– Как волк? Скоро. Вот вода только недавно вскипела. Дрова сырые, я извелась их магическим жаром сушить. Да тут ещё и кажется, что кто-то вокруг бродит и магией повеяло…

Волк небрежно принюхался:

– Всё перебивают твои едкие приправы. Да и откуда здесь большие хищники?

К-Кэн скептически хмыкнул, но спорить не стал: он магией старался не пользоваться и вообще больше уповал на добрый клинок и твёрдую руку.

Девушка, по имени Ан-ньи, выглядела типичным представителем клана Кошки: среднего роста, мягкая и ловкая в движениях. Женственная, с высокой полной грудью, точёной фигурой и приятным голосом, а светлые волосы убраны почти все под капюшон. Из-под тени виднелся только низ лица: полные чувственный губы и мягкий овал подбородка, свежий румянец.

У Треуха так всё внутри мужское и взыграло, взбунтовалось, настолько она привлекала к себе внимание изяществом манер и манящей женственностью:

«Вот это будет приз-сюрприз для нас всех!» – раззадорился он, сглатывая.

Вот тут Треуху, отвлёкшемуся на сексапильную красавицу-Кошку, и неожиданно померещилась коварная змейка амбассу. Он отшатнулся и… наступил на сухую ветку. Хотя хруст оказался и негромким, но его почуяли кони. Они тут же подняли головы прислушиваясь и тревожно поводя ушами. Потом один заржал, а второй стал бить копытами по земле.

Увидев, что эффект внезапности потерян, Змей сунул пальцы в рот. Залихватски свистнув, он заставил обе жертвы вскочить на ноги и на секунду застыть в неподвижности. Смертники тут же вывалили со всех сторон окружая путников, при этом зловеще ухмыляясь и прицениваясь к добыче. Трое сразу отрезали путь к побегу – к лошадям.

Аспид ухмыльнулся, развёл грязные руки, и зарычал, угрожая:

– Стоять! Для вас же лучше будет!

Восемь против двоих.

Но жертвы, видимо так не считали, и повели себя не типично, как положено вести себя жертвам при таком раскладе. Змей считал, что они должны были бухнуться на колени и умолять пощадить их, суетливо отдавая всё добро.

Вместо этого парень-Волк, в полголоса бросил Кошке на пограничьем диалекте, непонятном для бандитов:

– Исчезаем. Потом – здесь!

И тут же покатился кубарем влево, едва-едва разминувшись со стрелой Треуха, который спустил её на мгновение ранее. Подхватив поудобнее магический меч и ножны, Волк резко отшатнулся, уклоняясь от мощного удара топором наступающего Быка. Топор, пронесшись у самого его плеча, порвав одежду, едва не угодил в стоявшего рядом акробата-Кота, поскольку в сумраке рассчитать точную дистанцию оказалось не просто. Используя заминку, К-Кэн, низко приседая и вихляя, уклонился от укола в грудь Кота и быстро прошмыгнул между Быком и Котом. Блеснул магический клинок, и Волк нырнул в ночные джунгли, растворившись там, как сахар в воде. Пока Треух долгую секунду смотрел ему вслед, сожалея о желанном мече, высокий Бык как-то скособочился, заморгал и рухнул в траву. Затем с трудом встал на колени, держась за бок. С недоумением он смотрел, как сквозь пальцы сочится алая кровь.

– Мелочь… – храбрился он, скрежеща зубами.

Кот грязно выругался, зажимая длинную рану на предплечье, оправдываясь:

– Я же его пырнул! И даже царапнул. А он ка-а-ак шарахнет меня своим мечом по пальцам, что мой и выпал!

И спешно стал заматывать тряпкой кровоточащие пальцы.

У Треуха глаза расширились от удивления:

– Ого! Шустрый мечник!

«Как это парень так быстро смог нанести на бегу точные удары, отвлекая сразу двух врагов? Лихо!»

Хоть и сильно хромая, но медвежатник-Бык, специалист по сейфам и почтовым каретам, тут же ринулся к самой сладкой добыче – девушке-Кошке. Той была уготована роль жертвенной овечки, растрёпанной и извивающейся, плачущей и умоляющей остановить насилие, которое, как водится в таких случаях неизбежно. Если бы жертвы знали, как сильно слёзы заводят насильников и распаляют их похоть!

– Какой может быть отпор от такой крали? – скалил Бык крупные гнилые зубы.

