Читать книгу «Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава» онлайн полностью📖 — Сергея Цветкова — MyBook.
image

Древляне в Среднем Поднепровье и «древляне» в Крыму

В той же летописной новелле под 914 г., которая повествует о покорении угличей, мимоходом сообщается о походе руси на «древлян» (из нижеследующего будет ясно, что кавычки здесь необходимы). Причем «древлянская» война вроде бы предшествовала войне с угличами. На самом деле последовательность событий была иной. Это станет очевидным сразу же, как только мы уясним, кто такие летописные «древляне», сыгравшие столь значительную роль в судьбе князя Игоря, его жены и всей Русской земли.

На первый взгляд ломать голову тут совершенно не над чем. Повесть временных лет вполне определенно говорит, что древляне/деревляне были славянским племенем, осевшим на правобережье Днепра, по соседству с киевскими русами («полянами»). Свое имя они получили потому, что «седоша в лесах». Древляне известны не только древнерусским источникам. Константин Багрянородный передает этот этноним в формах «вервиане» и «дервленины», а Баварский географ знает их как «лесных людей» (forsderen liudi). Общеславянский корень этого племенного названия подтверждается наличием в вендском Поморье племени древан (их племенная территория находилась рядом с современным Люнебургом, в бассейне реки Иетцель, бывшей славянской Иесны). Славянское население Древанской земли окончательно исчезло только в XVIII в. Но германизированное название этой области – Dravehn – сохранилось у немцев до сих пор[67].

Все это бесспорно. Но дальше возникают затруднения. Начать с того, что племенная территория восточнославянских древлян («Дерева», «Деревьская земля») очерчена в летописи весьма приблизительно. Настораживающе звучит заявление авторитетного археолога о том, что «попытки восстановить территорию расселения древлян на основе летописных свидетельств предпринимались неоднократно, но ни одну из них нельзя признать удачной»[68]. Славянские древности в бассейнах Припяти и Ужа довольно многочисленны, но крайне разнородны и с трудом поддаются этнографической классификации[69].

Курганы Древлянской земли: а – курганы с трупосожжениями; б – курганы с трупоположениями; в – курганы со «специфическими» древлянскими особенностями; г – курганы дреговичей; д – курганы полян; е – курганы с семилучными височными кольцами; ж – курганы кочевников; з – лесные массивы; и – болота


При дальнейшем рассмотрении «древлянского вопроса» несуразности и загадки нарастают как снежный ком. В разительном противоречии с археологической картиной древлянского племенного ареала находятся сведения письменных источников. Летопись сообщает о весьма развитой племенной организации у древлян, которые имели «свое княжение», князей, племенную знать («лучших мужей»), дружину, укрепленные города. Древлянские послы нахваливают Ольге своих правителей, заботящихся об экономическом процветании их страны: «…наши князи добри суть, иже роспасли суть Деревьскую землю» – и это не пустое бахвальство, так как выясняется, что после неоднократных поборов и беспощадного разорения несчастной Деревьской земли киевским войском на «древлян» все еще можно наложить «дань тяжку», что и не преминула сделать Ольга. Военная мощь древлян подчеркнута в летописи упоминанием неких «обид», которые в прошлом претерпели от них «поляне», а также неоднократными попытками порвать узы даннической зависимости от киевских князей. Между тем на археологической карте днепровского правобережья Древлянская земля предстает бедной и малонаселенной областью, безусловно не способной соперничать с соседями в экономическом отношении и тем более находиться с ними в многолетнем военном противостоянии. Древлянские «грады» (Оран, Иваньково, Малино, Городск) имеют площадь около двух тысяч квадратных метров – меньше футбольного поля[70]. А возле Искоростеня Ольга «стоя… лето, и не можащи взяти града»!

К сожалению, наша историография до недавнего времени проходила мимо всех этих странностей. Но что всего поразительнее, так это многовековое невнимание историков к одному сохранившемуся в источниках этнографическому признаку, характеризующему летописных «древлян». Я имею в виду выбранный ими способ казни князя Игоря, который, как следует из сообщения Льва Диакона, «был взят… в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое» (стоит отметить, что Повесть временных лет умалчивает об этих подробностях). Знать сообщение Льва Диакона, цитировать его и вместе с тем считать «древлян», убивших Игоря, славянским племенем – все это есть не что иное, как бесподобный историографический конфуз, ибо указанный способ казни настолько же присущ древнеславянскому уголовному праву, как, например, обычай сдирать скальпы или распинать на кресте. И однако же эта нелепость прочно осела в исторической литературе. Лишь сравнительно недавно исследователи наконец обратили внимание на то, что «казнь Игоря совпадает с подобными обычаями у тюркских народов – огузов[71] и булгар»[72], а по сообщению германского хрониста XII в. Саксона Грамматика – к этому способу казни питал особое пристрастие Редон, «рутенский» пират (Ruthenorum pirata), разбойничавший на Балтике[73]. От себя добавлю, что по приказу Александра Македонского подобным же образом был разорван на части Бесс, убийца Дария III, как о том повествует Плутарх. В греческой мифологии известен разбойник Синид по прозвищу Питиокампт (Сгибатель сосен), который ловил путников, привязывал их к вершинам согнутых деревьев и, отпустив деревья, разрывал людей пополам. Герой Тезей расправился со злодеем его же способом. Словом, ни один источник не соотносит обычай расчленения людей при помощи деревьев со славянами и тем более – с восточными славянами.

