Моим рыцарям Я приказал собрать отряд из своих единомышленников для охраны подземелий Храма. Я разрешил раскрыть самую главную религиозную «тайну» только самым надежным рыцарям. Вскоре их стало тринадцать. Они и положили начало самому великому рыцарскому ордену. Когда орден разросся, Я, с помощью рыцарей Храма или, по-другому, тамплиеров, начал перевозить золото в Европу и прятать его в разных укромных уголках. Часть золота хранится совсем рядом, в одной из альпийских пещер у Женевского озера…»

– Мессир, вам пакет от брата Сийеса, – раздалось в ушах Эдгара Пике.

– Вспомнил: Гуго де Пейн и Готфрид де Сен-Омер звали этих рыцарей! – обрадованно воскликнул Эдгар.

– Что, простите?

– Ничего, Клаус, это я так, вспомнил. Оставь пакет на столе, – стараясь скрыть раздражение, произнес мальчик.

Когда гувернер вышел, Эдгар вскрыл пакет.

«Мессир, – писал Сийес, – чтобы не пересказывать чужие мысли с возможностью утраты некоторых смыслов, направляю вам оригиналы писем моих источников. Оба они мечтают улучшить жизнь в своей стране, но что для этого предпринять, пока не знают. Я вызвался им помочь и попросил обрисовать обстановку в столице как можно подробней. Получилось не настолько подробно, как я рассчитывал, и, если вы не найдете нужную вам информацию, я продолжу переписку.

P.S. Один из них мастер четвертой степени посвящения.

P.P.S. Остальные ваши указания выполнены».

Мальчик отложил в сторону письмо Сийеса и взял следующий пакет. Письмо гласило:

«Господин Сийес. Наше дело действительно нуждается в ваших советах. У нас сложилась парадоксальная ситуация. Царь объявил о своем желании улучшить жизнь крестьян и даже создал для этого комитет по реформам. Но все новшества, выходящие из царской канцелярии, только ухудшают жизнь крестьян и нижних чинов. Все винят в этом Аракчеева, но я думаю, все исходит от царя. Сам Аракчеев ничего придумать не может в силу скудости своего ума. Он как Цербер никого к хозяину не впускает и исполняет лишь его волю. При этом, всеобщая нелюбовь к Аракчееву не относится к царю. Царя все любят. Даже те солдаты, которые бунтуют в войсковых поселениях, шлют челобитные царю и просят защитить их от Аракчеева. Как раскрыть людям глаза, что они не того видят виновным, я не знаю. Буду признателен за любой Ваш совет.

Ваш Никита Муравьев».

Эдгар закрыл глаза. Ничего интересного в письме не было, кроме факта, что к царю можно подступиться только через Аракчеева. Но как подступиться к самому Аракчееву, есть ли у него слабые стороны? Может быть об этом есть во втором письме?

Эдгар вскрыл второй конверт и начал читать:

«Брат мой, из твоего письма я понял, что тебя интересует, есть ли подходы к известному лицу. Отвечаю: есть. И их два. Один официальный, нам вовсе неинтересный. А второй перспективный, так как через него известное лицо проявляет интерес к эзотерическим сферам. Да и сам «проводник» имеет слабость: иногда тешит себя дворовыми мальчиками. Можно было бы с этой стороны идеи наши известному лицу вручить, да одна беда: нет пророков в своем отечестве,

Твой брат А.М».

Эдгар Пике заходил по комнате. Так ему лучше думалось. Кажется, появилась возможность устранить главное препятствие на пути его новых планов. Это Священный союз, который никогда не позволит свергнуть европейские династии. Стержнем союза, безусловно, является Россия. Даже не сама Россия, а ее царь Александр. Это он превратил цель союза в свою личную цель. Это он считает себя поборником старых порядков и врагом всех революций. Александр – вот главное препятствие на сегодня.

