Роман тяжело поднялся вначале на колени, схватился за крохотную раковину и встал на ноги. Голова раскалывалась до такой степени, что свет резал глаза. Дрожащей рукой Рома залез в задний карман. Достал цитрамон, наклацал пятнадцать таблеток в руку. Закинул в рот и запил водой из-под крана. Затем умылся, осмотрел одежду, насколько позволяло зеркало. Повезло – не испачкался. Он надавил ручку и вышел. В крохотном коридорчике скопилось уже пять человек. Рома прошёл к своему месту. С трудом забрался наверх. Закрыл глаза и принялся ждать, когда боль утихнет.

По проходу ходили люди. Пахло колбасой и кофе. Соседка снизу опять врубила какой-то фильм, но теперь без наушников.

Когда поезд вползал на Казанский вокзал, головная боль уже почти стихла. Некоторые люди потянулись к выходу задолго до остановки состава, поэтому из вагона Рома вышел одним из последних. Прохладный воздух мгновенно забрался под одежду. Пахло сотней разных вокзальных запахов. По соседнему пути отъезжал маневровый тепловоз, его чёрный дым взвивался под металлическую крышу вокзала. Отец ждал в начале перрона. В лёгкой кожаной куртке. Он протянул сыну жилистую ладонь. Роман вяло пожал руку.

– Давай, – отец подхватил дорожную сумку сына. – Пошли, – сказал он.

Рома шёл, смотрел на родителя. Время делает своё дело, хотим мы этого или нет. Отец стал чуть ниже ростом, едва заметно прихрамывал на левую ногу. Четыре года назад он попал в какую-то переделку, повредил сухожилия. Отец ещё крепился, старался сделать вид, что он мужчина в расцвете сил. Однако хватало мимолётного взгляда, чтобы понять: от немощной старости его отделяет миг. Щелчок пальцев. Одно страшное событие.

– Например, моя смерть, – вслух подумал Рома.

Они вышли из вокзала, перешли через несколько переходов, свернули на узкую улочку. Возле красного автомобиля отец остановился. Пошарил в кармане куртки, и машина мигнула аварийкой. Щёлкнули замки.

– Садись, – бросил отец.

Роман забрался в автомобиль. Отец закинул сумку в багажник и сел на водительское место. Завёл мотор и несколько мгновений смотрел на приборную панель.

– Ты не умрёшь, – глухо произнёс он.

Рома кисло усмехнулся. Хотел скаламбурить что-нибудь наподобие: «сказал папа мёртвому сыну». В последний момент сдержался. Его отцу было хуже, чем ему самому – и он это видел. Хоронить детей самое большое горе, которое может постигнуть человека.

– Слышишь меня? – отец посмотрел на сына. В его глазах Роман разглядел железную решимость.

– Я слышу тебя… папа, – выдавил сын. Он уже несколько лет не использовал этого слова. – Только не думаю, что это зависит…

– Больше ни слова! – взмахнул рукой отец. – Ты будешь жить и точка.

Он повернул ключ в замке зажигания. Мотор ответил глухим рыком.

– Я бы и сам не против… – отозвался Рома. – Не думал, что когда-нибудь и кому-нибудь признаюсь… мне страшно. До дрожи пробирает, когда подумаю, что новый год этот мир встретит уже без меня.

* * *

Ехали долго и молча. Роман отстранённо наблюдал за дорогими автомобилями на дорогах. В их маленьком городке на такие оборачивались. В столице же равнодушные и пресыщенные люди не обращали на них внимания. Роскошь перестаёт быть роскошью, когда ей не завидуют. Москва жила и бурлила. Люди меняли свои жизни на бумажки, брали ипотеки ради пресловутого штампа в паспорте, строили свои бизнес-империи, которым всё равно предстояло рухнуть. Рома смотрел на этот огромный муравейник и не мог понять, зачем всё это? Все эти люди всё равно не доживут даже до конца века. За их квартиры перегрызутся родственники, а их бизнес пойдёт с молотка. Так уже было много-много раз. Роман понимал иррациональность своего мышления. Исходя из этих рассуждений, жизнь вообще бессмысленна. Всё ценное когда-нибудь станет пустым звуком, всё созданное будет разрушено и забыто, все милые малыши состарятся и умрут. Зачем жить? На пороге смерти Роман остро прочувствовал этот вопрос. Когда твоё тело умирает, погибает и смысл жизни. Если он, конечно, вообще был.

