– Ну и нравы! – Сказал я и спросил Имруса, – а ты как относишься ко всей этой гастрономии?
– Нормально! Я учился в военном училище в Тамбове, и жена у меня русская. Янош Кадар сказал, чтоб мы без русских жен обратно на родину не возвращались. Надо улучшать генофонд нации, – ответил на мой вопрос Имрус, – у нас населения во всей Венгрии не больше, чем у вас в Москве.
Из бара вышел мужчина нашего возраста в костюме и представился:
– Майор Иванов, 20-й отдел госбезопасности, можно просто – Иван Иванович, если что, – и, обратившись ко мне, скомандовал, – прошу в УАЗ господин каратист, 24 часа и вы в Союзе за ваше нетактичное поведение в общественном месте. Пятнаешь честь мундира?
– Родиной пугаешь, майор? – Ответил я, ища глазами автомобиль, – как видишь, я в цивильном одеянии, мундир дома оставил, да и куда мне дальше Дальнего Востока? Логично, Иван Иванович? Дальше, уж точно, не пошлют!
– Можно и погонами поплатиться, если все это, совершенно случайно, выльется в международный скандал? – парировал мою тираду майор Иванов, указав жестом руки на припаркованный джип советского «автопрома».
– В первый раз, что ли? – Буркнул я, вползая во внутреннее пространство железного монстра.
– Брата надо забрать, потеряется – убедительно высказался я.
– Это лохматого субъекта с бородой? – Майор с недоверием посмотрел на Фима.
– Да, это реально мой брат, у него даже паспорт есть, с фотографией, только без бороды, – почти выкрикнул я в спину майора в штатском обличии, – а вашего «аусвайса» я почему—то так и не увидел. Может вы иностранный шпион?
– Ладно, пусть садится в машину, – нервно среагировал на мои горловые извержения майор, – надеюсь, он уже не военный?
Открыв дверку УАЗа, я махнул рукой Фиму, приглашая присоединиться к моему внезапному аресту, и начал пытать майора на предмет конечного пункта назначения, но он твердил только одно:
– В Союз, мой дорогой, в Союз, – ехидно покашливая.
Фим молчал, выпучив свои глазищи на руки солдатика-водителя, лихо крутившие баранку автомобиля. Правая ладонь молодого водителя виртуозно, вслепую, перемещалась с руля на рычаг коробки передач и обратно, вовремя переключая одну скорость на другую, как этого требовали электронные скоростные указатели светофоров, а левая, с неимоверной ловкостью вращала рулевое колесо, заставляя предельно точно маневрировать железным монстром в непрерывном автомобильном потоке. Затем, сконцентрировав весьма глубокую для себя мысль в нейронах головного мозга, и, выполнив конвертирование её в вопросительное словосочетание, Фим хрипло произнес:
– Может, в кафе, заодно и поговорим?
Майор вполоборота повернулся в его сторону, посмотрел внимательно Фиму в глаза и ответил:
– Поговорить можно и здесь, а серьезно поговорить придется в другом месте. Знаешь, меня удивил твой брат – лихо он этому громиле зарядил в табло ногой. Занимался где-то? – Задал он вопрос, повернувшись в мою сторону.
– Было дело, – нехотя ответил я, – в детстве. Друг у меня был школьный, кореец по национальности, научил кое-каким приёмчикам.
В салоне возникла пауза, после которой майор добавил:
– Ладно, хлопцы, отвезу вас домой, не буду портить карьеру твоему брату, говорите адрес. Главное, что не случилось криминала, как в пивной Дьюлафиратота.
– А что там случилось? – Заинтересовался Фим.
