3

Брюшин уже объехал все заведения, где ему должны были деньги за крышевание, и направлялся домой, когда заметил белую иномарку, неотвязно следующую за «Маздой». Не делая попыток оторваться, он стал вглядываться в отражение подозрительной машины.

«Ситроен»? Неужели тот самый, с пассажирами которых произошла потасовка? Может быть, это какая-то ошибка? Но нет, Брюшин четко запомнил номер автомобиля. Тогда, быть может, «Ситроен» появился случайно? Только последний идиот мог бы принять эту версию. Майор Брюшин был кем угодно, но только не идиотом. И преследование ему не мерещилось. Белый «Ситроен» был совершенно реален. Давно перевалило за полночь, дороги были пустынны, поэтому он бросался в глаза не хуже белых кроссовок Брюшина.

– И чего тебе надо? – пробормотал он, поглядывая в зеркало заднего обзора.

Ответа, естественно, не последовало. Впрочем, Брюшин его и не ждал. Надо отдать ему должное, он был человек не робкого десятка. Слежка не напугала его, тем более, что по вечерам майор пользовался пистолетом со стесанным номером, экспроприированным у одного залетного вора, покоившегося ныне на дне городского ставка. Личное оружие Брюшин берег исключительно для выполнения служебных заданий. Трофейный же «Макаров» уже не раз сослужил ему добрую службу в трудных ситуациях. Например, во время разборок с конкурентами.

Некоторые несознательные бандиты, забыв, сколько добрых услуг оказывали им милиционеры города, порой теряли нюх и пытались «отжать» ту или иную точку или подмять под себя чужой бизнес, но разговор с такими был короткий. Их отстреливали, как собак, или же садили за решетку, где расправа была не столь быстрой, но зато куда более жестокой. Майор Брюшин и его сослуживцы никогда не гнулись перед бандитами, даже самыми авторитетными. Они чувствовали себя хозяевами на своей земле и не собирались уступать город всякому уголовному отребью.

И уж тем более бегать от всякой приблатненной шантрапы.

Сделав несколько нехитрых маневров, Брюшин убедился на сто процентов в том, что его подозрения обоснованы. «Ситроен» продолжал преследование. Что ж, тем хуже для тех, кто в нем сидит. Кого они вздумали водить на коротком поводке? Офицера милиции? Ха-ха-ха!

На скорости сто километров в час «Мазда» промчалась по пустынному проспекту, резко свернула в одну подворотню, в другую, а потом неожиданно затормозила, вереща шинами. Еще не успел затихнуть в ночи этот пронзительный звук, как дверца автомобиля распахнулась и, выскочив наружу, Брюшин оперся на нее локтями обеих рук, обхвативших рукоятку пистолета, как это делают американские полисмены. Ствол был направлен в приближающуюся машину. «Сейчас водила ударит по тормозам и включит задний ход», – подумал Брюшин, не меняя угрожающей позы.

Так поступил бы он сам, находись он за рулем «Ситроена». Но все люди реагируют в одинаковых ситуациях по-разному. Увидев перед собой косо стоящую «Мазду» и милиционера с пистолетом, Руслан нажал не на педаль тормоза, а на педаль газа.

– Держись! – крикнул он товарищам, упираясь руками в рулевое колесо.

Прыгнувший вперед «Ситроен» врезался в открытую дверцу «Мазды» и снес ее вместе с майором Брюшиным, как картонную декорацию. Удар был настолько силен, что шейные позвонки милиционера сломались. Его подбросило метра на два в высоту, откуда он рухнул на асфальт, дважды дернул ногой, лишившейся кроссовки, и затих в свете фар остановившегося «Ситроена».

– Готов, – прошептал Головастик, потрясенный драмой, разыгравшейся у него на глазах.

– Туда ему и дорога. – Баркас завертел головой, выглядывая наружу из разных окон автомобиля. – Поехали, поехали отсюда, пока никого нет.

– Сейчас, – произнес Руслан бесстрастным голосом.

Покинув «Ситроен» он подошел к мертвецу, наклонился и не без труда вырвал пистолет, стиснутый онемевшей рукой. Затем обшарил карманы убитого милиционера. Почти в каждом лежал конверт с деньгами. Собрав их в одну пачку, Руслан сунул ее за пазуху. Вернувшись за руль, он сунул пистолет за пояс, прикрыл рубахой и обронил:

– У нас крупный улов.

– В конвертах лавэ? – догадался Голововастик.

– Нет, письма любимой бабушке в деревню. Не задавай глупых вопросов. Ты же видел, как этот мусор дань собирал.

Произнеся эту короткую эпитафию покойному майору милиции, Руслан развернулся и поехал прочь. Раскаяния он не чувствовал, эмоций не испытывал. Оказалось, что убить человека не так трудно, как принято считать. Да и человеком ли был мусор, обиравший коммерсантов, которого он был обязан защищать?

