2

Сирена верещала где-то совсем рядом. Не теряя ни секунды, Руслан запрыгнул в «Ситроен». За ним последовал Головастик, потом Баркас, ноги которого проволочились по земле, когда автомобиль сорвался с места.

Заложив крутой вираж, Руслан погнал «Ситроен» не прочь от ментов, а навстречу им. Это позволило покинуть площадь незамеченными. Сделав несколько крутых поворотов, Руслан стал колесить по дворам, прилегающим к проспекту Ленина.

– Опасно, – предупредил Баркас. – Зачем ты возвращаешься? Заметут ведь!

– Как раз здесь искать не станут, – ответил Руслан. – Сейчас улицы бросятся перекрывать, может быть, даже выезды из города.

– Нет, – до этого не дойдет, – возразил Головастик, поминутно озирающийся назад. – Мусора ведь не при исполнении были.

– Они всегда при исполнении, – буркнул Баркас.

– Это точно, – согласился Руслан, тормозя возле безлюдной детской площадки. – А мне обратно на зону пока возвращаться неохота. Не нагулялся еще на свободе. Поэтому приняли вид независимый и за мной. Представьте, что мы к знакомой девахе в гости намылились.

– Деваха бы сейчас не помешала, – сказал Головастик. – Хотя бы одна на троих.

– На двоих, – осадил его Баркас. – Тебе рановато, братишка. У тебя еще даже усы не растут.

– Растут получше, чем у некоторых!

Затеялась беззлобная словесная перепалка, но Руслан не стал одергивать друзей, решив, что так их компания будет смотреться даже естественней. Подойдя к двери выбранного подъезда, он посмотрел на клавиши кодового замка, пощелкал ими и сделал приглашающий жест:

– Милости прошу.

– Откуда ты код знаешь? – удивился Головастик, входя в темный, пованивающий мочой подъезд.

– Циферки, на которые чаще нажимают, совсем вытерты, – пояснил Руслан. – Осталось только определить, в каком порядке нажимать.

– Учись, студент, – хохотнул Баркас. – Дяди тебя плохому не научат.

– Сам ты студент, – оскорбился Головастик, с трудом закончивший восемь классов.

– Ах да, ты же у нас малолетка. Усы подрисовываешь, чтобы пиво отпускали.

– Я вот тебе сейчас самому усы пририсую. Красные!

– Ша! – прикрикнул Руслан, остановившийся на площадке третьего этажа. – Хорош шуметь. Какая-нибудь тетка ментов вызовет, и хана. Тут же областное управление в двух шагах.

– Нынешние менты по вызовам не ездят, – наставительно заявил Баркас. – У нас во дворе жмур целую ночь валялся, и хоть бы одна собака заинтересовалась. Хотя, – усмехнулся он, – собаки как раз интересовались. А менты только под утро прикатили.

– У нас тоже был случай… – оживился Головастик, но был остановлен властным жестом руки.

Прильнув к окну, Руслан некоторое время наблюдал за тем, что происходит на площади. Милицейская машина с синей мигалкой отъехала от черной «Мазды», возле которой остались стоять три мужские фигуры. Обладателя белых кроссовок среди них не наблюдалось. То ли с патрульными уехал, то ли еще куда делся. Почему-то Руслан был убежден, что этот крендель вернется. Может, выдастся возможность поучить его хорошим манерам. А то ведь подрезал первым, потом напал со своей шоблой, потом ментовку вызвал, а под конец и вовсе за ствол схватился.

– Того, кто за рулем японской тачки был, пока не видно, – тихо сказал Руслан. – Хочу подождать. Мой разговор с ним не закончен.

– Оставил бы ты его в покое, – посоветовал Баркас. – Сам знаешь, дерьмо лучше не трогать, а то развоняется.

– И правда, Руслан, – поддержал товарища Головастик. – Ну этих мусоров к лешему. Мы же оттянуться вроде собирались, а?

– Я никого не держу, – отрезал Руслан. – Хотите, уматывайте. Я остаюсь. Не привык обиды прощать.

Переглянувшись, друзья не стронулись с места.

– Я, в принципе, тоже на этих козлов зуб заимел, – пошел Головастик на попятный. – Я тоже останусь.

– Да и я никуда не тороплюсь, – загудел Баркас. – Вместе заварили кашу, вместе и расхлебаем.

Все это были правильные слова, но Руслан почувствовал, что в них много неискренности и фальши. Парни, которых он считал своими закадычными корешами, поддержали его неохотно. Это означало, что по-настоящему положиться на них нельзя. Случись что серьезное, так Головастик с Баркасом сразу отвалят в сторону. До конца они за Русланом не пойдут, завода не хватит. Вот и верь после этого в мужскую дружбу. Где ж ее искать? Может, и нет ее вовсе на свободе?

– Остаетесь, так остаетесь, – сухо произнес Руслан. – Я вас не гоню и не держу. Решайте сами.

