Ничего не знавший о материнском сне Ясон ласковой речью мать свою милую утешал:

– Не умножай мне, мать дорогая, скорбного горя! Это напрасно! Слезами никак ты беды не избегнешь, только к страданьям своим прибавишь ты новых терзаний. Боги смертным в удел даруют так много несчастий! В сердце горюя своем, дерзай их сносить терпеливо, так же поверь прорицаньям! Ведомо нам, что Феб лучезарный к нам расположен. Даже помощь свою обещал нам в героическом нашем походе. Ты, спокойство храня, оставайся со служанками дома. Да не будешь ты здесь вещающей бедствие птицей! Вслед мне друзья и родные пойдут, а слуги за ними.

Молвил и быстро от дома пошел, вперед поспешая. Как Аполлон, благовонный свой храм, покидая, вступает в Делос священный, или в Кларос, или же в Дельфы, или в просторы Ликийской земли над водами глубокопучинного Ксанфа, – так Ясон, горделиво подняв грудь и отведя назад плечи, шествовал сквозь толпу многоликую. Кругом раздавались крики тех, кто к нему обращался, но он их не слышал. Тут подошла Ифиада, дряхлая жрица самой Артемиды градодержавной: правую руку его удержала, но не успела слово желанное молвить, бегущие ей помешали. Так и осталась она стоять в стороне, как бывает со старыми и немощными среди молодых и рьяных.

Выбор вождя аргонавтов

Ясон горделиво шагал, покидая прекрасные широкие улицы славного города Иолка. Когда он, пройдя от города 20 стадиев, Пагасийской гавани брега достиг, то увидел там весь цвет Эллады, откликнувшийся на его зов. Герои его ждали возле «Арго», и, увидев его, радостно все зашумели.

Перед ними встал Эсонид, как вождь настоящий, а они окружили его и столпились – все пред ним одним. Вдруг внезапно они заметили сына Пелия Акаста с Аргом, шедших из города, и изумление всех охватило, сколь поспешно сумели они уйти против Пелия воли. Черной шкурой быка, покрывающей волосом ноги, плечи окутал себе сын Арестора Арг. У Акаста плащ был красивый двойной, подарок сестры Пелопеи. Их обоих отдельно Ясон расспросить воздержался – так он старался сейчас быть особенно мудрым как учитель Хирон и не принимать поспешных решений, о которых впоследствии можно было бы сожалеть. Всем же другим приказал он на общую сходку поспешно собраться. Аргонавты сели здесь же на свернутых парусах и на мачте опущенной, один за другим соблюдая должный порядок.

Сын Эсона, с виду очень разумный, повел к ним заготовленные им давно речи такие:

– Друзья, внемлите мне и позвольте вам доложить, что все, необходимое кораблю для выхода в море и дальнейшего плавания, я постарался сделать в полной мере, и у нас накануне похода все уж готово, значит, для отплытия нам не нужна никакая отсрочка. Остается одно – корабль наш удобный для плаванья и быстроходный на воду спустить и ожидать попутного ветра. Очень надеюсь, что общий обратный путь предстоит, друзья, всем нам в дорогую нашим сердцам Элладу. Общая так же дорога нас ждет сейчас в далекое Ээтово царство, о котором почти ничего никому не известно.

Тут Ясон захлопал своими длинными, словно у девы, и пушистыми ресницами и быстро, скороговоркой сказал:

– Вам же ныне выбрать придется того среди вас, кто достоин стать наилучшим вождем, обо всем заботиться сможет, важные решения о плавании принимать, ссоры улаживать, мир заключать с побратимами станет.

 Так он сказал, и, конечно, на Геракла отважного все поглядели. Могучий сын Зевса и смертной Алкмены еще не достиг той сияющей славы, что будет у него перед обожествлением и вознесением на Олимп. Однако он уже совершил несколько великих подвигов на службе у микенского и тиринфского царя Эврисфея, сына Никиппы от Сфенела. Об истреблении страшного Немейского льва с каменной шкурой и ядовитой многоголовой Лернейской гидры долго говорила вся Эллада, возбужденная Оссой. Хотя среди аргонавтов были и такие, как, например, Авгий, что рассказывали об убийстве могучим героем собственных детей от Мегары, якобы в пьяном угаре.