– Мотайте на ус, – продолжил майор, – в 1986 году, в июле, три советских офицера по пути со стрельбища отправились в местную пивную. Свою боевую машину БМП они остановили на окраине села. Бойцу наказали охранять ее. В корчме они изрядно выпили и были в таком состоянии, что устроили соревнование – стали мериться силой с местными завсегдатаями пивбара. После того, как победили всех, один из офицеров заявил: «Minden magyar – szar!»11. Обидевшиеся обитатели корчмы толпой избили пьяных офицеров. Тогда капитан пошел к БМП, завел его и поехал к корчме, чтобы наказать обидчиков. Перед самой пивной БМП, управляемая пьяным капитаном, переехала случайно оказавшегося у него на пути венгра. Капитан по суду военного трибунала получил 8 лет. Вот такая криминальная драма, товарищи военные хулиганы, – закончил своё повествование майор.
– Нет, – задумчиво произнёс Фим, – мы не нападали, герр майор, – мы только оборонялись. Правда, Сева?
– Без комментариев, Фим, – осторожно высказался я.
Квартира, в которой я временно проживал, была в кирпичном трехэтажном доме современной постройки с домофоном и спутниковой тарелкой на крыше. Находился этот дом практически в центре города, не на территории Южной группы войск, и посему, населяли его, как мадьяры, так и русские. Подымаясь за мной на третий этаж по широкой лестнице, Фим, дыша мне в спину, бахвалился:
– Видишь Сева, какой у тебя брат – поговорил правильно, тебя и отпустили.
– Не в тебе дело, Фим, – возразил я, – просто, высылать меня в Союз, значит марать бумагу, рапорта писать о драке в кафе, с международным оттенком, а это самому дороже обойдется. Зачем Иванову, или как его там, все эти проблемы? Так можно и самому на родину загудеть, из «эльдорадо» в мир продуктовых карточек. Сечешь, Фимилиан Контрабандович? Кстати, ты контрабанду не профукал вместе с балыком?
Я, уже открывал входную дверь, когда услышал ответ брата:
– Бабосы у барбосов, товарищ Достоевский, все о’кей…
***
…Мои воспоминания прервал рингтон телефона. Звонил Степаныч, мой друг и одноклассник. Я с тоскою посмотрел на монитор видеокамер, проецирующих 3D-безмолвие заснеженной автостоянки на плоскость экрана, и включил мобильный телефон.
– Привет, Сева! – услышал я знакомый голос, – как ты там, был на похоронах?
– Да, Степаныч, съездил, попрощался с Дашей. Я, когда зашел в ритуальный зал, посмотрел на её восковое лицо, на Ефима с детьми, сидевшего рядом с телом, так жалко их стало, – сидят, как воробышки осиротевшие, даже слеза навернулась. Брат исхудавший и поседевший, с отрешенным взглядом, в «аляске» какой-то, с замызганным воротником, одним словом дед, да и только. Как сложится их дальнейшая судьба? Ума не приложу.
– А ты не ломай голову, Сева, – ответил Степаныч голосом, искаженным до неузнаваемости цифровой сотовой связью.
– Как сложится, так и сложится. Не мы такие – жизнь такая, ничего не поделаешь, все там будем.
– Книгу пишешь, Сева, или забросил?
– Не-е, Степаныч, пишу потихоньку. А что ещё делать? Только и остаётся, ковыряться в собственных воспоминаниях…
***
…Утром я вышел из дома офицерского состава, находящегося на улице Rákosi kerestur utcák, разрешив брату досматривать эротические сны и, в пяти метрах от подъезда, увидел ее. Она шла легкой походкой по тротуару, слегка покачивая бедрами. Легкий ветерок заблудился в её светлых волосах, поигрывая шелковистой прядью слегка подкрашенных волос.
– Вот тварь, – подумал я, – прошла мимо и даже не посмотрела в мою сторону, а позавчера, на «корпоративчике», зажигала как нимфоманка, прижимаясь своими горячими бедрами в танце, руки всё помнят!
Ускорив шаг, я окликнул ее. Она обернулась в мою сторону и остановилась.
– Что, опаздываешь? – Спросила она, – ты же военный, должен раньше нас выйти на построение, или опять вчера где-то зависал?
– Зависал, – ответил я, – и круто зависал в одном местном ресторане.
– Ну, и как? – Спросила она, – а?
– Лучше не спрашивай, чуть на Родину не загремел в 24 часа.
– Круто было?
