– Почему мой папа невзлюбил дядю Колю? – размышлял Саша, пытаясь с помощью теней показать глубину складки на нарисованном рукаве рубахе. – Ведь дядя Коля – это талант! У них в школе нет ни одного учителя, который бы умел так просто и доходчиво объяснять, как он. А папа в прошлом году при всех обозвал дядю Колю «набожным богомазом». После этого он больше не приходит к ним в гости.

Зинаида Ивановна тем временем обметала паутину по углам, вытирала пыль на полках, где лежали стопки плакатов, валялись старые, давно засохшие кисти и стояли начатые банки с клеем…

Николай вернулся к транспаранту, который он должен был срочно закончить. Он окунул самый кончик кисточки в белую краску и принялся дописывать лозунг на красном кумаче:

«Да здравствует 10-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции».

Периодически он подходил к Саше и проверял его работу.

Зинаида Ивановна набрала полное ведро воды и принялась мыть полы. Стало быстро темнеть.

– Дядя Коля, включить свет надо! Не видно уже ничего! – пожаловался Саша.

– Ох, уже и вечереет! – удивлённо воскликнула Зинаида. – Как быстро!

– Сашуля, собирайся! Едем! Николай, а ты давай мне своё бельё грязное. Я постираю и на следующей неделе привезу.

– Мама, я второй рукав ещё не закончил. Ещё немножко можно, а? – стал уговаривать Саша.

– Нет! Нет! Ты, сынок, хочешь, чтобы мы с «висельниками» ехали?! – ответила Зинаида Ивановна.

– Хорошо. Собираюсь уже… – объявил Саша. Ему тоже не нравилось ездить на трамвае с «висельниками». Так называли пассажиров трамваев, которые висели на подножках и поручнях вагонов. Особенно много «висельников» было в часы пик.

На следующий день в школе был диктант по русскому языку. Мальцев, как всегда, написал сам и помог всем своим ближайшим соседям. Ведь он учился лучше всех, не прикладывая к этому никаких усилий. Держался Саша обособленно и независимо. Дружить ни с кем не изъявлял желания. Одноклассники Мальцева не любили, но вынуждены были считаться с ним, потому что Саша всегда всем давал списывать. Никто никогда не называл его по имени. Только по фамилии: Мальцев, дай списать! Мальцев, ты решил домашнюю задачу по математике? Мальцев, посмотри ошибки в диктанте!

С того самого дня, как Софья Павловна стала давать Саше уроки французского языка, жизнь мальчика изменилась. Теперь он почти каждый день, вернувшись из школы, сразу же шёл в её комнату. Софья Павловна уже его ожидала с чашкой горячего какао или чая и вкусными кексами или печеньем, купленными в бывшей филипповской булочной, находящейся в квартале от их дома. Саша с удовольствием ел, с наслаждением вдыхая запах комнаты: здесь всегда пахло свежими розами.

Потом Софья Павловна объясняла ему очередную тему урока. Но, кроме уроков французского языка, она рассказывала мальчику о своих путешествиях в Италию, Францию, Испанию, Германию, которые посетила ещё до революции. Об истории этих стран, обычаях людей, живущих там. Саша слушал её, открыв рот. Он узнавал другой, неведомый для него мир. Кроме того, Софья Павловна ненавязчиво учила Сашу, как правильно вести себя в гостях. Как надо пользоваться ножом и вилкой. О блюдах, которые подавали в ресторанах Санкт-Петербурга до революции. Саша забывал о времени, находясь с Софьей Павловной. Иногда даже приходила Зинаида Ивановна, чтобы забрать его домой.

– Софья Павловна, извините, я заберу Сашу. Он Вам надоел уже?

– Нет, нет, Зиночка! – вежливо протестовала Софья Павловна. – Сашенька – замечательный молодой человек. Мне с ним очень интересно.

– Сашуля, уже девять часов вечера! – обращалась Зинаида Ивановна к сыну. – Тебе ведь уроки надо учить на завтра! Пойдём!

– Пойдём, мама! – нехотя соглашался Саша.