– Да мы уже решили все, Руслан, – виновато сказал Головастик.

А Баркас, тот вообще поспешил сменить скользкую тему.

– Пить охота, просто умираю от жажды, – пожаловался он, утирая несуществующий пот со лба. – Сколько теперь здесь торчать придется?

Руслан продолжал смотреть в окно, из которого было отлично видно все, что происходит возле черной «Мазды».

– Сколько надо, столько и проторчим, – проворчал он.

– И то верно…

Баркас вставил в зубы сигарету и пытался прикурить ее от зажигалки, которая никак не хотела включаться. Вместо пламени из нее вырывались лишь маленькие искорки. Головастик достал из кармана коробок со спичками и бросил их товарищу, но коробок упал на пол. Баркас наклонился, чтобы поднять его и выругался:

– Тьфу, черт! Тут, кажется, помочился кто-то.

Он снова защелкал зажигалкой, и она наконец-то дала огонек. Баркас подкурил сигарету и осветил пол: все было усыпано окурками, а ближе к стене блестела лужа с намокшим спичечным коробком.

– Вот так натюрморт, – прокомментировал Головастик. – Н-да, не задался у нас вечерок. Вот тебе оттянулись.

– Все еще впереди, – обронил Руслан, не подозревая о том, что слова его окажутся пророческими.

3

Майор милиции Брюшин, явившийся в областное управление МВД в новехоньких белоснежных кроссовках, пожалел, что не обул что-нибудь попроще. Во-первых, он привлекал к себе повышенное внимание сотрудников, которых, несмотря на поздний час, в управлении хватало. Во-вторых, приметные кроссовки бросились в глаза полковнику Мохновскому, который даже привстал из-за письменного стола, чтобы видеть подчиненного от макушки до пят.

– Что за наряд? – недовольно спросил он, падая в кресло, жалобно пискнувшее под весом его массивного тела. – Ты с теннисного корта, что ли?

– Вы же сами посоветовали одеваться в штатское, чтобы не выделяться, – сказал Брюшин.

Ненужная и даже опасная реплика. Начальство не любит, когда ему напоминают его собственные слова. Оно усматривает в этом отсутствие уважения и вольнодумство.

– Одеться в штатское, не значит нарядиться клоуном, – гаркнул Мохновский. – Тебя в этих белых тапочках за версту видно. Слишком приметный и запоминающийся.

Брюшина подмывало ответить, что он находится не на оперативной работе, но он сдержался. Начальство любит возражения по существу еще меньше, чем напоминания. Оно прямо-таки бесится от подобных возражений. А гусей дразнить не надо. Они, гуси, и без того найдут повод ущипнуть за больное. Брюшину было очень обидно, что его приравняли к клоуну. Он никогда не шутил, терпеть не мог анекдотов и смеялся так редко, что почти разучился это делать. Его брови сошлись у переносицы, на скулах проступили желваки, губы сузились.

Полковник Мохновский понял, что перегнул палку.

– Ладно, – сказал он, – я тебя не для того вызвал, майор, чтобы твой гардероб обсуждать. У меня, знаешь ли, дела поважнее. Час назад из администрации вернулся. Там обеспокоены.

– Чем? – спросил Брюшин, не отрывая глаз от носков своих кроссовок.

– Процентом раскрываемости преступлений, – ответил полковник. – С тяжкими еще туда-сюда, а вымогательства, ограбления, драки, они же годами висят без движения. В результате вместо премий вот. – Он скрутил внушительный кукиш. – В Администрации хотят результаты борьбы с организованной преступностью видеть, а где они, результаты?

– Будут, – пообещал Брюшин, как обещал всякий раз, когда полковник Мохновский начинал зудеть про организованную преступность.

Оба отлично знали, кто крышует все банды в городе, но при этом ужасно возмутились бы, если бы их назвали пособниками бандитов. Такое вот раздвоение сознания происходило у работников правоохранительных органов. Являясь на работу в управление, они свято верили, что занимаются защитой мирных граждан от преступности. Себя преступниками не считали ни полковник Мохновский, ни майор Брюшин, ни их подчиненные, ни те, кто исправно платил всей этой ораве зарплаты и пенсии. Обладая званиями, табельным оружием и служебными полномочиями, продажные милиционеры не боялись разоблачения, потому что олицетворяли собой тот самый закон, который попирали. Если они и боялись чего-то, так это прогневать начальство, не отправив вовремя дань наверх. Плюс к этому приходилось кое-как расследовать и предотвращать некоторые преступления, создавая видимость правопорядка.

– Будут, будут, – передразнил Мохновский, косясь на раздражающие его кроссовки. – Хватит кормить меня обещаниями, майор. Результаты нужны. Конкретные.

– Завтра возьмем кого-нибудь, – пообещал Брюшин.

– Кого именно?