Отец свернул во двор многоэтажки. Проехал вдоль ряда припаркованных автомобилей. Свободное место нашлось возле подъезда. Выбравшись из тёплой машины, Роман сразу замёрз. Осмотрел двор. Неподалёку, на детской площадке, бегали друг за дружкой дети. Роман и сам помнил, как точно так же резвился. И вот уже предстоит умирать. По-настоящему быстротечность жизни человек понимает лишь в её конце.

По-прежнему молча, отец с сыном поднялись на четвёртый этаж. В квартире их встретила Варя, в розовом махровом халате. Роман был знаком со сводной сестрой, но лицом к лицу встретился впервые. Она была на пару лет младше. После школы отучилась в медицинском колледже, но не отработала по специальности ни дня. Перепробовала множество профессий, пока не осела в диспетчерской такси, где быстро заняла должность старшего диспетчера. Слегка полноватая, с круглым и каким-то детским личиком, она производила на людей неизменно приятное впечатление. Три года назад Варвару сбила машина. Какой-то мажор на «гелике» переехал девушку на нерегулируемом пешеходном переходе, после чего скрылся. Были свидетели, были камеры видеонаблюдения, но его каким-то непостижимым образом так и не нашли. Зато искалеченная Варвара была настолько плоха, что врачи предпочитали отмалчиваться, нежели говорить о сроках выздоровления. Лишь один врач как-то бросил: молитесь. Роман рассказал о случившемся Кате. Она подробно расспросила своего молодого человека, насколько ему жаль сводную сестру. Рома сознался, что жаль не ему, а отцу, который себе места не находил, в его сердце умещалась не только любовь к родным детям, но и к приёмной дочери. На следующий день Катю отправили на курсы повышения квалификации. Её не было неделю… В день её возвращения сводная сестра резко пошла на поправку. Без каких-либо последствий. Непостижимым образом срослись даже переломы.

– Привет, – улыбнулась Варвара. – Рада тебя видеть.

Роман тоже выдавил улыбку.

– Здравствуй, – сказал он. – Наконец-то и познакомились.

– Я думала ты приедешь с Аней, – деланно расстроилась сводная сестра.

Для неё приезд далёких, как Антарктида, родственников был не очень-то и приятен. Мать умерла полгода назад, трёхкомнатную квартиру переписала на дочь. За прошедшее время Варя успела придумать, что делать со столичной жилплощадью. Этим планам мешал отчим, который жил с ней на птичьих правах. Пусть он её вырастил и обеспечивал… но он так и остался ей чужим человеком. Биологический отец уже мотал четвёртый срок. Его она любила, носила передачки, высылала денег и поддерживала морально. Всё ради того, чтобы освободившийся родитель провёл с ней один день перед очередной ходкой.

– У Ани работа, – сказал Рома стандартную фразу. Сам же почувствовал фальшь в этих словах. Когда люди не хотят чего-то делать, или куда-то ехать, они говорят: «Не могу, у меня работа».

Остаток дня прошёл в каком-то нервном напряжении. Попили чай. Натянуто поговорили. При этом темы рака избегали настолько основательно, словно не эта болезнь стала причиной встречи. Отец расспрашивал как жизнь в родном городке. Роман вяло отвечал. Варя же в основном молчала. Он понимал, что должен хотя бы попытаться ближе познакомиться со сводной сестрой, но делать этого не хотелось. Да и какой в этом смысл? Вскоре он уйдёт из жизни и на Земле останется всего несколько людей, кто будет его помнить.

Когда он отправился в туалет, то услышал тихий разговор сводной сестры с отцом. Она упрекала его в том, что у неё, как у хозяйки, не спросили разрешения. Затем отчётливо прошипела: «Ты теперь весь свой мухосранск ко мне в квартиру перетащишь?». Отец что-то пробубнил в ответ. Когда Рома вернулся на кухню, их разговор стих. Спать сводная сестра ушла, едва на улице стемнело. Под предлогом, что утром ей на смену.

Отец налил в стакан воды и поставил перед сыном на стол. Роман уже хотел сказать, что его не мучает жажда, когда родитель протянул пять маленьких белых таблеток.

– Что это? – Роман тяжело сглотнул тягучую слюну.

– Таблетки от… рака, – потупил глаза отец.