Но «краля», стоя у края костра, подцепила носком сапога головешку и подбросила её прямо в лицо взвывшему от неожиданной боли Быку. Он едва успел убрать голову от вращающегося полена, и оно только вскользь зацепило его по щеке, обжигая и осыпая искрами. Взвыв, Бык ринулся вперёд и рубанул топором сверху, в ярости почти раскроив Кошке череп.

Почти. Потому что она вовремя присела под свистнувшим над головой тяжёлым лезвием. И тут же, сидя на корточках, Ан-ньи подхватила котелок с кипятком и выплеснула кипящую жидкость в лицо Быку.

Тут Бык резво, как молоденький телёнок, отпрыгнул в сторону и отделался обширным ожогом пальцев на руке. Ан-ньи оскалилась и метнулась в прореху, образовавшуюся после его отступления, и метнулась в тёмную чащу джунглей. Гибко, как истинная Кошка, она просочилась в дебри, ловко пробираясь между лианами и деревьями. Вслед за ней нёсся раскатистый каскад проклятий обожжённого Быка.

Змей-атаман крикнул, подзадоривая уголовников:

– У неё нет оружия! Кто хочет развлечься, может взять её. Без труда!

А сам ринулся ловить коней – самую ценную оставшуюся добычу. Опытный конокрад, он, изловчившись, схватил за гриву ближайшую лошадь и прыгнул к ней на спину. Набросив верёвку-узду, да ещё ударив кулаком между ушей, он заставил брыкающегося коня присмиреть.

Второй конь вздыбился, клацнув зубами и вырываясь из рук уголовника. Потом отпрыгнул в сторону и обрушился вниз, метя копытами в грудь ошпаренного и невезучего сегодня, как никогда, ошпаренного Быка. Хрустнули рёбра, и громила отпрянул назад. А конь победно заржал, схватил в зубы две сумки и ловко забросил их себе на спину. Затем он круто развернулся, сбил с ног крупом второго бандита, и выскочил на тропинку, по которой путешественники приехали сюда на ночлег.

И конь унёсся в ночь, только глухой стук копыт и стих вдали…

В это время Бык-медвежатник, которому осколок ребра, расколотого копытом, пробил сердце, умер ещё стоя. Он вытаращился, открыл рот, качнулся и грузно, как камень, рухнул лицом вниз прямо в раскалённые красные угли и языки пламени костра. Когда он зарылся лицом в красный жар углей, затрещало и едко запахло.

Но он даже не пошевельнулся.

Костер вспыхнул и потом, мигнув, почти погас, погрузив всю поляну в зловещий сумрак. Как будто тёмная душа негодяя, улетая, прихватила с собой и жизнь костерка…

Семь

Матёрый толстый насильник малолеток, потомственный извращенец из клана Кабана по кличке «Хряк», поднял увесистый топор возле упавшего в костёр Быка. Наступив на его тело он, облизнувшись, ломанулся за убегающей Кошкой:

– Она моя. Сладкая девочка далеко не убежит! – крикнул он ей вслед, пугая.

Как и все Кошки, Ан-ньи хорошо видела в лесу, тем более, что он ей был знаком. Она сейчас находилась недалеко от своего селения. А ещё ближе располагалась яма-ловушка, куда угодил не так давно любитель «клубнички» Птицелов:

– Заманю подонка-Кабана в ловушку. Столкну вниз на кол… И там должно быть оружие Птицелова.

Хряк не имел такого отменного ночного зрения, как девушка из клана Кошек. Но ясно слышал, как она пробирается впереди него по ночному лесу, по которому невозможно пройти бесшумно, разве что, если ты птица. С широким боевым топором он легко прорубал себе дорогу и меньше цеплялся за каждую колючку, как приходилось безоружной девушке, снявшей тяжёлый пояс с оружием час назад у костра. Интуитивно приняв вправо, он начал нагонять и вдруг, выскочив на поляну, потерял добычу. Хряк недовольно забурчал под нос:

– Странно… Вот её след – примятая трава… А, она начала прыгать? Допрыгаешься, Кошка. Скоро я заставлю тебя и поизвиваться!

Его «послужной список» содержал шесть изнасилованных и удушенных девушек и девочек. И если бы не гениальная изворотливость Треуха, он уже болтался в петле или ворочал веслом на галере, прикованный к нему пожизненно…

Но где эта рыжая Кошка? Он зарычал:

– Ты будешь моей седьмой девушкой! Говорят, что «семь» счастливое число. Но не для тебя, красотка! – выкрикнул он в темноту, чтобы испугать девушку.