Возвращаясь в свою комнату, он снова оказывался среди ситцевых занавесок и убогой мебели, пропахшей табачным дымом и вонью кирзовых сапог. Саша садился за дубовый стол и быстро готовил домашние задания на следующий день. Рядом, не отрывая головы от швейной машинки, работала мама, делясь с ним последними новостями: что вчера рассказывал папа, что снова натворили дети Щёчкиных.

Семья Щёчкиных являлась наказанием для всех жильцов их коммунальной квартиры. Их комната находилась напротив дверей Мальцевых. Степан Щёчкин, здоровый тридцатилетний детина, был кузнецом на Путиловском заводе. Когда он вечером возвращался с работы, на него с матерной руганью набрасывалась его законная супруга Пелагея. Она была невзрачной на вид, завистливой и очень жадной женщиной.

– Ты, бугай, деньги принёс? – встречала она Степана одним и тем же вопросом. – Детям жрать нечего.

– Меньше пусть жрут! – отвечал ей законный супруг.

После этих слов, как правило, вся коммунальная квартира взрывалась от криков и шума ломающейся мебели. Их шестеро малолетних детей мгновенно выскакивали из комнаты и, как тараканы, прятались в коридоре. Затем, осмелев, они выходили из своих укрытий и начинали настойчиво искать что-нибудь съестное. Воровали на кухне. Стучались в двери соседей, выпрашивая еду. Софья Павловна каждый день давала этим несчастным детям корзинку белого хлеба, а иногда яблоки, груши или конфеты.

Пелагея, зная об этом, никогда не благодарила эту благородную женщину. Наоборот, за спиной Софьи Ивановны шипела змеёй:

– Могла и больше давать! С неё не убудет! Я точно знаю, что у этой «буржуйки недорезанной» в комнате сундук с брильянтами стоит. Она их продаёт и живёт, как у Бога за пазухой! А мы раньше на них, буржуев, горбатились! Кровушки они попили нашей! Где справедливость?

Зинаида Ивановна тоже подкармливала малолетних Щёчкиных. А Саша этих детей люто ненавидел. Их крики не давали ему спать. Ночью, выходя в коридор, он часто наступал в лужицы мочи, оставленные Щёчкиными.

– У меня никогда не будет детей! – решил однажды Саша, проснувшись ночью от хорового детского плача.

Прошло несколько лет. В жизни Мальцевых ничего не изменилось. Пётр Петрович также возвращался домой очень поздно. Здоровье его ухудшилось. Он сильно похудел, надрывно кашлял, но продолжал много курить. Зинаида Ивановна днями просиживала за швейной машинкой, выполняя заказы на ремонт или пошив одежды. Брала она за свою работу дёшево, поэтому от клиентов отбоя не было. Саша являлся одним из лучших учеников в школе. У него по-прежнему не было друзей. Он сам под разными причинам старался увильнуть от группового похода в ТЮЗ или кино. По пятницам Саша занимался живописью с Николаем и достиг больших успехов. Он уже сам ездил в подвал, где жил и работал их родственник. Всё же свободное время Саша проводил с Софьей Павловной, которая настолько привязалась к нему, что считала своим сыном. Он уже давно получил её разрешение не только брать в шкафах любые книги, но и деньги, которые хранились в перламутровой шкатулке на ножках. Саша уже сам покупал продукты для Софьи Павловны по её просьбе.

Как-то раз он, доставая книгу с самой верхней полки шкафа, неловко повернулся на стремянке и, чтобы сохранить равновесие и не упасть, уронил книгу. К сожалению, она упала не на пол, а завалилась за шкаф. Для того, чтобы достать книгу, ему пришлось вытащить все книги из шкафа. Сделав это, он с огромным трудом отодвинул шкаф. За ним лежала злополучная книга и какой-то толстый пакет, завёрнутый в мешковину. Саша поднял его.

– Какой тяжеленный? – удивился он.

– Софья Павловна, идите сюда! Я что-то нашёл! – позвал Саша хозяйку квартиры.

