Уже третий год группа ученых нашего города при поддержке Российского научного фонда осуществляет научный проект «Мобилизованное Средневековье». Его цель – понять, как возникают мифологизированные представления о началах народов и государств, которые во многом формируют и дальнейший путь наций и стран. Участники команды – искусствоведы, лингвисты, музыковеды, историки, занимающиеся историей России, Польши, Украины, Белоруссии и Балканских государств. А источниками служат памятники истории и культуры (в том числе и массовой), разного рода ритуалы и символические акты.
Наши собеседники – руководитель проекта, доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского госуниверситета Александр ФИЛЮШКИН и доктор исторических наук член-корреспондент РАН Алексей СИРЕНОВ.
– Очень уж необычное название у проекта. Поясните, пожалуйста, кто кого и куда мобилизует?
ФИЛЮШКИН:
– Речь идет о феномене, который историки называют «медиевализм». Не путать с медиевистикой! Медиевистика – это наука, изучающая Средневековье, а медиевализм – обращение к его идеалам и образам. Например, к рыцарской этике, романтическим подвигам, даже к костюмам и внешнему облику. А главное – к отношениям между людьми.
Английский историк Дэвид Лоуэнталь правильно заметил: «Кто недоволен настоящим – ищет утешения в прошлом». Так и Средневековье привлекает людей экологической чистотой: продукты и атмосфера не были отравлены, никто понятия не имел о СПИДе, а нравы людей были просты и естественны. В концепции медиевализма главенствует мысль, что долг, честь в эпоху Средневековья значили гораздо больше, чем нынче, поскольку люди еще не были испорчены «цивилизацией», соблюдали церковные заветы и уважали «базовые» человеческие ценности.
Надо заметить, что подобное представление о Средневековье возникло отнюдь не сейчас. Оно пышным цветом расцвело в Западной Европе – прежде всего в искусстве и литературе – в середине XIX века.
– Идеализация, скорее всего, была далека от реальности?
ФИЛЮШКИН:
– Конечно. Это было воспевание тех идеалов, к которым хотелось стремиться. Как известно, вспоминая прошлое, мы говорим о настоящем…
И у каждого свой «золотой век». Если в Западной Европе апеллировали к идеалам античности – культуре, праву, искусству, то в Восточной было сложнее найти свое «идеальное время». Ведь где искать? Естественно, не в «имперской» эпохе, когда славянские народы в период Нового времени (XVIII–XIX века) потеряли свою национальную независимость, оказавшись в составе Османской, Германской и Австро-Венгерской империй. Эти годы считались мрачным временем национального угнетения.
Поэтому, когда в конце XVIII века в Чехии, на Балканах началось движение так называемых славянских будителей, звавших к свободе, независимости, освобождению, они стали обращаться к временам Средневековья, когда существовали независимые славянские королевства. Мол, тогда мы были великие, свободные, у нас были перспективы: мы могли создать могучие государства…
Особняком стояла Прибалтика. Там утраченный идеал искали не в эпохе Средневековья, а еще глубже – в языческих временах. Тогда еще не было государственности, но племена жили свободно, без иноземного влияния. Недаром одним из героев был эстонский старейшина и вождь Лембиту, возглавивший в XIII веке борьбу против нашествия тевтонских рыцарей и ордена меченосцев.
Парадокс: сегодня в Прибалтике с удовольствием демонстрируют рыцарские замки как главные достопримечательности, одновременно – времена господства Ливонского ордена до сих пор являются не самыми приятными для исторической памяти. Хотя в свое время немцы для Прибалтики сделали очень много, переведя многие процессы в цивилизованное русло…
Кроме всего прочего, обращение к идеализированному Средневековью было еще и густо замешано на спорах между странами и народами – о героях, историческом наследии и территориях. Ведь особенность региона, который историки называют Центрально-Восточной Европой (в него входит и западная часть России), в том, что в нем очень сложно провести естественные границы, потому что на протяжении тысячелетия происходило их постоянное перекраивание: государства возникали, гибли, объединялись, распадались.
– В этом отношении в России ситуация совершенно иная, потому что она не входила в состав других империй…
ФИЛЮШКИН:
– Да, но значение Средневековья в восприятии русского общества неоднократно менялось. Как и само понятие о том, что такое Средневековье.
Нижняя временная граница европейского Средневековья – 476 год, падение Западной Римской империи, а верхняя – великие географические открытия и Реформация, то есть рубеж XV–XVI веков. Как известно, в России не было Реформации, не было Ренессанса, а наши великие географические открытия – это освоение Сибири в XVII веке.
Поскольку называть весь период с IX до XVII века Средневековьем как-то странно, ученые ввели понятие «раннего Нового времени», которое начинается в XVI веке и заканчивается в начале XVIII века, когда наступает Петровская эпоха. В нашем проекте мы подразумеваем под Средневековьем эпоху от Рюрика до Смутного времени, то есть с IX до начала XVII века.