– Очень! – И, глядя на ее припухшие губы, добавил, – ты тоже, я смотрю, вчера не одними поцелуями баловалась?
– Не твое дело, там, где я бываю, для тебя полный фейс-контроль – рожденный ползать летать не сможет!
– Ясно, – произнес я и, взяв ее под руку, слегка прижал к себе.
– Пошли, что ли, а то опоздаем.
– Пошли, – ответила она, нервно дёрнув предплечьем, но, не очень-то пытаясь освободиться от моего захвата. И мы, в едином тандеме, поспешили на работу в «горячо любимый» УНР12.
Пройдя метров двести по тротуару, спустились вниз по эскалатору на станцию метро второй красной ветки Ors Vezer Tere. Через минуту поезд остановился возле платформы. В вагоне я спросил Ладжзу, так звали мою попутчицу и одновременно переводчицу с венгерского языка:
– Что ты собираешься делать сегодня после работы?
– Да так, ничего, вроде бы, – взглянув с интересом на меня, ответила Ладжза.
– Может, вечером встретимся в кафе на территории группы, посидим, отдохнем?
– Я не против, – сказала она, – тем более сегодня свободна от обязательств перед моим бой-френдом.
– А кто этот таинственный бой-френд? – Спросил я, задержав её руку в своей ладони.
– Это не твоего ума дело. Меньше знаешь, крепче спишь!
– Хорошо, значит часиков в семь, или позже?
– В семь, так в семь, – согласилась Ладжза, пробираясь к выходу.
Состав мягко притормозил у платформы возле торгового центра «Sugar» и, растворяясь в толпе, каждый пошел своей дорогой.
Подходя к месту дислокации своей части, я встретил замполита подполковника Сидоренко Петра Михайловича, «Петрополита», как за глаза звали его офицеры в части.
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – поприветствовал я его, приложив правую руку к околышу фуражки.
– Здравствуйте, Сева, – в ответ, не по уставу, поприветствовал меня замполит и ехидно поинтересовался:
– Ты случайно не опаздываешь, товарищ старший лейтенант, на службу?
– Случайно нет, – ответил я, – все под контролем, я опаздываю не случайно, задержался по делу.
– Ну, ладно, – неожиданно доброжелательно среагировал на мой словесный каламбур замполит и вкрадчиво спросил:
– А ты, ещё раз «не случайно», знаешь, где старший лейтенант Венеаминов зависает в городе?
– Что? – Спросил я, – случилось что-то?
– Да случилось. Представляешь, начальник отдела кадров отправил его в Союз с волчьим билетом, а он сбежал и где то прячется в Будапеште на блат-хате. Может, ты знаешь где?
– Не знаю, – сказал я, – вообще первый раз слышу это. А что он натворил, бедолага?
– На службу не ходит, где-то «якшается» с мадьярами, контрабандой занимается, золотишком приторговывает – вообще аморальный тип.
«Да… – подумал я, – кто-то слил Лёху с потрохами. Но, с другой стороны, мне-то какое дело, это его жизнь. Торгует и торгует, Родину не продаёт, и то хорошо. А то, что не пошло у него по офицерской линии – это его напряг. Хотя дело попахивает трибуналом, в лучшем случае судом офицерской чести».
– Не знаю, не видел я его, товарищ подполковник, – еще раз утвердительно отрапортовал я, – разрешите идти?
– Идите, – ответил замполит и зашагал, чуть ли не строевым шагом, в сторону комендатуры.
«Вот Лёха, вот чудак на букву «м»!» – Размышлял я, двигаясь к УНРу, – служил бы, да и служил. Осталось всего ничего. В этом году его контракт заканчивается. Пять лет, как в Будапеште. Язык выучил, связями обзавелся. Работает, наверное, где-то у мадьяр, валюту «подымает». Я даже, наверное, знаю, где! Скорее всего, в «буфе» у Лаццы, в бригаде грузчиков. Да ладно, – успокаивал меня внутренний голос, – у каждого свои проблемы, своя контрабанда».
О проекте
О подписке
Другие проекты