Стоп! Детей у него нет, и следующим на престол взойдет его брат Константин. Он почти боготворит брата и, наверняка, продолжит его дело. Этого допускать нельзя. Да и младшие братья Николай и Михаил неизвестно как себя поведут. Здесь нужна комбинация, которая вообще лишит Россию монархии. Да, придумать такую комбинацию – это первоочередная задача. Только как придумать, имея столь скудные исходные данные? Выход один: надо ехать в Санкт-Петербург и на месте определяться, что делать.

Эдгар вышел из своей комнаты. В зале мило шушукались его мать с гувернером.

– Мама, я хочу поступить в университет, – заявил мальчик.

– В университет?! – несказанно удивилась мать, – но Эдгар, тебе ведь только недавно исполнилось девять лет!

– Ну и что? Господин Кант научил меня всему, что сам знал. Я хочу учиться дальше.

– Не знаю, Эдгар. Это так неожиданно. У меня нет денег на твое обучение в университете.

– У дяди есть деньги. Попроси его.

– Мне нужно подумать.

Эдгар развернулся на каблуках пошел в свою комнату. Гувернер отправился следом. Когда за ним закрылась дверь, мальчик резко повернулся и произнес.

– Уговори ее, иначе она умрет.

– Слушаюсь, мессир, – пятясь задом к двери, произнес господин Кант.

У него получилось уговорить мать, а ей удалось уговорить дядю Франца, и Эдгар Пике в сопровождении своего гувернера Клауса Канта отправился поступать в свой первый университет.

Ехали в карете, которую дядя Франц подарил своему любимому племяннику. Путь был долгий. Клаус никак не решался задать интересующий его вопрос, но собрался с духом и спросил:

– Простите, мессир, вы знаете намного больше, чем любой профессор в любом университете. Зачем тогда мы едем в Льеж, в чем заключается наш план?

– Наш план? Если он наш, ты должен о нем знать, не так ли?

– Простите, я не так выразился… конечно, ваш план, мессир.

– Это была шутка, Клаус. План простой: я поступаю в университет, потом мы с тобой едем в Санкт-Петербург, свергаем русского царя, потом возвращаемся в университет, я сдаю выпускные экзамены, и мы едем домой. Как тебе план?

– Мне трудно судить, мессир. Я не совсем понимаю, чем вам помешал русский царь?

– Раз уж ты об этом заговорил, я раскрою тебе свои замыслы. Считаешь ли ты мир, в котором мы живем справедливым?

– Ни в коем случае! Именно в поисках справедливости я и пошел в масоны.

– Хорошо. За такой ответ я даже сделаю вид, что не заметил, как ты опустил обращение «мессир».

– О, простите, мессир.

– Ничего, надеюсь, впредь будешь внимательнее.

– Да, мессир.

– Так вот, вся несправедливость возникает от того, что и власть, и земные блага достаются людям не по заслугам, а по рождению. Монархи и аристократы владеют всем. Согласен?

– Абсолютно, мессир!

– Тогда скажи, на чем держится их власть?

– На силе оружия. Армия, полиция и все такое…, мессир.

– Это тоже, но это не главное. Их власть держится на многовековой идее божественного происхождения и освящения монархов. В прошлом веке я зародил в умах народов другую идею: свободы и демократии. Во Франции ее получилось внедрить. В Европе почти получилось. В какой-то миг я даже поверил, что объединение Европы от Лиссабона до Москвы под знаменем свободы состоялось. Но все разрушил русский царь.

– Я все понял, мессир! Вы собираетесь отомстить царю Александру!

– Нет, Клаус. Я никогда не мщу. Мстят равным или более сильным. Я лишь наказываю за проступки. Но не в случае с Александром. Разве он виновен, что отстоял свою идею? Нет. Но он стоит на пути моей идеи – идеи прогресса, и я его устраню.

– Позвольте угадаю, мессир? А университет Льежа вы выбрали, чтобы поговорить с мастером Сийесом?

– Не совсем. Говорить с ним будешь ты. Я никогда не предстаю перед старыми слугами в новом облике.

