Более того, господствующие в разных культурах ценности могут становиться в ходе развития, особенно под воздействием кризисов, не просто несовместимыми, но антагонистическими. На наших глазах либеральные США стали для Ирана «Шайтаном», а американские ученые-либералы развивают идею «войны цивилизаций». Это – реальность, как и реальностью стали девушки-террористки с «поясами шахидов».

А разве не реальностью были совсем недавно десятки миллионов разумных и образованных немцев, которые искренне уверовали в антигуманные и казавшиеся нам безумными ценности фашизма? И ведь речь идет о ценностях высшего ранга, за которые люди были готовы идти на смерть. Что в них можно усмотреть общечеловеческого? Даже те отношения, в которых большую роль играют биологические инстинкты (например, любовь к детям), различаются до неузнаваемости в разных культурах.

Приведу цитату одного из знатоков этой дискуссии Дж. Грея. Сам он привержен либеральному образу жизни, даже консерватор, однако считает, что неолиберализм наносит либерализму смертельный удар и сохраниться либеральный тип жизни может только отказавшись от претензии быть носителем мифических общечеловеческих ценностей. Он пишет: «Среди многих режимов или форм жизни, удовлетворяющих универсальному минимуму нравственных принципов, конфликты между несоизмеримыми принципами в рамках универсального минимума будут разрешаться различными способами, исходя из различных культурных традиций, и поскольку универсальный минимум ни в одном из своих вариантов не предопределяет какую-либо из либеральных форм жизни, многие режимы, удовлетворяющие критериям универсального минимума – возможно, подавляющее большинство режимов в истории человечества – не будут либеральными режимами. Эту истину отрицает классический либерализм, все разновидности которого утверждают, что требования справедливости в их либеральном понимании входят в рамки универсального минимума»⁶³.

Нас, конечно, прежде всего волнует вопрос о том, как попытка навязать нам ценности иной цивилизации повлияла на кризис сознания в России. Но ведь и Запад, где либеральные ценности официально признаны как «общечеловеческие», испытывает из-за этого углубляющийся кризис. Нам надо в него вглядеться, как в волшебное зеркальце.

Хуже всего дело обстоит, похоже, в США. Они пытались реализовать большой проект «сплавления» иммигрантов из множества народов в новую, созданную «инженерным» способом американскую нацию (это даже получило название «этнический плавильный тигель»). За идеологическую основу этой нации были приняты англосаксонские культурные ценности. Сейчас признается, что эта попытка потерпела неудачу – индейцы вымерли, африканцы и латиноамериканцы сплавляться не желают и сохраняют защищающие их от сплавления культурные барьеры. Более того, при этой попытке сплавления в обществе возникло огромное число «мельчайших народов» – субкультур, сект, движений, коммун. Они разными способами подчеркивают свои отличия от других, культивируют свои «племенные» особенности.

Судя по многим сообщениям, основная культура пытается ответить на угрозу этого плюрализма путем релятивизации ценностей. Мол, все в каком-то смысле правы, и главное – терпимость («толерантность»). К чему свелась эта толерантность? К тому, что особенностям меньшинств стали придавать статус прав. Это – совсем другое дело, нежели соглашение. Соглашение видоизменяется по мере изменения жизни, а право, как ценность неотъемлемая, само формирует жизнь.

В качестве примера приводят гомосексуализм. Любовь к лицам того же пола для какой-то части общества есть жизненно важная ценность. Это реальность, и преследовать за это – «пережиток тоталитаризма в сознании людей». Но допущение гомосексуализма в обществе, где большинство не одобряеттакой сексуальной ориентации, разумно делать предметом соглашения. Это, мол, уважаемые гомосексуалисты, ваше личное дело, но ведите себя согласно правилам приличия, принятым в нашем обществе, не раздражайте людей.

Другое дело, когда гомосексуализм возводится в ранг прав человека. Сразу же особенности этого меньшинства приобретают демонстративный и даже политический характер. Возникают организации, начинается пропаганда гомосексуализма в СМИ, в искусстве, даже в системе образования. В церкви начинают венчать пары гомосексуалистов, что наносит травму множеству верующих. Это мы видим в США, а теперь пробные шары запускаются и в РФ. В результате возведение ценностей специфического меньшинства в ранг прав (а значит, общечеловеческих ценностей) вместо соединения общества создает в нем новый очаг конфликта.