– Нашлась! Неужели она нашлась! – с радостным изумлением воскликнула она, увидев пакет. – Это редчайшая книга. В 1922 году, когда меня уплотняли в эту комнату, я упаковала её в мешковину, чтобы никто не позарился. А потом не могла её найти. Думала, что рабочие украли. Переживала… А книга-то цела! Давай-ка, Сашенька, снимем эту грязную упаковку.

Саша снял мешковину, и перед его глазами предстала большая книга в кожаном переплёте с серебряными накладками по углам. Он медленно открыл её. Под обложкой оказался нежный бархат. Титульный лист был написан на неизвестном ему языке. Мальчик прочитал и понял, что книга называлась «Хроники открытия Нового Света». Мадрид. 1678 год. Он пролистал несколько страниц.

– Это, наверное, на испанском языке написано? – спросил мальчик.

– Да, Сашенька, на испанском, – подтвердила Софья Павловна.

– А Вы знаете его? Мне так хочется прочитать эти Хроники, – спросил Саша, продолжая листать книгу, разглядывая необычные рисунки каравелл, людей в доспехах с пушками, индейцев, стоящих на коленях перед высоким деревянным крестом, вкопанным в песок.

– Испанский язык я знаю, но вот правильного произношения у меня нет. Я тебе объясню, как можно прочитать эту книгу и дам французско-испанский словарь.

– Спасибо! – обрадовался мальчик.

В ноябре 1932 года все газеты страны стали печатать историю жизни и трагической гибели Павлика Морозова. Особенно они подчёркивали слова великого пролетарского писателя Максима Горького:

«Память о нём не должна исчезнуть – этот маленький герой заслуживает монумента, а я уверен, что монумент будет поставлен».

В школе, где учился Мальцев, в один из дней перед началом занятий была проведена пионерская линейка. Перед учащимися выступила секретарь горкома комсомола. Фамилию её Саша не расслышал. Это была крупная высокая девушка в коротком пальто. Закатив вверх глаза, секретарь горкома протараторила заученный текст:

– Пионер Павлик Морозов вёл преданную, активную работу с классовым врагом (кулачеством и их подкулачниками), выступал на общественных собраниях, разоблачая кулацкие проделки. В ноябре 1931 года Павлик Морозов подал заявление следственным органам о том, что его отец, будучи председателем сельсовета, был связан с местными кулаками и занимался подделкой документов и продажей их кулакам-спецпереселенцам. В январе 1932 года Павлик Морозов вывел на чистую воду кулака Силина Арсения, который, не выполнив задания по сдаче картофеля, продал местным кулакам целый воз картофеля. Осенью 1932 года Павлик Морозов доносит на кулака Кулуканова, укравшего с сельсоветского поля шестнадцать пудов ржи…

Секретарь приводила ещё примеры из героической деятельности пионера Морозова Павлика, но Мальцев её уже не слушал. Он вспоминал прочитанную вчера книгу «Мопассана» на французском языке.

Потом слово было предоставлено пионервожатой их школы Зое Федоровне.

– Пионер Павлик Морозов – это символ честности и принципиальности юного борца с кулаками. Он был убит собственными дедом и дядей, но дело его живёт и будет жить! – скороговоркой выпалила невысокая бойкая девушка в красном платке и пионерском галстуке.

Затем зачем-то выступать пригласили Ларку Пивоварову, отличницу-зубрилку из параллельного класса. Она вышла из строя, открыла рот и ничего не могла сказать. Лицо девочки покрылось большими розовыми пятнами, а лицо вытянулось от испуга.

– Забыла, зубрилка! – злорадно прокомментировал кто-то за Сашиной спиной.

Наконец, Пивоварова залепетала:

– Мы… мы… Мы, все пионеры нашей дружины… сохраним память о Павлике Морозове в наших сердцах.

На этом, к радости Саши, линейка закончилась. Но на последнем уроке в класс к ним пришли завуч школы Лидия Яковлевна и пионервожатая Зоя Фёдоровна.

– Товарищи пионеры! – обратилась к ним Зоя Фёдоровна. – Совсем недавно, по инициативе пионеров Москвы, Воронежа и других городов и сёл нашей любимой Родины, стали формироваться особые пионерские группы. Они призваны следить за своими родителями и соседями и сообщать об их неблаговидных поступках в органы власти. Мы тоже приняли решение о создании таких групп в каждом классе. Более подробно об их работе расскажу потом на специальном собрании. А теперь, кто хочет записаться в эту группу, поднимите руки!