 Геракл в середине сидел; и все его криком единым выступить звали. Ясон знал прекрасно, что ответит могучий сей муж потому, что заранее поговорил с ним о том, что кто-то должен быть старшим над всеми. Эсонид сказал, что, по его мнению, Геракл самый достойный среди них, но боится, что некоторые вспомнят о его буйствах и не выберут его вождем в колхидском походе. Геракл же ответил, что в этом походе он не стремится быть старшим над всеми. Так и сейчас Геракл, с места не двигаясь, руку могучую кверху простер и голосом громким твердо воскликнул:

– Пусть никто не воздаст мне чести такой! Все равно не приму я! Даже любого сдержу, кто сможет на это решиться. Тот, кто собрал нас сюда, пусть теперь и ведет нас!

 Так он гордо сказал, и все похвалили Геракла, но почему-то не спешили Эсонида в вожди выдвигать. Тогда с места вскочил сам русокудрый герой с голубыми глазами и, радуясь втайне, взял судьбу в свои руки и слово желанное молвил, друзей призывая к молчанью:

– Если вы мне доверяете честь взять ваши заботы, то, как и прежде, я буду стараться; теперь же не будем медлить с отплытьем.

Так вот, при таких выборах русокудрый Ясон стал вождем аргонавтов.

Спуск «Арго» на воду [33]

Довольный Ясон, потирая руки, тут же приступил к обязанностям вождя:

– А прямо сейчас, друзья, давайте умилостим жертвами светоносного Феба, а потом и пышный пир немедля устроим. Но пока не прибудут слуги (им я приказал из царского стада лучших быков отобрать и гнать к нам поскорее) и хлеба хранители, в море нам надо корабль спустить, а затем боевые доспехи внутрь сложить и по жребию вложить в уключины весла, хотя ясно, что в середине должен Геракл сидеть.

Так, после того как его без слов избрали вождем аргонавты, молвил Ясон и первым взялся за дело.

Другие же встали и, повинуясь Ясону, один за другим сложили доспехи и одежду на прибрежных камнях, где море их не касалось, только зимою их затопляла пена морская. Прежде всего, как Арг приказал, опоясали судно скрученным крепко толстым канатом; туго его натянули с той и другой стороны, чтобы лучше держались болтами брусья и стойко могли противиться плещущим волнам.  Брусья вкопали потом в ширину, сколько место давало, и насколько нос корабля, руками влекомый, должен был вниз без преград легко продвигаться к заливу.

 Затем взяли в руки лопаты и чем дальше, тем глубже вскопали землю для киля. Там, где дивный корабль стоял, бруски настелили проворно, их перед тем хорошо обтесав. «Арго» наклонили так над брусками, чтоб он, по ним скользя, сам ниспускался. Весла с обеих сторон корабля, приподняв на локоть, на уключины крепко приладили.

Встав по порядку, по бокам корабля, все налегли руками и грудью, и каждый, напрягая все силы, стремился быстро на волны спустить мореходное судно, говорящий «Арго», но корабль не сдвинулся с места.

Тогда звездочет знаменитый и будущий кормчий «Арго» Тифий на корабль взошел, чтоб друзья молодые судно вниз подтолкнули, дружно его приказаниям внемля. Вот он громко вскричал, и поспешно они устремились. Сразу все налегли и с криком попытались в едином дружном напоре столкнуть с места Арго, ногами крепко уставившись в землю, все, как могли, напрягались. Но опять не поддался корабль; он врезался в берег песчаный, стебли растений морских его, оплетая, сковали, и непокорен он был рукам героев могучих.

Тогда, призадумавшийся грустно Ясон, вдруг, встрепенувшись, знак руками Орфею подал, чтобы он упорство, отвагу и силу божественной песней своей, как обычно, вдохнул в людей утомленных.