Кроме того, на этом пути невозможно остановиться, приходится откупаться от множества потенциально враждебных меньшинств непрерывно растущими льготами и фарисейскими уступками. Назревает крах всего цивилизационного устройства США. Признаки этого краха – бессмысленные во многих отношениях войны во Вьетнаме, Югославии и Ираке, не считая множества мелких войн и постоянного военного присутствия по всему миру. Признак краха – сама концепция «войны цивилизаций», кошмар терроризма, дети-убийцы и ощущение надвигающейся «молекулярной гражданской войны». Все это пока что компенсируется, и то с большим трудом, огромными финансовыми ресурсами, с помощью которых удается смягчать обстановку, но вовсе не разрешать противоречия. А доведись им впасть сегодня в экономический кризис подобный нашему – какое зрелище мы бы увидели?

Это – типичный результат ценностного релятивизма как негодного средства примирить доктрину общечеловеческих ценностей с реальностью. Примирить их невозможно, ибо, как мы уже говорили, сосуществование несовместимых ценностей – неотъемлемая часть реальности. Если мы этого не можем признать и научиться справляться с этой сложной проблемой, общество неизбежно рано или поздно терпит крах, а перед крахом теряет творческий порыв. Нам, с нашим опытом Гражданской войны и краха советского строя, уже непростительно следовать за отжившими механистическими представлениями.

Надо сказать, что в скрытой форме утопия «естественного человека» и присущих ему ценностей присутствовала и в сознании советского общества. Эта утопия была отлична от либеральной, но также подрывала рациональность и сыграла роль парализующего гипноза. Иллюзия единства, всеобщей приверженности одним и тем же «естественным» ценностям демобилизовала сторонников советского строя. Они не могли признать и даже просто увидеть назревшего в обществе конфликта ценностей как разновидности социального конфликта. В песне, которая была чуть ли не гимном перестройки, говорится: «Вам не дано понять, что вдруг со мною стало». Так оно и было. Реальное и глубокое противоречие в обществе, которое требовало осмысления и разрешения, воспринималось как капризы избалованной молодежи, как «пережитки прошлого» или результат западной пропаганды.

В советской версии догмы общечеловеческих ценностей «естественный человек» представал как существо коллективистское, проникнутое любовью к ближнему и к своей Родине, понимающее справедливость так же, как и старшее поколение с его общинным крестьянским мироощущением. При таком мышлении не было места ни диалогу, ни конструктивному и справедливому изменению жизнеустройства согласно новой структуре потребностей, ни поиску компромисса, ни даже эффективной борьбе посредством выявления и обнародования реальных притязаний либерального меньшинства. Догма «общечеловеческого характера советских ценностей» парализовала способность советской системы к познанию реальности и к адекватному ответу на вызовы – при объективном и вполне реальном перевесе ее сил над непримиримым антисоветским меньшинством.

Надо еще подчеркнуть тот факт, что вплоть до конца 80-х годов подавляющее большинство «инакомыслящих» в СССР вовсе не отрицали основополагающих принципов советского строя и желали лишь его «улучшения», «оздоровления», «укрепления» и пр. Плохо понимая природу советского строя, они, конечно, мечтали в том числе и об «улучшениях», несовместимых с его существованием. Но именно невозможность диалога привела к тому, что потенциально плодотворный конфликт ценностей был подавлен и, не давая выхода назревшим противоречиям, толкал инакомыслящих в ряды убежденных противников советского строя. Догматизм советского общественного сознания почти искусственно сформировал армию врагов советского строя при том, что их недовольство этим строем не было фундаментальным.

Еще более актуален вопрос о том, как догма общечеловеческих ценностей действует на сознание левопатриотической оппозиции сегодня. Если говорить в общем, то примерно также, как действовала на сознание сторонников советского строя до 1991 г. Значительная часть «красной» оппозиции представляет себе дело так, что вследствие предательства верхушки КПСС, вступившей в союз с Западом, к власти пришел оккупационный режим. Но народ «проснется», откуда-то придут Минин, Пожарский и товарищ Сталин, олигархи с чемоданами умчатся в аэропорт Шереметьево, а народ, засучив рукава, начнет восстановительные работы, как после Великой Отечественной войны. Неявно предполагается, что в обществе снова возникнет «морально-политическое единство» на основе все той же советской шкалы ценностей, ибо она естественна.