4

Выбравшись за черту города, Руслан проехал несколько километров по объездной дороге, выбрал неприметный съезд в сторону и свернул туда. В глубине его души шла жестокая борьба, незаметная снаружи. Одна часть Руслана убеждала его, что делиться с друзьями нужно не всей суммой, а лишь половиной или даже третью, потому что основную работу выполнил он, тогда как Баркас с Головастиком вообще не горели желанием разбираться с обидчиком. Вторая половина сознания твердила, что дележ должен быть абсолютно честным, иначе Руслан разбогатеет, но потеряет нечто важное, составляющее его натуру.

Еще не зная, как он поступит, Руслан проехал вдоль лесополосы, потом мимо кукурузного поля. Увидев впереди редкие огоньки он остановился.

– Похоже, там дачный поселок, – произнес он хрипло. – Что, братва, может, прикупим себе земли, домишки и начнем редиску с картошкой выращивать?

Предложение было встречено довольно нервным смехом.

– Сколько там? – кивнул Баркас на пайту Руслана, под которой угадывались очертания спрятанных конвертов.

– Штук пять есть? – спросил Головастик, глаза которого азартно сверкали.

– Я не считал, – ответил Руслан как можно более равнодушно.

– Так посчитай! – заерзал Баркас.

– Тебе невтерпеж? Или боишься, что я с баблом смоюсь?

– Я такого не говорил.

– Так скажи, – жестко предложил Руслан.

– Хватит из меня снеговика лепить, в натуре, – буркнул Баркас, отвернувшись. – Я что? Я ничего. Мне, что ли, больше всех надо.

– Башли завтра поделим, – поддержал Головастик. – Сколько дашь, столько дашь, Руслан. Мы тебе доверяем, брат.

После этих слов устраивать какие-либо мутки сразу перехотелось. Руслан выгреб из-за пазухи добычу и передал ее на заднее сиденье Головастику.

– Дели поровну. На троих.

– Ага! Я мигом.

Оживившийся Головастик зашуршал купюрами. Баркас развернулся и просунул голову между спинками передних сидений, чтобы лучше видеть.

Руслан закурил, молча глядя в темноту. Ему не было жаль денег. Это был мусор, накипь на бульоне человечества. Деньги нужны лишь для того, чтобы проверять, кто чего стоит. Оценивать корешей Руслана не тянуло. Наверное, оттого, что он понимал: оценка эта будет невысокой. Уж слишком жадно блестели глаза Головастика, тасующего бумажки. Уж слишком внимательно наблюдал за его руками Баркас.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Руслан включил радио, настроился на шансон, услышал хриплый, проникновенный голос Сереги Холодного, который не то, чтобы пел, а говорил:

«Сегодня горек дым сигарет, и муторно глядеть на белый свет. Давно не веселит вино…»

– Потише можно? – спросил голос Головастика за спиной.

– Нет, – отрезал Руслан.

А ровный, бесстрастный, почти равнодушный голос Холодного продолжал:

Займите, парни, на билет.

Я не был дома много лет.

Бог мой,

Я так хочу домой…

К гитарным аккордам подключился низкий, рокочущий бас, потом сухо вступили ударные. Руслан затянулся сигаретой и закрыл глаза, наслаждаясь то ли вкусом табачного дыма, то ли песней. Серега Холодный рассказывал ему про вокзал… про пустынный зал… про то, как лег в вагоне к стене лицом и стал вспоминать мать с отцом – «под стук колес, впервые в жизни протрезвев до слез…»

А что потом? – мысленно спросил Руслан. И услышал:

От полустанка шагал пешком

То лесом, то лужком, то бережком.

В душе

Я дома был уже.

Но у калитки теперь стою

И проклинать судьбу не устаю.

Свой дом

Я узнаю с трудом.

По мере того, как в голосе певца все отчетливее звучали надрыв, боль и отчаяние, друзья Руслана притихли, обратившись в слух. Даже Баркас, потянувшийся к банке с пивом, решил вскрыть ее позже. Он был чужд поэзии, но где-то глубоко внутри него мерцала искорка, которая запросто могла оказаться душой.

Ну а дом, о котором шла речь в песне, был «глух, нем и слеп», он стал неживой «уже не дом, а склеп», и герой приближался к крыльцу, как к мертвецу. И тут Серега Холодный взял на октаву выше, срываясь на фальцет, такой же пронзительный, как вскрики и стоны соло-гитары.

Кровавя пальцы, выдираю гвозди…

«Добро пожаловать, сыночек, в гости.

Ты не писал нам столько долгих-долгих лет.

А мы все ждали-ждали, не дождались,

А нам бы подождать еще хоть малость…

Сил не осталось, извини, нас нет».

Все как во сне. Усталость.

Инструменты заиграли тише, голос Холодного вновь попытался зазвучать равнодушно, отстраненно, хотя это у него получалось плохо.

Сковало сердце точно льдом.

Кому теперь он нужен, мертвый дом?

Все в нем

Гори теперь огнем!

Мне бы заплакать, только слез-то нет.

Отец и мать сквозь дым глядят мне вслед.

Они

Кричат мне «извини».

Песня оборвалась так неожиданно, что некоторое время в «Ситроене» царило неловкое молчание. Потом снова раздалось шуршание бумажек. Руслан радио выключил, чтобы облегчить процесс подсчета денег.