К блестящим находкам последнего времени относится также открытие еще одной «Древлянской земли» – «Дереви»[74], находящейся, согласно вводной части Повести временных лет (перечисляющей «Афетовы страны» – земли, которые «прияше» Иафет, один из сыновей Ноя), отнюдь не в Среднем Поднепровье, а в Северном Причерноморье – между «Воспории» (Боспором) и приазовскими областями («Меоти» и «Сармати»), где она, таким образом, совпадает с «Климатами» горного Крыма[75].

В связи с этим перестает выглядеть опиской или очевидной нелепостью указание Льва Диакона на то, что Игорь погиб, отправившись «в поход на германцев». Вместе с тем наконец замечено, что летописные «деревляне» не только обитают в двух разных и значительно удаленных друг от друга географических районах, но также имеют два племенных центра: один – город Овруч, лежащий на реке Уже (летописная статья под 997 г.), другой – город Искоростень/Коростень, точное местоположение которого не указано (летописные статьи под 945 и 946 гг.)[76].

Теперь обобщим имеющиеся у нас факты.

Восточнославянское племя древлян, возможно родственное вендским древанам, в конце VIII – начале IX в. осело на правом берегу Среднего Поднепровья, где очень скоро попало в данническую зависимость от русов. Ко времени составления Повести временных лет (вторая половина XI – начало XII в.) эти древляне были уже малочисленной, бедной и культурно отсталой народностью, почти совершенно утратившей свою этнографическую индивидуальность и растворившейся среди многочисленных переселенцев с днепровского левобережья.

Однако в процессе создания Повести временных лет или скорее при позднейшем ее редактировании история древлянского племени, краткая и ничем не примечательная, оказалась насыщена событиями, относящимися к истории других «древлян», не имеющих с древлянами днепровскими ничего общего, кроме своего русифицированного племенного названия. Иными словами, произошла довольно обыкновенная для раннесредневековой литературы этнографическая путаница, которую, пожалуй, можно было бы назвать забавной, не укоренись она самым серьезным и основательным образом в современной историографии. К счастью, восстановить истину в данном случае не так уж трудно.

Нестора или какого-то другого древнерусского книжника, редактировавшего Повесть, сбила с толку еще одна «Деревьская земля» – «Дереви», обнаруженная им в Северном Причерноморье. Источником, откуда она в свое время перекочевала в русскую летопись, была византийская хроника IX в. Георгия Амартола, а именно то ее место, где перечислены «Афетовы страны»[77]. В славянском переводе хроники Амартола, предшествовавшем Повести временных лет, соответствующий термин был передан как «Дерви»[78]. В Повести временных лет амартоловский перечень стран читается так: «…Воспории, Меоти, Дереви, Сармати, Тавриани, Скуфия…» Причерноморская область под названием Дерви/Дереви легко опознается как место обитания потомков везеготов, или готов-тервингов (от др. – герм, tre – «дерево») – «жителей леса», «лесных людей», по-славянски – «древлян». Последние сомнения на этот счет исчезнут, если сопоставить древнерусское известие о смерти князя Игоря в «Деревех» с сообщением Льва Диакона о его последнем походе «на германцев». Единственным германским этносом Северного Причерноморья были готы.

Уяснив, что летописный термин «древляне/деревляне» покрывает два разных народа, этнически несходных меж собою, мы поймем причину разноголосицы в этнографических и исторических сведениях о них. С одной стороны, «древляне живяху звериньским образом, живуще скотьски: убиваху друг друга, ядаху вся нечисто, и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиця»; с другой – «наши князи добри суть, иже роспасли суть Деревьскую землю», наличие грозных крепостей, вроде Искоростеня, взять которые возможно лишь при помощи военной хитрости, дипломатические посольства к русам с целью заключения династических браков. Очевидно, что в первом случае речь идет о восточнославянских лесовиках днепровского правобережья, во втором – о крымских готах, чьи процветающие колонии просуществовали в Тавриде до XVI в. Таврические и киевские русы в IX–X вв. должны были, конечно, не раз сталкиваться с ними – на поле экономической конкуренции и на поле брани.

Дружинные сказания о войнах с крымскими готами бытовали в Киеве долгое время и были известны русским книжникам XII в. Но время взяло свое – двойственное значение термина «древляне» было прочно забыто, благодаря чему история покорения черноморских «древлян»/тервингов была перенесена на историю древлян днепровских, более близких и знакомых «кыянам» Несторовой эпохи.