Сдвинувшись с мёртвой точки, я преодолел свой двухмесячный творческий кризис и начал хоть что-то сочинять.

…Телефон опять запрыгал по столу, возвращая меня из туманных размышлений в прозрачную реальность. Нехотя нажав на зелёную кнопку, услышал знакомый хрипловатый голос моего редактора:

– Как работа над романом, Сергей Юрьевич? Вы не забыли, что через неделю последний срок сдачи главы? Договор есть договор. Вы, уж, дорогой мой, постарайтесь.

«Вот давила, даже не поздоровался», – подумал я, а вслух произнёс:

– Здравствуйте, Самуил Соломонович, рад вас слышать. Не волнуйтесь, работа продвигается, в сроки я уложусь.

– Ну, ну… А я слышал, что вы в глубоком пике, так сказать, в глубоком, гм… творческом кризисе? – продолжал гнуть свою линию редактор.

– Ваша разведка вас жесточайшим образом обманула. Я почти закончил первую главу, вот передо мной 57 страниц убористым почерком. Осталось их причесать и… – ответил нагло я. Самуил Соломонович минуту молчал, не веря своим ушам, потом вымолвил:

– Хорошо.

И, не прощаясь, отключился.

Его можно понять; мой новый ещё не написанный роман стоял в плане выхода на следующий месяц. Выплачивая мизерные гонорары и имея с продажи книг до 90% от прибыли, издательства неплохо зарабатывали на авторах. А, если говорить не литературным языком, то издательства просто доили их, как коров.

«…Вот индюк жирный, клоп ненасытный, су… страшная», – подумал я и опять взялся за ручку. Но голова отказывалась соображать, и я понял, что вдохновение меня покинуло, а моя Муза «ушла спать» с другим.

Я долго сидел и тупо смотрел на чистый лист, напрягал все свои извилины, чтобы наконец «распоноситься». Пыжился, как детсадник на горшке, но всё оказывалось тщетно, на выходе – «бублик с дыркой».

«Надо что-то делать», – подумал я и пошёл на кухню за пивом, наивно полагая, что это моя палочка-выручалочка.

…После второй бутылки я окончательно утвердился в мысли, что сегодня уже больше ничего не напишу, и на этом угомонился. Десять страниц за день – тоже неплохо.

В памяти всплыл утренний разговор с журналисткой, и я решил ей позвонить. Номер её телефона до сих пор оставался в моём сотовом; надо только нажать на нужную кнопку.

Взяв телефон, нацелился уже было на нужную кнопку, но остановился и задумался: «Ну и что я ей скажу? Выдам монолог про то, что у меня улетучился утренний шок от услышанного и что история про её московскую подругу Риту – бред сивой кобылы? А если не бред?»

…Между прочим, я где-то читал, что у каждого человека по миру гуляют как минимум шесть двойников. Представляете себе, ходит сейчас по Парижу какой-нибудь Серж Бове, вылитый я, только говорит по-французски, или какой-нибудь Сержио Педро – испанец, или ещё кто-нибудь. Ну, а однофамильцев и тёзок, наверное, сотни на всём постсоветском пространстве. А вот интересно, есть ли одновременно двойники – и чтобы имя, отчество и фамилия совпадали? Наверное, есть? А сколько их было раньше, до моего рождения? А сколько ещё будет?

Да, от таких мыслей крыша точно поедет. Надо бы посмотреть на эту московскую Риту. Может быть, она действительно похожа на ту, другую Риту, в которую я когда-то был влюблён?

…Всё ещё сжимая телефон в руке, я не давил на кнопку, потому что не знал, о чём говорить с журналисткой. Вместо этого взял записную книжку, всю истрёпанную и старую, нашёл в ней номер телефона одноклассницы, проживающей в Дальневосточном Биробиджане.

Логично рассудив, что евреи, оставшиеся в России после всеобщего переселения на историческую родину, должны компактно проживать в Еврейской Автономной Области, а моя Рита Блюмберг являлась чистокровной еврейкой, я позвонил.

…Гудки пошли через всю бескрайнюю Сибирь, пролетели над хмурым Байкалом, прозвенели по всему Дальнему Востоку и упёрлись в славный город Биробиджан.

– Таня, привет, это Сергей Баев из Томска. – Какой Сергей?! Я плохо слышу!

– Твой одноклассник, Серёжа Баев; ну, память у тебя девичья.

– А, привет, Серёга. Сто лет тебя не видела, наверное, с окончания школы.

– Таня, я по делу, извини, некогда окунаться в воспоминания и предаваться ностальгии. Это будет потом, когда родной Томск навестишь.

– Ладно, я поняла. А что за дело?

– Возьми, пожалуйста, телефонный справочник и найди абонента Блюмберг М. М. Если такая есть, то дай мне её номер.

– Одну минуту, Серёжа.

…Через пять минут в трубке послышалось сопение, чиханье и незабываемый Танин голос.

– Извини, простыла. Так вот, по твоему запросу сообщаю – у нас с такими инициалами аж два абонента. Записывай номера… Забыла спросить: а зачем тебе это? Что, подругу юности разыскиваешь?

– Таня, ты почти угадала. Спасибо тебе; думаю, что увидимся ещё в этой жизни.

– Тебе спасибо, Серёжа, что помнишь о моём существовании…

Взглянув на часы, я прикинул, что в Биробиджане уже почти полночь и решил: не стоит беспокоить незнакомых людей так поздно.