В «Орфической Аргонавтике» сам великий певец рассказывает, как он взял формингу свою золотую, натянул ее звонкие струны, стройный напев, что слыхал он от матери милой, тотчас припомнил, и широко и свободно полилась над землей и водой его песня, исполненная радости светлой:

– Вы, о лучшие герои Эллады, вы, кровь отцов благородных: ну же, сильней на канат налегайте вы грудью могучей! Разом упритесь ногами, свой след глубоко врезая крепкой пятою в песок. Напрягитесь в предельном усилье! С радостным кличем спускайте корабль наш на светлые волны! Ты же, что создан нами из особенных корабельных сосен и крепкого дуба, «Арго», тоже внимай моей песне! Ты ей уже раз покорился, – помнишь, когда моим пеньем пленил я лесные трущобы, кручи обрывистых скал – и к пучине морской ты в виде бревен спустился, горы родные покинув. Сойди же и нынче! Проложишь ты неизведанный путь; поспеши же на Фасис далекий. Нашей покорна кифаре и силе божественной песни.

И, вдруг загремев, отозвался в ответ ему дуб томарийский. Зодчий Арг в кормовую часть основу из этого дуба крепко, по воле Паллады, включил. И корабль чернобокий вдруг приподнялся легко и к пучине морской устремился, в море спуститься спеша. Разлетелись и вправо, и влево круглые бревна, что киль подпирали и канат натянулся. «Арго» Пелионский быстрей и быстрее тронулся вниз, по бокам довольные герои теперь уж со смехом счастливым бежали.

Прочные брусья под килем тяжелым громко стонали – так «Арго» сильно давил. Постепенно вокруг них под нажимом тяжелым темный дым заклубился. Корабль касается моря – но Тифий, опасаясь, что слишком далеко уйдет он, приказал снова его назад оттянуть. В уключины весла быстро вложили, подняли мачту и к ней прикрепили ладный четырехугольный парус пурпурный. Для себя положили припасы еды и мехи с вином и водой. После того как это все предусмотрено было, весла по жребию сперва разделили они меж собою, по два назначив гребца на скамью к уключине каждой.  Среднее место досталось Гераклу, всех прочих минуя, с ним – Анкею, живущему в городе славном Тегее, им лишь двоим посредине скамья без жребия досталась. (Некоторые говорят, что Гераклу досталось самое почетное место в середине в знак признания его доблести. Другие же утверждают, что сам корабль прокричал, чтобы тяжелому Гераклу дали место в середине). Тифию руль прочно сбитого судна решили доверить по предложению Ясона. Камни затем, возле моря собрав, воедино стащили, и закачалась ладья на ласковых водах залива.

Пиндар поет, что, когда повис якорь над волнорезом, вождь на корме с чашей золотою в руках, воззвал к отцу небожителей Зевсу, чей дрот – как гром, и к порывам быстро катящихся волн и бурь, и к мраку ночи, и к путям кораблей, и к благосклонным дням, и к милой доле возврата. И отозвалось из туч знаменье доброгласного грохота, и вырвались, пронзив облака, лучи просиявшего света. Верой знакам богов утвердилось в героях вдохновение.

И светлая радость наполнила сердце Ясона. Аргос вскочил на корабль, за ним тут же последовал Тифис. Подняли мачты они и канатами к ним привязали плотную ткань парусов; потом приладили прочно руль за высокой кормой, прикрутив его крепко ремнями. После с обоих бортов прицепили крепкие весла и поскорей на корабль остальным велели минийцам подняться.

Русокудрый Ясон не забыл, что прибрежный алтарь Аполлону Эмбасию надо здесь им воздвигнуть: бог дал ему во сне свое обещанье плаванием руководить и пути указать незнакомого моря, конечно, если жертвы достойные ему принесут.

Жертвоприношение и пир

Грудой прибрежные камни сложив, алтарь хранителю общему, Фебу соорудили, прозваньем Эмбасию, Береголюбцу. Ветви оливы сухой возложили поверх алтаря, к которому двух быков уж пригнали из стада волопасы Ясона, молча приказу его повинуясь. С ячменем для жертв наготове Ясон, не замедлив начал молиться, воззвав к Аполлону, отчему богу:

– Внемли, владыка Парнаса! В Дельфах недавно ты обещал мне, когда я спросил, удачен ли будет путь мой, божественным стать нам покровителем и вождем: не ты ли истинный этого виновник похода? В добром здравии нас и «Арго» вперед поведи же ты туда и обратно в родную Элладу, а после сколько нас домой возвратится, столько и будет новых круторогих быков, под ярмом не ходивших, тебе в дивную жертву. Дары обещаю я для тебя принести несметные на Делос и в Дельфы. Ныне приди к нам, Дальновержец, и здесь прими нашу жертву! Мы ее приносим за спуск нашего корабля тебе в благодарность. Дай мне, владыка прославленного дельфийского храма, удачно поднять причалы в час добрый по твоему разуменью! Пусть ветер нам подует попутный! С ним легко поплывем мы вперед по спокойному морю.