В классе повисла гнетущая тишина.

– Ну! – угрожающе произнесла завуч.

– Я! – поднял руку Вася Чернов, рыжий, веснушчатый мальчик маленького роста.

– Молодец, Василий! – с явным удовольствием похвалила его Лидия Яковлевна. – Кто ещё? Ну, где же добровольцы? Среди вас что, нет честных и принципиальных ребят?

– Я хочу! – встала Оля Рябунец.

– Молодец! – похвалила девочку пионервожатая.

– Мальцев, а ты почему притаился? – вдруг произнесла завуч, – Ты же лучший ученик школы. У тебя отличное поведение!

– Да, Мальцев, почему ты не поднимаешь руку? – вмешалась пионервожатая.

Сашу вдруг внутри обдало жаром. Он почувствовал, как стал весь гореть от возмущения. «Как это, следить за папой и мамой»? – не укладывалось у него в голове.

Он встал.

– Я за отцом следить не буду. Мой папа старый большевик! Участник гражданской войны. Красный командир! – твёрдо и с гордостью заявил Александр.

Пионервожатая смутилась и не знала, что и сказать. Тогда Лидия Яковлевна негодующе бросила ему упрёк:

– У тебя, Мальцев, соседи есть. Я уверена, что среди них имеются антисоветски настроенные элементы!

– Все наши соседи – пролетарии! – уверенно ответил Саша и вдруг вспомнил Софью Павловну. – Ну, нет, об этой женщине я никогда и никому не расскажу! – подумал он.

– Значит, Мальцев, ты отказываешься войти в состав этой пионерской группы? – в один голос закричали завуч и пионервожатая.

– Да! – коротко ответил Саша.

– Тогда завтра пусть твой отец придёт с утра к директору школы на беседу! – раздражённым голосом приказала Лидия Яковлевна.

– Да, да! И ко мне пусть обязательно зайдёт! – заявила Зоя Фёдоровна.

Пётр Петрович пришёл с работы, как всегда, поздно.

– Добрый вечер, Зинуля! – поздоровался он с женой.

– Как дела, сын? – и похлопал Сашу по плечу.

Затем, не раздеваясь, прошёл к окну, открыл форточку и принялся курить.

– Петя, тебе же нельзя вообще курить! С твоими-то лёгкими! Бросай! Тебе же врачи давно велели бросить эту гадость! – стала стыдить его Зинаида Ивановна.

Пётр Петрович хотел что-то ответить, но тут к нему подошёл Саша и рассказал о происшедшем. Лицо отца помрачнело. Он со всего маху ударил кулаком по столу и зашёлся в долгом затяжном кашле.

– Сволочи! – только одно слово услышал от него Саша.

На следующее утро, перед самым началом занятий, Пётр Петрович уже стоял у дверей кабинета директора школы.

О чём его отец говорил с завучем, пионервожатой и директором Саша так никогда и не узнал. Папа ему ничего не рассказал. Но после ухода отца Лидия Яковлевна стала ему всегда мило и глупо улыбаться, а Зоя Фёдоровна старалась с Сашей вообще не встречаться.

Для борьбы с кулацким и подкулацким вредительством в самих колхозах 1 января 1933 года ЦК ВКП (б) принял решение об организации политических отделов при машинно-тракторных станциях, обслуживающих колхозы. В сельские политотделы было направлено семнадцать тысяч партийных работников и коммунистов с большим стажем. Среди них был Пётр Петрович Мальцев.

Зинаида Ивановна собирала его и причитала:

– Петенька, тебе лечиться нужно! В санаторий тебе уже сколько раз предлагали поехать?! А ты всё отказываешься! Работа, партийные собрания! Теперь вот кулаки…

– Зинуля, а кто же порядок в деревне наведёт кроме нас, коммунистов? Люди в городах голодают, а они зерно гноят. Сеять отказываются. Нашу родную Советскую власть люто ненавидят, – спокойно объяснял ей супруг.