И она почти испугалась.

Как мог он очутиться так близко и так быстро?

Для неповоротливого толстого Кабана это казалось невероятным. Без ошибки отыскав вход в ловушку, она аккуратно спускалась по выемкам в стене на дно ловчей ямы. Внизу, на земле вокруг обитого металлом кола белел рассыпавшийся скелет. Луч луны скупо высветил смеющийся череп – в джунглях очень быстро от тела не остаётся ничего: грызуны и насекомые аккуратно подчистили всё, что могло быть съедобным.

Тут Ан-ньи ожидало разочарование: оружия не оказалось вовсе.

«Где меч и кинжал, которые должны были остаться на боевом поясе Красавчика? Кто-то побывал здесь раньше меня…».

Пояс валялся надгрызенным в том месте, где пролитая кровь привлекла мышей. А оружие перекочевало, видимо, в другие, более удачливые руки какого-нибудь охотника. Выбравшись из ямы, Ан-ньи всмотрелась в глубь леса: там царила только обычная суета ночных джунглей:

«Где Кабан? Заблудился? Неужели всё закончилось?»

И она облегчённо вздохнула. Затем стала поправлять истрёпанную куртку, кое-где порванную вездесущими колючками. Теперь придётся немало потрудиться, зашивая разрывы.

Тут её сзади грубо ухватили за волосы, и сильная рука рванула назад. Над ухом взревел Хряк:

– Вот и всё, крошка!

Мир перевернулся, когда резкая боль вышибла из глаз слёзы. Через мгновение Кошка лежала на спине, а Хряк наступил ей на бедро, придерживая. Кабан слишком хорошо знал на своём опыте о противной привычке девушек пинать мужчину между ног. Поэтому прижимал её на земле, надёжно припечатав каблуком сапога. Потом покрутил каблуком, с удовольствием замечая, какую острую боль причиняет жертве вонзающийся сапог. А поскольку она не кричала и не умоляла его о пощаде, то это ему скоро наскучило:

– Ну что Кошка-норушка, думала, меня столкнуть в это яму? Я что, только вчера родился? Мой отец после каторги много чего рассказывал об охотничьих ловушках охраны! – раззадоривал он себя.

Хряк, привычно чувствуя, как изнутри поднимается знакомое алое пламя вожделения, заставляющее его напрячься в сладком предвкушении безнаказанного насилия:

– Но сначала я тебя немножко стреножу. Да, обрежу поджилки! Или отрублю ногу, кхе-кхе…

Он примерился топором и замахнулся. Но удар не попал в цель: Кошка выпростала из-под себя ремень Птицелова и, приподнявшись, ударила Хряка в лицо увесистой пряжкой. Тут же, крутанув ремень, захлестнула им древко топора. И рванула обеими руками в сторону, поворачиваясь для увеличения силы.

Старый трюк пограничников сработал: лезвие топора со стуком вонзилось в толстый узловатый корень дерева рядом с Ан-ньи. Оружие промахнулось меньше, чем на палец, а из рассеченного лба у Кабана потекла кровь. Он отступил и схватился руками за рану на лице, стирая набегающую кровь. Выронив от неожиданности топор, он выхватил из ножен длинный охотничий нож. Сжав в широкой ладони удобную костяную рукоять, он зло хмыкнул:

– Ты, крошка, меня возбудила всерьёз! А каково будет отведать вот этого? – и он потряс сверкнувший сталью.

– Сначала достань! – прошипела Ан-ньи, спешно отползая на локтях назад.

Не давая ей подняться, Кабан навис сверху, пнув ремень, который змеёй отлетел в кусты. И оскалил крупные зубы:

– А вот теперь мы перейдём к делу, милашка! – похотливо смерив её взглядом, он потянулся второй рукой к завязкам штанов.