– Ну? – спросил он, не оборачиваясь, когда ждать надоело. – Закончил?

– Пока закончил, чуть не кончил, – хохотнул Головастик.

– Заколебал своими шуточками! – прикрикнул на него Баркас, на лбу которого блестели бисерины пота. – Сколько там?

Последовала интригующая пауза. Если бы Головастику вздумалось затянуть ее хоть на секунду дольше, он наверняка довел бы нетерпеливого Баркаса до белого каления, но ему хватило сообразительности не перегибать палку.

– Шесть штук баксами, – торжественно провозгласил он, – и примерно столько же нашими деньгами, по курсу.

– То есть, – мгновенно прикинул Баркас, – по четыре штуки на рыло выходит.

– Ага, – подтвердил Головастик и, не в силах больше сдерживать рвущийся наружу восторг, завопил по-индейски: – Йахууууу!!!

– Тихо ты, – поморщился Руслан. – Всех собак в округе разбудишь. Денег никогда не видел?

– Видел. В кино, например. Но столько в руках еще не держал.

– Ты дели, дели, – поторопил его Баркас, суя в рот сигарету.

– Переверни, – сказал ему Руслан.

– А?

– Сигарету, говорю, переверни другой стороной. Ты фильтром собрался прикуривать.

– И правда. – Баркас издал короткий смешок, похожий на кашель.

Когда, обхватив губами сигаретный фильтр, он прикуривал от автомобильной зажигалки, его рука заметно дрожала. Руслан обернулся назад. Шелестящий деньгами Головастик беспрестанно облизывал губы, пальцы его слушались плохо, он то и дело сбивался, а потом начинал дележ сначала.

Руслан сел прямо, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. «Нет, – горько подумал он, – этих двоих нельзя брать на дело. Слишком неровно на лавэ дышат. Придется искать других подельников или действовать в одиночку. Но и бросать пацанов нельзя. Пропадут ведь. Нажрутся на радостях, или просто так кому-то проболтаются. Жадность, она как ржавчина. Одно пятнышко всю душу разъедает.»

– Что думаете делать? – спросил он, забирая свою долю, протянутую хихикающим Головастиком.

– Наверное, по домам пора? – предложил Баркас.

– А я бы оттянулся, – мечтательно протянул Головастик. – На всю катушку.

– Нет, – отрезал Руслан.

В повисшей тишине было слышно, как бурчит в животе у Баркаса.

– Что тогда? – спросил он. – Жрать охота.

– Пожрешь, – пообещал Руслан. – Но не дома. И не в городе.

– Это почему? – не понял Головастик.

– Да, – поддержал его Баркас. – Разъясни.

Руслан вздохнул, как человек, вынужденный втолковывать прописные истины непроходимым тупицам.

– Мы мента завалили? – спросил он и ответил себе сам: – Завалили. Искать нас будут? Не просто искать, а землю рыть. Номера тачки засветились? Многократно. Вывод? – Руслан поочередно посмотрел на Баркаса, потом на Головастика. – Вывод такой, что из города сматываться надо. Не заходя домой, где уже может засада находиться. Согласны?

Друзья переглянулись и кивнули, но Головастик не преминул вставить:

– Согласны-то согласны, но мента…

Не договорив, он замялся.

– Хочешь сказать, что мента я завалил? – спросил Руслан. – Пусть так, хотя для суда вы все равно сообщники. Есть шанс покаяться. Тогда оформят явку с повинной, глядишь, и отпустят.

– За кого ты нас принимаешь? – высказался Баркас за себя и притихшего головастика.

– Я принимаю только аспирин, когда башка болит, – произнес Руслан. – А вам излагаю варианты вашей дальнейшей судьбы, если вы зависнете в городе. Или самим идти в ментовку, или за вами приедут. Третьего не дано.

– Не, мы лучше в бега подадимся, – решил Головастик, осознав всю серьезность их положения. – Предкам по телефону скажем, что в Крым намылились.

– Лучше в Турцию, – вставил Баркас.

– Почему в Турцию?

– Чтобы на связь не выходить, балда. Если мобильником пользоваться, сразу засекут и вычислят местонахождение.

– Соображаешь, – похвалил Баркаса Руслан. – Мобилы эти закопаем, а завтра новые купим. Тачку мою спалим или в ставке утопим.

– Охренел? – воскликнул Головастик. – Ее выставить за полцены – сразу улетит, со свистом.

– И продавец улетит со свистом, – сказал Руслан. – В места не столь отдаленные, как пишут в книжках. Жадность фраера сгубила, слыхал?

– Слыхал…

– Ну вот и не забывай.

– Куда же мы двинем? – спросил Баркас, на лбу которого прорезалась глубокая морщина.

– В Киев, – сказал Руслан.

– Почему именно в Киев?

– Во-первых, город большой, там затеряться легко. Во-вторых, там у меня кое-какие связи имеются. Отсидимся, осмотримся, поднимемся.

– Я, в принципе, против Киева ничего против не имею, – заявил Баркас, подумав.

– Я тоже, – поддержал друга Головастик.

Руслан молча кивнул. Он не сомневался, что его план будет принят единогласно.