В Льеж они добрались спустя неделю. Кант предложил сначала снять жилье и отдохнуть. Эдгар отверг это предложение сходу. Сначала официальные формальности, потом все остальное. Эдгар проинструктировал гувернера, о чем тот должен говорить с руководством университета, и они направились прямо к ректору.

– Я хочу устроить своего ученика в ваш университет, господин ректор, – заявил Клаус Кант.

– Обычно говорят: отдать в обучение, – улыбнулся ректор, – а где ваш ученик?

– Мой ученик перед вами.

– Этот мальчик?! Но вы же понимаете, что мы не можем обучать столь… э… юных особ.

– Вам и не придется. Он не будет ходить на лекции к вашим профессорам. Учить его буду я сам. Ваши профессора его лишь проэкзаменуют, примерно, через год.

– Это так неожиданно…

– Двойная оплата.

– Вы хотите сказать, что готовы оплатить два года обучения без самого обучения и с неясной перспективой результатов экзамена?

– Не совсем. Сколько длится стандартный срок обучения? Три года? Вы получите оплату за шесть лет. Но мой мальчик будет зачислен без вступительного собеседования.

Ректор задумался. Его университету всего четыре года. Еще строятся корпуса, которые вытягивают из бюджета все больше денег. Если этот сумасшедший гувернер готов заплатить такие деньги, зачем отказываться? Риска никакого.

– На какой факультет вы планируете поступить?

– На математический.

– Ну, хорошо. Пишите заявление.

Покинув университет, они сняли апартаменты в небольшом отеле возле Ботанического сада, и Эдгар, наконец, разрешил своему гувернеру отдохнуть до утра.

Наутро Эдгар отправил Канта к Сийесу. Сийес не очень жаловал нового слугу своего хозяина. Причиной этому была банальная ревность, хотя Сийес этого и не осознавал.

– Рад тебя видеть, брат, – поприветствовал он своего гостя, скрывая за улыбкой свое истинное к нему отношение.

– И я тоже рад, – искренне улыбнулся Клаус. – Я привез для вас новое задание нашего хозяина. Он хотел бы получить от вас рекомендательные письма к вашим друзьям в Санкт-Петербурге.

– Хозяин собрался в Санкт-Петербург?

– Рекомендовать нужно меня.

– Хорошо. Завтра вы получите эти письма. Где вы остановились?

– Я сам за ними приду. Но это еще не все. Вам надлежит подобрать в Париже девицу низкого рода, но такой красоты и ума, чтобы она смогла покорить сердце русского принца.

– Какого из принцев? Случайно не Константина?

– Именно его.

– Тогда у меня уже есть кандидатка, и она уже находится там же, где и принц: в Варшаве.

– Она простолюдинка?

– Не совсем. Она польская графиня, Жанетта Грудзинская.

– Хорошо, я передам ваши сведения хозяину. До завтра, брат Сийес.

По последним словам Канта Сийес мгновенно догадался, что хозяин где-то недалеко, возможно в самом Льеже. Почему же он не захотел встретиться со своим старым слугой? Надо это выяснить. Жозеф надел шляпу и выскочил вслед за своим гостем. Он проследил за ним до отеля и, немного подождав, вошел внутрь.

– Сейчас сюда вошел мой друг Клаус Кант, – обратился он к метрдотелю, – скажите он живет в одном номере с мужчиной, с которым приехал или в разных?

– Простите, но никакого мужчины с ним не было.

– Не может быть! Он что, приехал один?

– Он приехал со своим учеником, мальчиком лет десяти.

– Мальчиком?!

– Да, а что вас удивляет?

– Нет, ничего. Где, вы говорите, их апартаменты?

– Направо по коридору, дверь с номером два.

Сийес направился к указанному номеру, но перед самой дверью остановился. Если этот ребенок и есть хозяин в своем новом воплощении, то понятно почему он не хочет встречаться лично. Он боится, что его не будут воспринимать с тем же пиететом, как раньше. А раз так, то не навлечет ли он на себя гнев хозяина? Сийес, уже занесший руку, чтобы постучать в дверь, не мог на это решиться, пытаясь представить себе все последствия этого поступка. Но внезапно дверь распахнулась и прямо перед Сийесом появился Клаус Кант.