Она же спряталась за коленками, стараясь исчезнуть от его взгляда хотя бы на мгновение, торопясь скрытно сплести пальцами хоть какое-то заклинание защиты. Вот только пальцы тряслись, и сплетение магии расползалось, как прогнивший холщовый мешок. Поздно…

Изготовившись к насилию, Хряк шагнул к ней, похрюкивая от похотливого вожделения:

– Да! Тебе это понравится, конечно, киска…

И тут на него сверху бесшумно спланировала большая серая сова. Она сразу рванула когтистыми лапами его лицо, разрывая кожу. Хряк с громким воплем боли отмахнулся ножом и точно попал по оседлавшей его голову хищнице. Острое лезвие разорвало её тело, лишь веер перьев разлетелся по сторонам. А когда они, кружась серым облаком, опускались вниз, то вместе с ними мягко и вкрадчиво, как сама смерть, спустились ещё три совы. Одна погибла тут же, упав с отрубленной головой. Но остальные безжалостно и точно атаковали его горло и глаза длинными острыми когтями. Разрывая в клочья лицо, глаза и шею, они быстро порвали артерии, и кровь брызнула фонтаном вверх, обрызгав низко висящие листья.

Хряк опустил руки и захрипел, теряя сознание. А через секунду упал на сухие сучья, слепой и беспомощный. И запоздало проклял свою похоть и нелепую смерть от когтей призванных Кошкой ночных хищниц.

Эхо от грузного падения заставило хищников прислушаться, принюхаться и потянуться на запах свежей крови…

Шесть

Когда Волк сбежал в лес, порезав Быка и Кота, по команде Аспида ближайшие к нему два акробата-Кота, и Треух-Крокодил ломанулись вслед.

Никто не должен был спастись и донести Стражам и Инквизиции о местонахождении банды смертников.

Как у всех Котов, у них имелось прекрасное ночное зрение, лучше, чем у сбежавшего Волка, поэтому они надеялись без проблем догнать его даже во густой тьме джунглей. Но не так-то легко оказалось настичь лёгкого на ноги Волка, да ещё если это оказались не выносливые Коты и неповоротливый Крокодил. Только благодаря своей неудаче они ловко срезали углы и смогли не потерять Волка в чёртовом сплетении джунглей. Так, через несколько минут преследуемый ими вплотную К-Кэн выскочил на прогалину. Там дымил, отгоняя насекомых, небольшой костер, и десяток фигур с посохами, бродили по кустам, собирая какие-то травы.

«Паломники», – догадался Волк по их плащам и белым верёвкам вместо поясов.

«Волк», – догадались они, глядя на его заостренные уши, несколько раскосые глаза и немного выдвинутую челюсть.

– Извиняюсь! – вежливо бросил он на ходу. – Потревожу вас немного, братья-пилигримы. Тут за мной какие-то бандиты гонятся. Поберегитесь…

И он на хорошей скорости пробежал, лавируя между ними, потом исчезнув среди лиан на другом крае полянки.

Едва он скрылся в чаще, как трое разбойников выскочили из леса, преследуя убегавшего. Старший Кот рявкнул:

– Загоняйте его вдвоём. А я тут пощиплю овечек-странников! Не пропускать же такой возможности!

На самом же деле Кот-отравитель впервые оказался так глубоко в ночном лесу и просто боялся бежать дальше. Странники оказались вполне лёгкой добычей и веской причиной отказаться от рискованного преследования сумасшедшего Волка. И Кот, как более старший по возрасту и тяжести совершённых преступлений, рассудил здраво:

«В темноте нечего делать на сук можно напороться… или на меч, бегая как шальной котёнок. А тут я пересижу, порежу святош и вернусь с добычей!»

– Что вы тут копаетесь, старичьё? – стараясь говорить угрожающим раскатистым басом, он пнул согнутого над травой человека в сутане и легко сбил его с ног.

Затем привычно, как пристало матёрому вору-карманнику, сунул руку под рясу и сорвал кошелёк. Также поступил и со следующим монашком.

– Вот-вот, люди божьи, помните: боги дали, боги и взяли!

Это показалось ему настолько забавным, что он громко рассмеялся, направляясь к единственно оставшемуся не обобранным худощавому старичку, скорее всего из Змеев. Он неподвижно стоял посреди полянки у костра, только тихонько покашливая время от времени. Подойдя поближе, Кот заметил, что один рукав в сутане пуст и заткнут за пояс, и скривился от отвращения. Он, никогда в жизни серьёзно не болевший, презирал физические недостатки, считая их уродством:

– Чё, «ботаник», нарвался на траву кусачую, собирая гербарий? Однорукий, да ещё и чахоточный?

Змей смиренно едва заметно кивнул головой, покашливая. Кот расправил плечи и подошёл