«Со мной кочует бюст – нетленный и глубокий…»

М.Ю. Лермонтову (1814–1841)

 
Со мной кочует бюст – нетленный и глубокий.
Глаза задумчивы, отверсты, одиноки.
В усах отвага и широкий лоб –
Присутствие ума, в том нет сомнений.
Бюст Лермонтова – одинокий гений.
В конце – дуэль и сиротливый гроб.
 
 
Вот весь удел певца на ниве торной.
Он был огонь, что с неба, непокорный,
С особой дерзостью в груди таился нрав.
Пред всеми не расшаркивался льстиво,
В бою с чеченами сражался терпеливо,
Достоинство и честь не потеряв.
 
 
Ну что ж, всё по порядку – сердце просит.
В Шотландии далёкой ветры носят
Средневековый запах скисших лет,
Когда Томас Лермонт творил знаменья,
Хватаясь за мистическое тленье,
Угрюмый предок и к тому ж поэт.
 
 
В Россию корни проросли пророка,
В России всё под спудом спит до срока.
Вдоль Мойки Пушкин катит на дуэль.
Жена его слепа, царь смотрит в окна –
Заиндевели от мороза стёкла,
Там в хлопьях тьма и страшная метель.
 
 
Погиб поэт, кто ж смерть его рассудит?
Мужик в деревне прост и не осудит
Ни высший свет, ни происки врагов.
Кто поумней – кидались в осужденья,
Прочитывая вслух стихотворенья,
Защекотавшие устои берегов.
 
 
Кавказ вдали – немые цепи гор,
Свободный воздух и души простор.
Полёт орла высок и незаметен.
Он смотрит вниз без посторонних глаз,
Вершины гор сияют, как алмаз,
Не замечая ход седых столетий.
 
 
Здесь пахнет вечностью, пронизан небосвод
Лучами солнца, вниз потоки вод
Летят вдоль скал, стоящих у стремнины.
Внизу туман, чуть дальше вьётся дым,
Разбросаны дома, где мчится к ним
Седой чечен, в тени наполовину.
 
 
Мартынов только повод, тяжкий сон,
Когда душа скорбит, со всех сторон
Её злой дух и мучит, и тревожит.
Когда становится язвительным язык,
И дни мучительно бегут на черновик,
И мысль одна другую не стреножит.
 
 
Убит спокойно, и не на войне,
Где много раз на боевом коне
Бросался на редуты грозной тучей.
Где шла резня, стреляли тут и там,
Стонали люди, воздух по полям,
А он казался сильным и могучим.
 
 
Теперь тщедушный, в тоненьком гробу,
Как фаталист, что испытал судьбу, –
Умолк и, выйдя тихо на дорогу,
О чём просил за год пред этим днём,
Всё получил, как некий ход конём.
Бог терпелив, нет тайн для Бога.
 

31 января 2016 г.

Белый снег

 
Белый снег. Почему ты белый?
Сколько можно лежать под окном?
Гомонят воробьи оголтело,
Наполняя веселием дом.
 
 
Вдруг запахнет соломой, смолою,
Терпким дымом садовых костров.
И качнёт луна головою
Из каких-то дальних миров.
 
 
И пойдёт, пронесётся повсюду,
По оврагам и по полям,
Что закончились пересуды,
Что объявлен запрет белым дням.
 
 
И водой захлебнётся округа,
Застучит монотонно капель.
И притянется кто-то друг к другу,
И начнётся у них канитель.
 
 
Про любовь будут длинные песни,
И неважно, что в доме вверх дном.
Белый снег – надоел ты, хоть тресни,
Сколько можно лежать под окном?!
 

16 февраля 2012 г.

Баллада «Аэрофлоту»

 
«Отдать концы!» кричат, когда уходят в море.
«Задраить люки!» – в толщу океана.
Ну а когда, чтоб реять на просторе,
«Счастливого пути!» желают рьяно.
 
 
«Аэрофлот» – как твёрдая валюта
Во всех концах земли большого шара.
И если вдруг захочется кому-то
Взлететь на время – для него есть пара.
 
 
Летать отраднее, когда с тобой подруга, –
Есть перед кем свой страх топить в стакане.
И даже если турбулентность или вьюга –
Всё нипочём в воздушном океане.
 