Рома понимал, что родитель темнит. Ему очень хотелось верить, что в какой-нибудь сверхсекретной правительственной супер лаборатории изобрели чудо-лекарство. Отец смог его выкрасть или купить за сумасшедшие деньги.

Роману очень хотелось в это верить, но к своим двадцати восьми он уже знал, что чудеса бывают только в сказках. Первый, кто изобретёт универсальное лекарство от рака, не только озолотится, но и войдёт в историю человечества.

– Папа, что это? – сын не моргая смотрел на крохотные белые кругляшки.

Отец присел на стул. Положил таблетки рядом со стаканом воды.

– Выпей, пожалуйста. Это всего лишь снотворное, – немного помолчал и добавил. – Сильное.

– У меня нет бессонницы, – Роман всмотрелся в лицо отца. – Зачем ты мне это даёшь?

– Если бы мне было всё равно на тебя, то я бы сказал, что у меня нет денег на операцию, – отец посмотрел в глаза сына. – Если бы мне было без разницы, жив ты или нет, то мы бы сейчас здесь не сидели. Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты умер. Понимаешь? Поэтому если я прошу просто мне довериться и выпить эти таблетки, то я прошу это не просто так.

Повисла напряжённая тишина. Было слышно, как на Варшавском шоссе шумят машины. Отец и сын смотрели друг другу в глаза около минуты. Роман не мог понять, зачем родитель даёт ему сильнодействующее снотворное, но на сумасшедшего он не походил. В итоге Рома решил, что ему терять уже точно нечего. Даже жизнь уже принадлежит не ему, а опухоли размером с небольшой апельсин, которая завтра утром потребует очередной дозы цитрамона.

Роман сгрёб таблетки в ладонь и бросил в рот. Тремя большими глотками осушил стакан воды.

* * *

Сонливость накатила спустя полчаса. Рома успел приготовиться ко сну. Стоило коснуться лицом подушки, как он почувствовал, что проваливается во тьму. На мгновение он испугался, что умирает. Он видел какие-то невнятные образы: проезжавший по небу поезд, из окон которого летели лифчики; город, жителями которого были лисы, они ходили на двух лапах, с портмоне и сумочками; длинный и тёмный подвальный коридор, по которому шла похоронная процессия с факелами; окна на экране компьютера, которые беспрестанно открывались и открывались, а он не успевал их закрыть; красная машина, мчавшаяся через поле наперегонки с кактусом. Затем наступила тьма, душу поглотило иррациональное спокойствие, словно всё будет хорошо. Рома лежал и слушал умиротворяющий стук собственного сердца. Подумал, что скоро оно прекратит биться. Совсем. Тогда он также будет лежать в гробу, во тьме, слушать тишину и вспоминать, что когда-то у него в груди билось сердце. Затем Рома неожиданно перенёсся за стол. На белоснежной скатерти стоял чайный сервиз, выкрашенный в чёрный цвет. В чашках разлита мутная жидкость – по виду кровь. Запахов не было, как и полагалось во сне. С каждой стороны стола сидели люди. Они беседовали. Когда же заметили нового гостя, разом умолкли. Рома непринуждённо начал говорить, смотрел в лица этим людям, но не мог запомнить ни единой чёрточки, даже какой-нибудь детали одежды. Он вообще не понимал и не осознавал того, что произносили его губы, словно был сторонним наблюдателем. В какой-то момент понял, что с его телом проводят малопонятные манипуляции. Попытался открыть глаза, но веки отяжелели. С четвёртой или пятой попытки у него, наконец, получилось их немного приоткрыть. Отец приматывал к его голове мобильники. Коричневой липкой лентой. После череды бреда, которым наградила его ночь, Рома понял, что это тоже сон. Под утро он слышал, как собиралась на работу Варя. Она ходила по квартире и распевала песенку мышонка. Затем Рома услышал, как клацнул дверной замок. В следующий раз он вернулся в сознание оттого, что в ухо давило. Роман перевернул голову. В щёку упёрлось что-то пластмассовое. Сил открыть глаза не было – снотворное ещё действовало.

В этот момент Рома осознал, что нет привычной и обыденной, утренней головной боли, от которой хочется лезть на стену или выстрелить себе в висок. Моментально спала сонливость. Роман рывком сел. На улице светило утреннее солнышко. Под окном на ветке сидела ворона. Одеяло лежало на полу, простынь сбилась.