– Брат Сийес?! – удивленно воскликнул Кант, – ты что, за мной следил?

– Да, – ответил Сийес, почти не тушуясь, – если честно, я тебе не совсем доверяю. А вдруг, ты, воспользовавшись доверием хозяина ведешь свою игру? Из твоего разговора я понял, что хозяин где-то недалеко и решил за тобой проследить.

– Хорошо. Проследил, теперь уходи. Я не могу тебя впустить.

– Впусти его, Клаус, – раздался детский голос.

Сийес вошел, увидев мальчика, сидящего в кресле, поклонился ему.

– Рад вас снова видеть, мессир, – произнес он.

– А я не рад. Ты нарушил мои планы. А ты знаешь, как я не люблю, когда кто-то нарушает мои планы.

– Простите, мессир.

– Ладно, может это и к лучшему. Что там с твоей графиней? Она действительно может вскружить голову любому мужчине?

– Когда она была в Париже, в ее сети не попался лишь я, и то только благодаря вашим урокам, мессир.

– Хорошо. Тогда поступим так: ты, Клаус останешься здесь и будешь отвечать на письма моей матери. А с тобой, Жозеф, мы отправимся с Санкт-Петербург. По пути заскочим в Варшаву.

– Да, мессир, – склонили головы оба.

***

Царь Александр возвращался в Санкт-Петербург с конгресса Священного союза. Настроение его было мрачным. Его не покидало ощущение, что тот мировой порядок, который его устраивал и к созданию которого он приложил немало усилий, разваливается на глазах.

Не успели подавить беспорядки в Испании, как вспыхнуло восстание карбонариев в Неаполе и на Сицилии. Пока Александр вместе другими членами Священного союза решали, как подавить карбонариев, в Санкт-Петербурге взбунтовался Семеновский гвардейский полк, некогда любимый полк царя. Кроме всего прочего, уже третий год не утихали волнения в воинских поселениях.

А, может, прав Аракчеев: распустился народ? Потерявши страх, начинают думать, а, размышляя, понимают, как несправедливо устроен мир. Естественно, такое положение вызывает возмущение. Так что, все запретить? Тогда чем он будет отличаться от папеньки, царство ему небесное? Нет, не так он хотел править. Он хотел, чтобы его любили. Он уже пережил состояние, когда был презираем подавляющим большинством народа после Тильзитского мира. Повторения он не хотел, и, как обычно он поступал в подобных ситуациях, решил ничего не предпринимать, а положиться на волю божью.

«Положиться на волю божью» для Александра означало одно: полностью довериться Аракчееву. Поэтому даже в первый день после возвращения он особо не вникал в суть доклада своего главного министра. Лишь когда прозвучало имя Наполеон Бонапарт, Александр встрепенулся.

– Я не расслышал, что с Бонапартом? – оборвал он Аракчеева на полуслове.

– Я говорю: из посольства в Лондоне пришла срочная депеша. На острове Святой Елены умер Наполеон Бонапарт.

– Наполеон умер?! Когда? Отчего? – эта новость неожиданно вызвала сильное сердцебиение у царя.

– Пишут, болезнь желудка, 5 мая сего года – заглянув в донесение доложил Аракчеев.

– Ладно, на сегодня закончим, ступай, Алексей Андреевич.

Не стало Наполеона. Семнадцать лет назад, с момента, когда первый консул Франции Бонапарт хладнокровно приказал убить ни в чем не повинного герцога Энгиенского, он стал личным врагом Александра. Были периоды, когда он вызывал ненависть, иногда злость, иногда жалость, но никогда презрение. Это был великий враг. Борьба с ним наполняла жизнь смыслом. Его смерть принесла чувство невосполнимой потери. К этому чувству у Александра примешивалось легкое ощущение, что его обманули. Откуда возникло это чувство Александр не понимал. Может он рассчитывал когда-нибудь, в лучшие времена поставить окончательную точку в своих отношениях с Наполеоном, а тот взял и опередил русского царя? Нет, Александр не помнил даже намеков на такие мысли. Тогда что? Он боится себе признаться, что все бравурные доклады Аракчеева никак не бьются с тем нарастающим недовольством, которое прорывается то тут, то там. Видимо, это его и гнетет. Когда уже начнут сбываться предсказания мадам Татариновой?