– Да хотя бы команду Айболита. Совсем оборзели. Третий месяц не платят.

– Так загреби, загреби их! – Мохновский провел ладонью в воздухе, сжал ее в кулак, а потом шарахнул этим кулаком по столу.

– Есть, – откликнулся Брюшин.

– Есть на жопе шерсть, – пошутил полковник, после чего посерьезнел, подался вперед и поманил подчиненного к себе. – Только вот что, – пророкотал он, когда Брюшин приблизился к столу и уперся в него обеими кулаками, наклонив голову, – показания Айболита этого нам ни к чему. У меня такое предчувствие, что при задержании он окажет сопротивление, и его придется…

Не закончив предложение, полковник выставил указательный палец и дважды издал характерный звук: «пф-ф, пф-ф!»

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Брюшин. – Айболит, он же тип совершенно невменяемый.

– Пара его сообщников тоже может погибнуть во время операции. Тогда остальные не станут болтать попусту, а будут говорить только то, что нужно.

Подполковник милиции Мохновский не был человеком кровожадным. Несмотря на суровую профессию, он оставался по натуре человеком мирным, можно даже сказать, добродушным. Родившись на Украине, был он до глубины души человеком русским, а потому любил русскую баню, где его и без того красное лицо становилось прямо-таки пунцовым. Почти каждое воскресенье Мохновский и его друзья-товарищи азартно стегали друг друга березовыми вениками, а потом пили либо обжигающий чай со всевозможными вареньями, либо ледяную водку, закусывая ее традиционными хрустящими огурчиками.

Выращенные и собранные собственноручно огурцы были страстью и гордостью Мохновского. Ему нравилось ездить по выходным на дачу и трудиться на огороде до седьмого пота. На его грядках всходило до десяти разных сортов огурцов: Кибирия, Меренга, Артист – названия эти звучали сладостной музыкой для слуха полковника.

Поработав под палящим солнцем, он спешил искупаться в пахнущем тиной пруду, а затем надевал чистую рубашку и усаживался за стол, накрытый под навесом из дикого винограда. Зудели комары, вилась мошкара вокруг лампочки, свисающей с рыжего витого шнура. Мохновский обожал эти моменты полного покоя и домашнего уюта, ему нравилось наблюдать, как суетится жена, расставляя на столе закуски и улыбаясь ему многообещающе и вместе с тем застенчиво. Примериваясь взглядом к ее ладной, крепко сбитой фигуре, Мохновский думал, что знает, в чем состоит счастье и смысл человеческой жизни.

Айболита и его людей он за людей не считал, хотя в общем-то они занимались одним и тем же делом. Подтверждением тому мог послужить дальнейший диалог, состоявшийся в кабинете полковника Мохновского.

– А теперь о главном, – значительно произнес он, когда майор Брюшин подтвердил, что лишних свидетелей брать не намерен. – Что-то в последнее время ты приносить стал меньше. Сперва на тысячу баксов в неделю, потом на полторы. Ты же понимаешь, что туда… – Мохновский ткнул пальцем вверх, подразумевая отнюдь не потолок, – …что туда я меньше отправлять не могу. Следовательно, разницу мне приходится возмещать из собственного кармана. Это непорядок.

– Так я же не себе эти деньги беру, – принялся оправдываться Брюшин, преувеличенно округляя глаза и так же преувеличенно хлопая ими. – Я ребятам плачу.

– Каким таким ребятам? – вкрадчиво осведомился Мохновский.

– Операм своим. За сопровождение. Чтобы коммерсанты без проволочек за крышу платили и на всякий пожарный случай. Ну, если нападет кто.

– Кто ж на офицера милиции при исполнении обязанностей нападет? Разве что псих, но это тоже маловероятно.

– Все-таки с бригадой как-то солиднее, – не сдавался Брюшин.

– Солиднее, – сказал Мохновский, откинувшись на спинку кресла. – Согласен. Но за солидность ты, майор, из собственного кармана плати. Если собственного авторитета не хватает.

– Почему не хватает? Хватает.

– Тогда не таскай оперативников с собой зря. Пусть отдыхают по вечерам, чтобы с утра преступников ловить. Вот и повысится раскрываемость. А то запустил ты оперативно-следственные мероприятия, ох, запустил.

– Исправлюсь, товарищ полковник, – хмуро произнес Брюшин.

– Вот-вот, исправляйся, молодец, – покивал Мохновский. – И про должок не забудь.

– Какой должок, товарищ полковник?

– Тот самый, майор. Я твою свиту содержать не подряжался. И те, кто надо мной, – Мохновский снова ткнул пальцем в потолок, – тоже. Так что денежки возвращать придется. Всего три с половиной штуки с тебя, майор. Плюс полторы штуки штрафа.

– За что? – с отчаянием выкрикнул Брюшин.

– А за инициативу, – был ответ. – Которая, как известно, наказуема.

– Но, товарищ полковник…