Молвил так Эсонид русокудрый и вместе с молитвой ячмень заветный подбросил. Двое героев – Геракл с тоже могучим Анкеем – к закланью двух белобоких быков подвели. Мощный Геракл с размаха в лоб кулаком поразил одного, и тот, рухнув, в землю рогами воткнулся. Медной секирой ударил Анкей второго быка по шее громадной, – рядом с первым упал другой с перерубленной шеей единым ударом.

Быстро товарищи быков закололи, толстые шкуры содрали, мясо на части разъяли, священные бедра сложили и, вместе все собрав воедино, покрыли распластанным жиром в два слоя. Дров сухих, наколов, стали жечь, а Ясон совершал возлиянье обильное чистым вином. Искрами сыпля, пламя от жертв к небесам поднималось, и благовонный дым взвивался в багровом сиянье на прозрачные эфирные выси.

Тотчас предсказатель Идмон, искусный гадатель по птицам, ни от кого не таясь, вдохновенно изрек Летоида волю:

– Внемлите мне! Я внемлю божественный голос. Вам почти всем суждено от великих богов и дано обратно вернуться вместе с руном золотым. Беспредельным будет грядущее бремя; там, как и здесь, суждено идущим нам испытанья.

Тут Идмон сморщился, как от боли, но, взяв себя в руки, спокойно продолжил:

– Мне же горькой долей придется велением бога где-то вдали умереть в пределах земли Азиатской. Были известны мне беды мои уже раньше по птицам. Участь моя такова! Я отчизну оставил затем, чтобы можно мне было вступить на корабль и затем прославиться дома.

Еще прорицатель повторил, что уже было известно:

– Феб предоставит Эсониду везти на «Арго» больших два треножника медных, и в той стране, где он оставит треножник, от подступивших врагов никаких разрушений не будет.

Так Идмон говорил и, пророчеству вняв, веселились герои: каждый считал, что домой он вернется и этому радовался, словно ребенок. Лишь Идмона участь у некоторых понятную скорбь вызывала.

Уж солнце устойчивый день миновало, светлые пашни вновь покрылись длинной тенью прибрежных утесов, сумрак вечерний спешил сменить уходящее солнце.

Той порой они все, насыпав на бреге песчаном густо листву, возлегли по порядку близ моря седого. Яства пред ними обильные с чудным вином появились, кравчие черпали щедро вино и кружки меж всеми носили. Пили герои много, и шумно вразброд меж собою болтали. Юность часто ведет себя так, когда на пирах выпивает. Радостно все веселились, но не было дерзкому своеволию места.

Дерзкий Идас ободряет Ясона

Лишь один Эсонид, старательно свое скрывая волнение, полный тревоги лежал, печальному мужу подобно, и это подметив, юный Идас Афареид упрекнул его голосом звонким и зычным:

– Эй, друг Эсонид! Что за тяжкую думу в душе обращаешь? Нам поведай о ней! Как будто тебя страх подавляет, подступая к самому сердцу? Страх пугает только трусливых. Хоть я и молод, но мое копье и лук уже увенчаны славой, и сам Зевс нам не больше поможет, чем этот лук и это копье. Не бойся ничего, удача в бою помчится за нами, коль Ид идет за тобою, будь нам хоть противником бог. Таким меня из Арены ты с собою берешь борцом себе на подмогу.

