке письменные показания, которые могут в будущем… Вот черт!

Телефон старшего инспектора уже несколько долгих секунд настойчиво вибрировал от входящего вызова.

– Да! – нетерпеливо бросил он в трубку. – Это я, совершенно верно. Кто? А, режиссер! Скандал? Какой скандал? Что вы такое говорите? Да, это мое решение. Это место… Это… Да дайте же мне уже сказать, черт вас возьми! Это место преступления! И я действую по инструкциям! Ну и что, что билеты проданы, мне кажется, что если объяснить… Да, я готов сам все объяснить хозяевам… При чем здесь телевидение? Когда? Когда?! Вы с ума сошли? Замок Базеос закрыт для посещений моим решением! Да! Для проведения следственных действий по делу об убийстве! Сюда скоро прибудут кинологи с собаками, обыск может затянуться на несколько часов… Что значит «какого лешего мы хотим найти»? Кто вам дал право… Так! Где вы находитесь? Когда? Отлично, я сейчас выйду.

Старого смотрителя колотила крупная дрожь. Лицо его покрылось капельками пота. Но раздраженный старший инспектор второпях этого не заметил.

– Вы остаетесь здесь, – сказал он старику, прежде чем выйти. – Кабинет не покидать! Я за вами вернусь, и мы продолжим в участке. У нас с вами впереди долгий разговор. Провожать меня не надо, я найду выход.

Не дождавшись ответа, он поспешил на улицу. Яркое солнце больно резануло по глазам. Старший инспектор быстрым шагом пересек двор в направлении выхода. На обочине дороги он увидел несколько припаркованных авто, группу людей, обступивших сержанта Дусманиса и пытающихся ему что-то доказывать на повышенных тонах.

Увидев своего начальника, несколько взмыленный сержант с трудом пробился из кольца окружения ему навстречу.

– Что происходит, Дусманис? – сухо поинтересовался Антонидис, остановившись не доходя десяти метров до них и сознательно игнорируя толпу. – Что за демонстрация?

– Это представители труппы, господин старший инспектор! Я им запретил вход на территорию, как вы и приказали. Пригрозил административным арестом! Но они рвутся! Говорят, что мы не имеем права срывать спектакль. Режиссер будет с минуты на минуту. Говорят, что через час ждут владельцев замка. Ох, и в переделку же мы с вами попали, господин старший инспектор!

– Да, режиссер мне уже звонил, – кивнул Антонидис. – Ничего, с ними мы разберемся. Если будет необходимо, я направлю рапорт в Афины и получу разрешение из Департамента. А с этими буйными… Еще раз объясните им, что любого, кто пересечет полицейскую ленту, мы арестуем за оказание противодействия полиции в расследовании убийства! А потом отправим на материк под конвоем, и пусть ими там занимаются. Две недели. А то и все три. Посидят в общей камере, проветрятся. Понятно?

– Так точно, понятно, господин старший инспектор!

– Меня гораздо больше волнует вопрос, успеем ли мы сегодня до вечера все здесь осмотреть, обыскать и замок, и прочесать окрестности, – задумчиво продолжал старший инспектор, взяв сержанта за локоть и отведя его чуть дальше от рассерженной толпы, ближе к калитке. – Смотритель, судя по всему, морочит нам голову: он знает гораздо больше, чем говорит. Я уверен, он что-то видел, хоть и утверждает, что слеп, как крот. Пока смотритель – единственная наша ниточка, раз других свидетелей у нас нет. Осмотрите с экспертами здесь все, снизу доверху! Особенно проверьте…

Повернувшись, он ткнул было пальцем в сторону главного здания форта и вдруг вскрикнул от неожиданности, увидев знакомую худую фигуру в свитере на крыше замка, у самой звонницы.

– Что он там делает? Я же ему запретил!.. Не может быть! За мной, сержант!

И старший инспектор рванул, что было силы, в сторону форта. Оживленные разговоры на обочине удивленно смолкли.

– Прыгнет, клянусь Святым Фомой, прыгнет! – причитал сержант, не отставая от начальника ни на шаг.

– Не смейте, Диони… Дионисиади, не смейте, я вам за… запрещаю!.. – задыхаясь на бегу и срывая голос, кричал несчастный старший инспектор Антонидис, с запозданием осознав, какую непоправимую глупость он только что совершил, оставив смотрителя одного.

Не успев начаться, дело грозило окончиться катастрофой.

Старый смотритель словно его не слышал. Он снял очки и, моргая и щурясь на солнце, аккуратно положил их на парапет. Потом и сам встал на парапет, помедлил секунду и, закрыв глаза, сделал шаг вперед, в пустоту.