 
Дункан с Есениным мотались к Кёнигсбергу,
А Маяковский хвастался рекламой.
Был «Добролёт», но он давно повергнут
«Аэрофлотом» – этой стройной дамой.
 
 
Всё как обычно: каждый день в полёте.
Прошиты крыльями седые магистрали.
И что за мысли будоражат ум пилотов,
Когда они всерьёз глотают дали.
 
 
Мы все мечтаем стать однажды птицей,
Стряхнуть усталость от седьмого пота,
Взять дорогих – и в небо устремиться
В надёжных лайнерах «Аэрофлота».
 

2 февраля 2016 г.

Пастушок

 
У пастушка одна забота:
Чтобы коровы не сбежали
И чтоб потом, придя с работы,
Они ещё и молоко давали.
 
 
В руках ни дудки, ни свирели,
Большущий кнут – гроза телячья.
А что же вы ещё хотели?
Он маленький – вот незадача.
 
 
Под кепкой чуб, рубаха сшита
На вырост, но, видать, так надо.
Шагает просто, деловито,
Как страж, осматривая стадо.
 
 
За ним собачка, с полуслова
Спешит, хвостом виляя смело,
И если надо, то готова
Идти с ним на любое дело.
 
 
Задор его не оставляет,
Он знает нужные словечки
И про себя в уме считает,
Когда идти пить воду в речке.
 
 
Его взял дед с собой на пару,
Пасти коров – обычай древний,
Он времени не тратит даром,
Растёт и учится в деревне.
 

9 февраля 2019 г.

Аэропорт

 
Где самолётов вьётся стая,
В небесный омут улетая,
Где пассажиров пёстрый рой
И голоса наперебой,
Где на экране вереницей
Мелькают цифры и столицы,
Где все бывают как-то пьяны
И оживают чемоданы,
Плывут по лентам, словно рыбы,
Кто в Воркуту, кто на Карибы,
В мельканье блузок, брюк и шорт
Кипит, пыхтит аэропорт.
А мы с приятелем на пару
Пьём горькую у стойки бара,
И ни от страха, ни от боли,
А просто так, по доброй воле
Усугубляем, точно впрок,
И мир лежит у наших ног.
Как муравейник – жизнь лихая,
Аэропорт не отпускает.
Кого-то любят и встречают,
А нас никто не замечает.
Красиво объявляют рейсы,
Плывёт еврей в курчавых пейсах,
За ним семейство – мал мала.
И долгожданна и мила –
Плывёт раскрашенная дива
Периферийного разлива.
Проходит женщина с плюмажем,
Мелькают члены экипажей,
Вдоль магазинов и витрин
Вальяжно бродит армянин.
Мы разошлись, казалось – мало,
Нам третьего недоставало.
Мы про своих не забываем,
Надёжно время коротаем.
Как стадион, где вечный спорт,
Шумит, пыхтит аэропорт.
 

26 июня 2017 г.

«По параболе лечу, по параболе…»

А.А. Вознесенскому (1933–2010)

 
По параболе лечу, по параболе,
Шлю столицам привет деревенский,
Вот и выпало петь нам в эфире,
Дорогой мой Андрей Вознесенский.
 
 
Уберём траекторию и манерность,
Ваших слов бриллианты – по ветру вей.
Ярким пламенем в зрачках разгорается верность,
Одуревши поёт переделкинский соловей.
 
 
Вы в пути уже долгом и длинном,
«Обилечены», чтоб сесть в пятом ряду.
Мир закручивается в паутину,
И идёт за редутом редут.
 
 
Гойя, Мэрилин – старушка история
Разворачивает свой широченный зад,
Вы не лезли в дороги проторенные –
Шли своей, по жнивью, наугад.
 
 
Обезумевший век – много паники,
Схватка мертвенных сил в пустоте.
Очервонились, вспухли лобазники,
Были мальчиками – стали не те.
 
 
Женщин бьют, с ними пьют одинаково.
Они тоже готовы на раз
От бессилия в морду по-всякому,
Острой туфелькой промеж глаз.
 
 
Отзывались в Вас всякие странности,
Видеомы как антимиры.
Это детские, милые шалости,
Чтоб не браться за топоры.
 
 
Ваш пиджак замусолен, поношенный,
Как заплатка в прорехах систем,
Вы болтались в стране словно брошенный,
Проливаясь строками поэм.
 