 Идас Афареид, рожденный Ареной, имел божественного отца Посейдона. Он был женат на красавице Марпессе, дочери царя Плеврона Евена. Марпессой до этого хотел обладать сам Аполлон Дальновержец, но Идас похитил её на колеснице пышноколесной, запряженной крылатыми конями, одолженными ему на время чадолюбивым родителем Посейдоном. Евен и Аполлон сначала вместе преследовали Идаса, но Евен, не сумев его догнать, бросился в соименную ему реку, а Аполлон на колеснице, запряженной белыми лебедями с Пактола, настиг бегущих в Мессении. Дерзкий Идас стал сражаться с богом, и лук свой напряг против него, но Зевс, проявив справедливость (или уступил просьбе чадолюбивого брата Энносигея), развел их, предоставив Марпессе выбор. Дева была не только красивая, но и предусмотрительная (или просто влюбленная) и предпочла смертного героя из опасения, что лучезарный бог, чуждый смерти и старости покинет её, когда молодость и красота ее начнут увядать.

Сейчас этот Ид, руками обеими кубок тяжелый держа пред собою, начал медленно пить большими глотками, не смешав с водою вино. Вином оросились губы и щеки в темном пушке. Кругом зашумели все разом.

Поднялся гадатель Идмон, не любивший дерзкого Ида за то, что сражаться нечестиво посмел с его великим отцом, и в лицо ему молвил:

– О безумец! До срока беду ты себе замышляешь. Крепкое, видно, вино на беду тебе наглое сердце раздувает в груди, нечестиво презирать богов побуждая?

Ид Афареид в ответ заливается звонким смехом и, ему, вызывающе подмигнув, ответил дерзостной речью:

– Ну-ка скорей возвести и мне своим прорицанием скорую гибель, но подумай перед тем, как сказать, избегнешь ли здравым рук моих, если тебя уличат в пророчестве лживом?!

В гневе закончил он речь, и ссора меж ними уже закипела, но товарищи окриком громким обоих смирили.

Не дал им воли и руководитель Ясон, быстро попросив Орфея опять взять кифару. Великий певец взял левой рукою формингу свою и запел он о том, как некогда суша, небо и море, между собой единую форму являя на диво, в пагубной распре затем двинулись врозь друг от друга. И как в горнем Эфире всегда постоянное место астры имеют, и как пути серебристой Луны неизменны и яркого Солнца. Как были созданы горы и с шумом текущие реки с нимфами и речными богами, и все остальное живое родилось.

Кончил песню Орфей, и форминга дивноголосая смолкла устало. Смолк и он, но сидели все, головами поникнув. Слух еще у всех был охвачен чарами звуков. Пропетая певцом божественным песня всех осенила таким наслажденьем. Встали недолго спустя, и развели возлиянье для Зевса, чтобы им залить алтарный огонь, как ведется. И умиротворенно все улеглись и благодатному сну предались в ожиданье рассвета.

Идас перед тем, как отдаться в объятья Морфея, под влиянием песни Орфея, к Идмону подошел и, протянув ему руку, назвал его добрым товарищем, с которым он, не задумываясь, на любой подвиг пойдет.

Афиней рассказывает, что в Магнесии справляются "Гетеридии", посвященные, правда, не гетерам, но учрежденные по совершенно другой причине, о которой Гегесандр пишет в своих "Записках": Празднество Гетеридии справляют магнесийцы. Они рассказывают, что Ясон, сын Эсона, собирая в поход аргонавтов, первым принес жертвы Зевсу-Гетеру (товарищескому) и назвал празднество Гетеридиями.

Отплытие аргонавтов

Когда, засверкав очами ясными, богиня зари Эос своим лучезарным розовым взором окинула крутые лесистые вершины Пелиона, и по брегам зашумели утренним ветром гонимые пенные волны, первым Тифий поднялся. Товарищей он тут же начал бодро будить: им предстояло впервые вступить на быстроходный «Арго» и быстро наладить крепкие сосновые весла, а потом и с парусами необычными разбираться.

Тут загудел Пелионский «Арго» и весь залив Пагасийский – время пришло кораблю в далекий путь отправляться. В среднюю часть киля Афина-Паллада сама поместила доску чудесную ту, что взяла из говорящего додонского дуба. Писатели до сих пор спорят: в какое место дивного корабля, изготовленного по ее замыслам, Афина поместила этот дуб томарийский. Одни говорят, что священный вековой дуб был не под водой в киле, а в корме над водой, ибо шелестом своих листьев он передавал мореходам волю богов, царящих в небе высоком. Другие же уверяют, что доска из додонского дуба была вставлена Афиной Палладой в высокий нос корабля, прямо под ее изваянием.