Папа уехал в феврале. Без него в квартире стало неуютно и пусто. Зинаида Ивановна места себе не находила. У неё всё валилось из рук. Саша пытался её успокаивать и старался больше времени находиться рядом с ней.

Пятого марта он поехал к Николаю Звягинцеву на урок рисования. Как всегда, скрипел и дрожал трамвай. Но улицы Ленинграда изменились. Закрылись все рестораны для нэпманов. Уже не пахло вкусной сдобой в бывших филипповских булочных. Они тоже прекратили своё существование. Исчезли нэпманы. На углу Невского и Троицкой уже не стояли извозчики-лихачи со своими повозками на резиновом ходу.

– Как хорошо было во время Нэпа, – вдруг подумал Саша. – А сейчас все продукты выдают только по карточкам. Бедная мама! Она вечером и ночью шьёт, а рано утром уходит добывать продукты. Иметь карточки – это одно дело, а выстоять длиннющую очередь – это другое. У кого есть деньги, тот может купить еду в специальных магазинах, которые почему-то называют «коммерческими». Софья Павловна покупает все продукты в этих магазинах, там есть всё. Но стоит, говорят, в десять раз дороже! А где Софья Павловна возьмёт еду? Ей ведь карточки не положены как чуждому нам, пролетариям, элементу. И зачем только НЭП отменили?

Александр вышел из трамвая и поёжился.

Дул холодный ветер. В лицо бил мокрый снег. День был явно не весенний. Подойдя к повалу, он хотел, как всегда, громко постучать в дверь кулаком. Саша уже было занёс руку, но вдруг остановился. Некрашеная дверь была оклеена полосками бумаги со словом «ОПЕЧАТАНО». Под ним стояла круглая расплывшаяся печать синего цвета, подпись и дата – 2 марта 1933 года.

Саша застыл от страха. Он сразу понял, что произошло что-то страшное. Мальчик кинулся в каморку к дворнику, но что-то остановило его. Саша развернулся и пошёл в хлебный магазин, где Николай иногда покупал хлеб.

Среди пустых полок сидела пожилая женщина в белом фартуке, ловко гремя костяшками счетов и записывая что-то в толстую тетрадь.

– Здравствуйте, у Вас по-соседству есть подвал. Там мастерская была, и работал в ней мужчина… – начал спрашивать он.

– Забрали его, парень! Приехала три дня назад милиция и увезла! Говорят, что мужчина этот, Николаем его звали, врагом Советской власти оказался! Вот так-то, парень! А ты туда не ходи! Там милиция дежурит. Задерживают, говорят, всех, кто туда приходит! – облокотившись на прилавок, прошептала она.

У Саши от страха затряслись руки.

– Спасибо! – только и смог сказать. Он выскочил из магазина и бегом побежал к остановке трамвая, озираясь по сторонам.

– Мама! Мама! – с криком вбежал Саша в комнату. – Дядю Колю арестовали!

Зинаида Ивановна подняла голову от швейной машинки. Её лицо стало белым как мел.

– К…а…к? Как это а-ре-ре-стова-ли? – заикаясь, спросила она.

Саша кратко рассказал об опечатанном подвале и о словах продавца хлеба. Зинаида Ивановна встала и, не произнеся ни слова, стала собираться.

– Ты куда, мама? – удивился Саша.

– В милицию! – коротко бросила Зинаида Ивановна и вышла из комнаты.

Прошло три часа. Потом ещё два. Саша сильно нервничал.

– Где же мама? Может, и с ней что-то случилось? – переживал он.

Была уже ночь, когда тихо открылась дверь. В комнату вошла Зинаида Ивановна. У неё было заплаканное и какое-то отрешённое лицо.

– Мамочка, ну что? – с нетерпением бросился спрашивать её сын.

– Арестовали Николая по доносу. В отделении милиции так сразу же поинтересовались: «А Вы, гражданочка, кем ему-то будете?»

– Сестра, – говорю, – троюродная.

– Ах, раз Вы родственница, тогда пройдите в кабинет к следователю!