Памятник основателям русской государственности Рюрику и Вещему Олегу, установленный в Старой Ладоге в 2015 году, – характерный пример медиевализма. Фото автора
– Давайте попробуем, начиная со времен Петра Великого, разобраться, как оценивалось прошлое…
ФИЛЮШКИН:
– В эпоху Петра I все, что было прежде, объявили затхлыми и застойными временами дремучей Московской Руси. И это делалось сознательно: тем самым Петр хотел подчеркнуть прогрессивность своего правления. Мол, мы ушли от того ужаса, который был, и строим настоящую европейскую державу, сильное современное государство.
Не правда ли, похоже на то противопоставление, которое было и в 1917 году? Большевики ничего не изобрели, они просто воспроизвели парадигму отрицания прошлого, существующую в российской истории…
В XVIII веке идеалами для общества и власти выступали европейские образы, в том числе античное наследие, переосмысленное западной культурой нового времени. Русский императорский двор хотел быть похожим на Версаль французского короля Людовика или Сан-Суси, резиденцию прусского короля Фридриха.
При Екатерине II на волне успехов Российской империи и национального подъема возникает понимание, что идеалы надо искать и в собственном прошлом – недаром императрица лично пишет придворные пьесы из русской истории. Например, про древнерусского князя Олега, который, по ее версии, основал Москву и завоевал Константинополь (что хорошо рифмовалось с «греческим проектом» матушки-государыни по продвижению России в Средиземноморье).
Попыткой внедрить медиевалистические образы можно назвать действия императора Павла I, который стал гроссмейстером рыцарского Мальтийского ордена и всячески пропагандировал в России рыцарские идеалы, хотя это был западный орден и западные рыцари.
Когда основывали Александро-Невскую лавру, выбирали сакральное место: полагали, что именно здесь Александр Невский разбил шведов… Фото Сергея Грицкова
Однако развитию русского медиевализма мешало то, что до «Истории государства Российского» Николая Карамзина в обществе о своем Средневековье мало знали. Действительно, он, по известному выражению Александра Пушкина, открыл русскому обществу его историю, как Колумб Америку.
СИРЕНОВ:
– Обращу внимание: но и Петр I из давней, средневековой, истории все-таки извлек нужные ему примеры, используя образы в политических целях. Он поднял на щит образ святого благоверного князя Александра Невского как защитника Северо-Запада от шведов.
ФИЛЮШКИН:
– И даже Александро-Невская лавра была заложена, как считалось, на том самом месте, где произошла Невская битва. Потом, когда стало понятно, что сражение случилось немного выше по Неве, было объявлено, что местоположение лавры все равно символично: она стоит там, где старейшина Пелгусий увидел приближение шведского войска. То есть все равно оно связано с Невской битвой.
СИРЕНОВ:
– Петр I несколько раз заказывал придворным ученым написать историю России. Результат его всякий раз не устраивал. Сохранилось несколько вариантов, написанных разными авторами непосредственно по заказу царя…
У нас нет сведений, чтобы к образам средневекового прошлого обращались Екатерина I, Петр II или Анна Иоанновна. А вот, например, при Елизавете Петровне на Украине были организованы поиски места погребения Бориса и Глеба – святых, которые особенно там почитались. При Екатерине II тоже предпринимались подобные действия.
ФИЛЮШКИН:
– Рост медиевализма в России наступает при Николае I, когда даже в архитектуре возникает знаменитый стиль, который называли по-разному: русский, византийский… Образцом для него выступали памятники древнерусской архитектуры. Развивается культ русской национальной истории. Возникает знаменитый спор западников и славянофилов, причем славянофилы в качестве идеалов, ориентиров пути развития страны называли явления допетровской, то есть средневековой, России: древнерусскую общину, отношения московских государей с «землей», то есть народом, через земские соборы.
СИРЕНОВ:
– А вот самый, наверное, яркий пример обращения к средневековым образам, поискам в них национальных идеалов – это эпоха последних Романовых. Незадолго до революции было основано Общество возрождения художественной Руси, в него были приглашены серьезные ученые из Петербурга и Москвы. Была даже построена маленькая «Древняя Русь» – Федоровский городок в Царском Селе. Идеализация фигуры царя, монархии подавалась через древнерусские формы. Это явное стремление использовать идеи медиевализма в русле политической пропаганды.
Кстати, именно в Федоровском городке оформилось поэтическое творчество Сергея Есенина. Вспомним его строки «Гой ты, Русь, моя родная, // Хаты – в ризах образа…». Призванный в армию во время Первой мировой войны, Есенин числился санитаром при госпитале, который устроили в Федоровском городке. И в числе прочих деятелей культуры был приглашен принять участие в этом «древнерусском» культурно-идеологическом проекте.
ФИЛЮШКИН:
– Еще одна тенденция: на рубеже XIX–XX веков государственная власть, используя образы и идеалы Средневековья, стала «маркировать» территорию Российской империи. Например, власти воздвигали памятники в честь 900-летия крещения Руси, причем не в центральных губерниях, а на национальных окраинах. Казахские степи, Галиция, Кавказ, Дальний Восток… А это значит – пытались расширить территорию империи в идеологическом смысле, продемонстрировать, что эти земли таким образом включаются в наше культурное пространство, относятся к общей русской истории.
О проекте
О подписке