Головная боль отсутствовала. Роман сидел и прислушивался к ощущениям. Ждал, что она вот-вот явится. Однако минуты шли, а её всё не было. Рома пощупал голову. Она вся оказалась бугристой, обмотанная липкой лентой…

Рома выскочил в коридор, подбежал к зеркалу. Трусы висели на исхудавшем теле. Голова выглядела жутко. Она оказалась обмотана липкой лентой, под которой выделялось пять мобильников. Сразу вспомнился сон, который, оказывается, и не был сном. Рома начал срывать ленту, но это получалось плохо. Тогда он прямо в трусах бросился на кухню, где достал нож и принялся резать скотч. Некоторые из кусков больно отрывались вместе с волосами. Роман громко матерился. Такого поступка от родителя он не ожидал. Издеваться над своим больным ребёнком…

– Ты здоров, – услышал Роман голос отца за спиной.

Он медленно повернулся. Нож блестел в утренних лучах. Под ногами валялись мобильники и куски липкой ленты, оторванные вместе с волосами.

– Ты чокнутый псих, – процедил Рома сквозь зубы. – Урод моральный! Я сейчас…

– Ты здоров! – повторил отец.

Роман не сразу понял, что родитель не задавал ему вопрос, а утверждал.

– Ну… – стушевался он. – Голова не болит.

– Потому что нет у тебя там больше опухоли! – глаза отца блестели от слёз. – Ты здоров!

Роман сдёрнул последний кусок липкой ленты. Глупо посмотрел на валявшиеся под ногами мобильники. Уже несколько лет не бывало такого, чтобы по утрам не болела голова. Очень редко она болела терпимо. Иногда с постели он бежал к унитазу, где рвал кислым желудочным соком. Изредка падал в обморок.

Но никогда, ни разу, он не просыпался абсолютно здоровым.

Роман посмотрел на отца. Чувство ненависти поостыло. Он ещё не верил в чудесное исцеление, однако чуял, что здесь не всё чисто.

– Что произошло? – Рома положил нож на кухонный стол.

– Собирайся, – сказал отец. – Мы едем на томографию. Я хочу убедиться, что ты здоров.

* * *

Чтобы пройти без записи и без очереди, отцу пришлось выложить кругленькую сумму. Целую зарплату по меркам провинциальных городов. Уже через пару часов Роман держал в руках бумагу с печатью, где чёрным по белому утверждалось, что он совершенно здоров.

Однако, к тому времени он и сам это чувствовал. Пропала извечная усталость. Зрение немного улучшилось, всё утро мучил аппетит. Кожа, прямо на глазах, приобретала нормальный цвет.

Когда сели в машину Рома уставился на отца округлившимися глазами.

– Что ты сделал? – спросил он.

– Да так… ничего особенного, – отец вставил ключ в замок зажигания и повернул. Мотор отозвался глухим рыком.

– Ничего особенного?! – Рома смотрел на отца и не мог поверить, что всё происходящее – правда. Как совсем недавно не мог поверить и в рак мозга последней стадии. – Ты меня вылечил! За ночь! Это называется «ничего особенного»?

– Я отец или где? Сказал же: ты не умрёшь, – он посмотрел в глаз сыну, снял автомобиль с ручника.

Они выехали с парковки больницы, крутнулись через несколько узких улочек, после чего оказались на Садовом кольце.

– Папа, если я что-то и в чём-то понимаю, – начал Роман. – То ты обладаешь какими-то сверхестественными знаниями и умениями. Ты способен вылечивать рак и ты…

Он замолчал, так как не знал чем закончить. Вообще все произнесённые слова казались слишком пафосными, неживыми, вычурными. Они походили на шутку. Да только заключение врача говорило само за себя.

Отец даже не улыбнулся. Он мельком посмотрел на сына. Его глаза оставались серьёзными. Хотя после сказанного Роману и самому хотелось рассмеяться.

– Ты здоров и этого более чем достаточно, – сказал отец. – У меня есть немного денег, я могу тебе помочь здесь устроиться. Затем и сестре твоей поможем сюда перебраться. Там вы ничего не добьётесь. Если где и есть жизнь и возможности – так они в Москве. Хочешь?

– Я хочу узнать, что ты со мной сделал, – произнёс Роман медленно, словно пробуя слова на вкус.

Он вытащил лист, развернул и снова пробежал глазами по строчкам. Совсем недавно он смотрел в похожую бумагу. Там был его смертный приговор. В этой же Роман видел своё второе рождение. Чудеса бывают только в сказках, поэтому он хотел понять, что с ним сделал отец.