Александр приказал вызвать князя Голицына. Тот, будто ждал этого вызова, явился уже через четверть часа.

– Ну ка расскажи, Александр Николаевич, как там твоя пророчица поживает?

– Вы имеете в виду мадам Татаринову, сир? Не знаю, давно ее не видел.

– Не сбываются ее пророчества. Не знаешь, почему?

– Так ведь войны еще не было, сир и пять лет не прошло…

– Постой, какой войны?

– Так э-э… я у нее допытался, что она напророчила вам победу в войне через пять лет, сир.

– Что? Победу в войне? Ха-ха-ха! – выдержав паузу, царь расхохотался

Голицын поначалу подхихикивал, но увидев, что смех царя переходит в истерику, испугался и начал причитать:

– Простите, ваше величество. Это Татаринова, она и меня в заблуждение ввела. Видит бог, некоторые из ее пророчеств сбывались, я и подумал, что вам интересно будет…

– Да, полно тебе, Александр Николаевич, – наконец успокоился царь, – ты не виноват, что перевелись настоящие оракулы.

– Не перевелись, сир, – перешел на шепот Голицын. – В городе появился некий Себастьян Кант, мальчик лет десяти со своим гувернером. Так вот, он духов вызывает с такой же легкостью, как вы своего адъютанта.

– Ну, откуда вам знать, что он вызвал духа, а не несет вам отсебятину, как та же мадам Татаринова?

– Он при мне вызвал дух Екатерины Великой, вашей бабушки, сир, и говорил ее голосом.

– Эка невидаль! Ты, помню, раньше тоже разные голоса копировал. А когда голосом папеньки в соседней комнате заговаривал, мы с братом под кровати прятались.

– То я, а то мальчонка десяти лет отроду, швейцарского происхождения, ни слова по-русски не знающий.

– На каком же языке он голосом императрицы вещал?

– В том то и дело, что на русском. И говорил такие вещи, о которых он никак не мог знать.

– А ты не интересовался, зачем его вообще привезли в Россию?

– Мальчик говорит, что хочет выучить русский язык. Но мне кажется дело в другом.

– В чем же?

– Мне кажется, его гувернер выступает в роли импресарио. Он зарабатывает деньги на предсказаниях мальчика.

– А ты можешь устроить мне с ним встречу? Только так, чтобы он не догадался, с кем разговаривает.

– Да, сир. Завтра он будет пророчествовать у меня в доме. Для этого я выделяю, обычно, библиотеку. Вы туда войдете под видом очередного посетителя. Он ни о чем не догадается.

Следующий день князь Голицын провел в хлопотах. Нужно было все подготовить для тайной встречи царя с малолетним «оракулом». Чтобы мальчик не догадался, кому он будет пророчествовать, он не должен отличить этот день от других. Пусть он, как обычно, принимает посетителей, среди которых последним будет император.

Около полудня царь предупредил адъютантов, что собирается прогуляться в одиночестве. По распоряжению Аракчеева в такие моменты за царем пускали тайную охрану. Поэтому пешие прогулки императора проходили без приключений. Так произошло и в этот раз. Александр размеренным шагом дошел до дома Голицына. У парадного его встречал сам хозяин дома. К моменту прихода императора посетители уже покинули дом князя, а слуг он отпустил.

Царь в сопровождении хозяина, подошел к двери библиотеки и остановился.

– Как там все происходит, что мне говорить? – в голосе Александра проскакивало волнение.

– Ничего говорить не нужно, сир. Вы просто войдете и сядете перед мальчиком. Он сам вызовет дух того, о ком вы думаете.