Это – утопия, абсолютно нежизненная, из которой не может вызреть никакого политического проекта. Она ограниченно полезна только как источник слов и знаков, отрицающих ту разрушительную «реформу», что ведется под маской либерализма. Но реальной угрозы для реформаторов это отрицание не создает. Дееспособная оппозиция, объединившая критическую массу граждан, может возникнуть лишь на основе проекта, в котором люди увидят конструктивное разрешение тех противоречий, которые привели к кризису и падению советского строя. Но такого проекта не возникнет, пока части расколотого общества исповедуют ложную веру в общечеловеческие ценности – каждая часть в свои, «правильные» ценности.

Пока что признаков диалога, «зарастания» раскола, возникшего в отношении ценностей, не видно. В политической сфере, напротив, начиная с 1991 г. раскол углубился и оформился. Искусственная радикализация конфликта «реформаторами» привела к тому, что оппозиция оттолкнула от себя большую часть «демократов», которые вовсе не были противниками советского строя в фундаментальных вопросах и не являются сторонниками «партии Чубайса» сегодня. Это именно те люди, которые ожидали от перестройки строительства «обновленного социализма», но логика развития конфликта толкнула их к идеологам типа Явлинского или во «внутреннюю эмиграцию». Без восстановления союза с такими людьми и выработки общего с ними проекта выход из кризиса невозможен, но и эта совместная работа невозможна без перехода на новый уровень понимания нашего кризиса последних четырех десятилетий.

Иногда говорят, что возникла идеологическая терпимость, сотрудничество между коммунистами и православными – мол, закрываются многие старые трещины. Но это другая проблема. Кстати, шаги к идеологической терпимости наблюдаются только со стороны коммунистов. И это, похоже, пока что не плодотворное сотрудничество общностей с разными ценностями, а соблазн ценностного релятивизма, то есть размывания ценностей. Оно неизбежно ведет и к размыванию общности (например, коммунистов). Напротив, союз и сотрудничество разных общностей как раз требуют ценностной определенности, даже жесткости («чтобы объединиться, надо размежеваться»). Во время войны большевики и Церковь тесно сотрудничали, но и речи не было о том, чтобы заигрывать с иными ценностями и говорить, что «коммунизм – это почти то же самое, что и христианство». Ценностный релятивизм – это продукт кризиса, признак и одновременно источник слабости.

Утверждения, будто сотрудничество невозможно без некоторого «размывания» ценностей, без признания относительной правоты другого, принять нельзя, они не имеют ни исторических, ни логических оснований. Зачем признавать «правоту другого»? Прекрасный пример такого релятивизма дал Горбачев: «С одной стороны…. с другой стороны…». Ведь чтобы признать правоту, требуются разумные доводы, но ценности тем и отличаются от цены, что их нельзя посчитать и нельзя логически обосновать. Мусульманин считает многоженство добром – должен ли христианин признать его правоту? Нет, конечно. Он просто должен признать существование мусульманства с его ценностями как часть реальности – и искать способ ужиться с мусульманами. Ужиться через поиск таких норм общежития, которые были бы приемлемы для обеих сторон. Как мы знаем, и в Российской империи, и в СССР такие нормы были найдены, хотя не все они были писаны на бумаге.

Чем раньше мы преодолеем соблазн гипостазирования и вернемся к простым и жестким понятиям, тем легче нам будет договориться друг с другом. Накопление ошибок и внутренних противоречий в потоке утверждений, льющемся на головы людей, перешло критический порог, и произошел «отказ рациональности». Нормы логики и здравого смысла перестали защищать людей от злонамеренной манипуляции их сознанием со стороны политических клик, использующих кризис в конъюнктурных целях. Обязанность интеллигенции – произвести честную и ответственную ревизию оснований и инструментов нашей привычной рациональности, привести их в соответствие с современным научным знанием и эмпирическим опытом XX века.