 
Это кризис, почти деградация,
Только шёпот – язык пересох.
Как винила ночная вибрация
С петухами до четырёх.
 
 
Зоя, Оза – навеки помолвлены,
Током бьющие провода.
Мы истрёпаны, но не сломлены,
Мы повязаны навсегда.
 
 
Что ж, парите в немом пространстве,
На просторах московских и венских,
Вас не выкинешь из истории: Вы – данность,
Дорогой мой Андрей Вознесенский.
 

1 сентября 2015 г.

«Две лодки застыли во льдах у причала…»

 
Две лодки застыли во льдах у причала
В морозное утро. И стоит сначала
Дождаться весны: когда лёд истончает,
Когда растворится, то можно отчалить.
 
 
Терпенье, терпенье, ещё раз терпенье,
Ты ждёшь теплоты – и нету везенья,
В последние дни, в эту зиму проклятую,
Две лодки зажаты и снегом помятые.
 
 
Но воздух кристален и чист до мурашек,
И слышно чуть робкое пение пташек,
И вечное солнце пылающим взором
Наводит на стены кривые узоры.
 
 
Две лодки застыли во льдах у причала,
Всё было уже, но начнётся сначала…
 

14 марта 2019 г.

Зарисовки из «Тихого Дона»

Весна

 
Весна идёт, и солнце плавит стужу,
На южных склонах рыжая трава,
Снег мерно тает, превращаясь в лужи,
Ручьи бормочут нудные слова.
 
 
К полудню прогревает, как на печке,
Степь в испареньях, в дымной пелене,
Проснулись суслики и, словно человечки,
Стоят солдатами, как на войне.
 
 
Вдруг обнажилась зябь, ростки медвянки
Зазеленели на суглинках, у камней,
И на дороге, словно две обманки,
Остался след изношенных саней.
 
 
Грачи закаркали – спешат на гумна,
Где озимь в талых водах до колен,
И в ближних балках стало слишком шумно,
И в дальних логах слышен говор вен.
 
 
Синеет снег, напитанный водою,
Как будто в воздухе разлит елей,
И солнце перевёрнутой звездою
Ласкает нежно зелень тополей.
 

1 февраля 2019 г.

Конец лета

 
К концу лета на солнышке зреет ковыль,
Степь бескрайняя, степь серебрится.
И белеет курган – немой богатырь,
В нём казачья слава хранится.
 
 
Ночи тлеют короткой и тонкой свечой,
Млечный шлях в темноте затерялся,
Там казачье солнышко – месяц живой
Словно в звёздные сети попался.
 
 
В мглистом куреве днём зной окутал места,
В горьких травах полыни виденья,
Только коршун плывёт, кренясь вбок неспроста,
И неспешно скользит тёмной тенью.
 
 
На губах лошадей пот солёный и тишь,
Как прожить до скончания лета,
Степь родимая, милая, что ж ты молчишь?
А вокруг тишина – нет ответа.
 

8 февраля 2019 г.

Осень

 
Осень скинула шаль разноцветную
В тихий лес, в русло старой реки.
Пахнет прелой корой, и заветную
Песнь затягивают казаки.
 
 
Куст шиповника старый, горбатый
Пламенеет на весь белый свет.
Жизнь, ну в чём же она виновата?
Молодым был, теперь уж нет.
 
 
Ежевичник густой и хваткий
Всё опутал, как тихий паук,
В тишине только слышен ватный
Дятла мерный и точный стук.
 
 
И в траве помертвелой и бледной
Жухлый лист тополей и берёз,
Паутина, как щит заповедный,
Серебрит мириадами слёз.
 

8 февраля 2019 г.

Зима

 
В зимний вечер над скатом Обдонской горы,
Над хребтиной крутого спуска,
Кружат знобкие ветры до поздней поры,
Пока месяц не станет узким.
 
 
Несут белое крошево, белую масть,
Из низин на бугры, запыхавшись,
В кладовой много снега, и можно украсть
Серебра у зимы, не попавшись.
 
 
И пока ещё в хатах хозяйки не спят,
В бледных сумерках синей громадой
Вдруг нависнет над Доном снежный снаряд,
Чтоб сорваться потом и падать.
 
 
И лавина пойдёт с гулом мягким, глухим,
Полетит на кусты без усилий,
За собою влача к небу рвущийся дым,
Серебристый подол снежной пыли.
 

5 февраля 2019 г.