– Сынок, не все вещи доступны для понимания. Не все вещи нужно понимать. В некоторые нужно просто верить и…

– Папа, что ты со мной сделал! – со сталью в голосе произнёс сын. Пятым или шестым чувством он понимал: надо во чтобы то ни стало, вытащить из отца способ чудесного избавления от рака. Даже ему, далёкому от бизнеса и медицины обывателю, понятно: за этим кроются феноменальные возможности. Он и сам удивлялся собственным мыслям. Любой другой бы прыгал от счастья, начал бы новую жизнь, поверил в Господа.

Отец долго не отвечал. Следил за дорогой. Роман уже хотел повторить вопрос, когда он, наконец, сказал:

– Меня ведьма кое-чему обучила.

Рома подумал, что ослышался. Округлившимися глазами посмотрел на родителя и переспросил:

– Чего-чего?

– Когда Варя умирала, я встретил ведьму. Она меня кое-чему обучила. Именно благодаря этому умению я и спас Варю. А теперь тебя.

Роман отвернулся и несколько минут смотрел на проплывавшие за окном дома, на пешеходов, на цветастые вывески. Жизнь, порою, разворачивается на пятачке. Ещё месяц назад он думал, что здоров, а по утрам с ним попросту происходит какая-то ерунда. Затем обследование, неизлечимый диагноз, слабая надежда… А теперь он едет в машине с человеком, который утверждает, что излечивать смертельные болезни его научила ведьма.

Однако Рома верил своему отцу. Даже у людей, которые самостоятельно избавляются от рака, болезнь не проходит за ночь. Всему требуется время.

– Расскажи подробнее, – сказал Рома.

– Не нужны тебе эти знания, – помотал головой отец. – Нехорошие они. Могут…

– Папа, расскажи мне всё, что ты знаешь! – потребовал сын. – А я уже решу, нужны они мне или нет.

Они на мгновение встретились взглядами. Затем отец принялся следить за дорогой.

– Ты мне не поверишь, – предпринял он ещё одну слабую попытку.

– После того как самым чудесным образом избавился от рака последней стадии за одну ночь? Да я теперь поверю во что угодно!

– Как хочешь, – отец пожал плечами. – Значит, рассказываю с начала, – он включил поворотник и перестроился в правый ряд. – Когда Варя попала в аварию, в социальных сетях мне написала странная дамочка. Она предлагала помочь моему горю. Я, естественно, согласился. Когда тонешь, хватаешься и за соломинку. Встретились мы на «Дмитровской». Она сказала, что ведьма и готова мне помочь. Безвозмездно. Я, естественно, не поверил. Ни в первое, ни во второе. Ведьм не бывает, так же как не бывает бесплатного сыра. А ведьма, которая хочет помочь бесплатно это вообще что-то с чем-то… Абсолютная фантастика.

Машина остановилась на светофоре. Рядом тормознул кабриолет с откинутым верхом. Его динамики рвала музыка. В машине сидело четверо молодых людей одетых слишком легкомысленно для такой поездки, а водитель и вовсе в майке. Все в солнцезащитных очках, с модельными причёсками. Их скулы нервно двигались перекидывая жвачку с зуба на зуб, в самом начале драйвового припева все четверо подпрыгнули на сидениях, взмахнули тонкими руками. Начали подпевать. Загорелся зелёный. Мощный мотор дорогого кабриолета взревел, унося обдолбленных мажоров по дороге жизни.

– Она мне доказала, что ведьма, – продолжил отец. – Она мне исцелила ногу…

– А что у тебя с ней было? – уточнил сын. Он обратил внимание, что отец прихрамывал, но с чем это связано, не знал.

– Года четыре назад в метро попал в толпучку. Меня скинули на рельсы. Всё произошло случайно, но от этого не легче. В общем, сломал я стопу, повредил сухожилия и к моменту нашей встречи без палочки передвигаться физически не мог.

– И она тебя вылечила, – предугадал Роман.

– Да. Прямо в метро. Чуть ли не как Иисус… Так и сказала: встань и иди. Я встал и пошёл. Палочку ведьма держала в руках, а я прошёл к эскалаторам и обратно.

Отец замолчал, видимо погрузился в воспоминания. Несмотря на то, что уже два раза сотворил невозможное, первое увиденное чудо до сих пор держало его под впечатлением.