На чистом листе написал все города и страны, где у меня проживали друзья и знакомые; получился весьма внушительный список. Права оказалась журналистка, к пятидесяти восьми годам у меня накопился обширный круг людей, знавших меня, и которых знал я.

«Вот завтра и займусь этой рутиной», – подумал я и вдруг ощутил вновь страстное желание вернуться к своей писанине. Очевидно, Муза, не удовлетворённая другим бумагомарателем, решила вернуться ко мне. Ну, вот и славненько!!

Быстренько усевшись за стол, я с неистовым вдохновением принялся дальше сочинять. Процесс продвигался, как по маслу, и к двенадцати ночи я накропал ещё десять страниц…

Бывает же такое: за два месяца ни строчки, а тут за один день – уже двадцать страниц. Если так и дальше пойдёт, то и я хоть что-то заработаю.

Мне очень нравилось писать под гипнозом вдохновения. Я всегда обожал присутствие Музы за спиной, но очень не нравилось, что эта дама такая непостоянная, такая взбалмошная и капризная. Чем бы её приманить, чтобы она не уходила, не изменяла мне постоянно? Два месяца простоя – это большой срок для писателя; можно стать литературным импотентом. Ладно, это всё эмоции, пора «у люлю», как говорят хохлы.

…В тёмно-серой комнате серая пыль укладывалась спать на серый шкаф, а серые будни сменились тёмной ночью, и я провалился в сон…

В полудреме изменённого состояния сознания всплывали лихо закрученные сюжеты ненаписанных романов, один лучше другого; персонажи проживали эффектные жизни, а я всё глубже засыпал, наблюдая это эксклюзивное «кино». В общем всё, как всегда. Так случилось прошлой ночью, так произойдёт будущей…

Интересно, другие писаки-бумагомаратели тоже сочиняют во сне или пытаются что-то выдумать при солнечном свете?

Наверное, у каждого свой секретный план творчества. Главное, что получится в сухом остатке – шедевр или чтиво?

…Утром с трудом разлепил глаза, не хотелось даже вылезать из тёплой постели, но мои коты Чип и Дейл опять устроили запланированную потасовку, бегая по мне, как по бульвару. Так они каждое утро разминались, держа друг друга в тонусе, после чего устраивали «хор голодных кошек», требуя жрачки. «Дейл, оставь Чипа в покое», – крикнул я и запустил в него тапком. Агрессивный Дейл и ухом не повёл, подошёл к дивану и грозно пропел: «Мао». Когда он злился, то всегда выдавал «мао» вместо «мяу». Наверное, в Китае мой кот Дейл находился бы в большом почёте за свои лингвистические способности. Другой кот, Чип, никогда не слыл «террористом Помидоровым», а наоборот, демонстрировал ласку и добродушие. Я нехотя вылез из-под пушистого одеяла и первым делом принялся кормить голодных любимых кошаков. День начинался буднично, по одному и тому же сценарию, как и год, три и пять лет назад. Мне всегда нравилось утро: утреннее неяркое солнце, прозрачный утренний воздух, утренний чистый город. Впереди маячил новый день, наполненный грудой эмоций, суматохой явлений, новыми впечатлениями, не пережитыми ранее ощущениями. Новый день – это как целая жизнь, спрессованная в часы, в смысле – спрессованная во времени.

Распорядок ожидался тот же: ванная, кухня, рабочий стол, чистые листы и мучительное ожидание Музы, которая, наверное, ещё не проснулась.

…Слева от чистого листа дымилась чашка крепкого кофе – необходимый атрибут любого современного писателя, а справа тлела сигарета – дополнительный, но совсем не обязательный атрибут некоторых бумагомарателей.

…Декорации расставлены, реквизит выдан, персонажи готовы прожить свои роли, автор находится в зале, ждали только режиссёра, которого все пафосно величали вдохновением… Однако режиссёр задерживался, и начало творческого процесса затягивалось на неопределённое время. На какое время? К сожалению, этого не знал никто.

…Девять сигарет трансформировались в бычки, выпито три чашки кофе, ожидание достигло апогея, а вдохновение всё не появлялось; наверное, застряло в пробке.

Между прочим, в нашем маленьком Томске последнее время на дорогах появились нескончаемые пробки: машин стало больше, а дороги не стали шире, понтов у людей стало немерено, а проценты по кредитам на дорогие машины не стали меньше, ухабов на дорогах стало больше, а денег на ремонт выделялось всё меньше и меньше. Если так будет продолжаться и дальше, то транспортную систему города неминуемо «подъеврейевает» (поджидает) дорожный коллапс.

…Чтобы не тратить драгоценное время, решил позвонить кому-нибудь из дальних (в смысле расстояния в километрах) друзей.

Тыкая пальцем по заготовленному списку, я выискивал беспроигрышный, безотказный вариант.

Выбор «безотказного» друга, желающего помочь в поисках Риты Блюмберг, прервал вибрирующий, ползающий по столу телефон. Мне ужасно нравилось, когда он не звонил целый день, когда никто не доставал, и очень не нравилось, когда меня отрывали от творчества или от философских раздумий.

На панели высветился номер журналистки Елены Калиниченко, и я вынужден был ей ответить.

– Сергей Юрьевич, доброе утро.

– И вам не хворать.

– У меня появились новости: плохая и хорошая.

– Я вас внимательно слушаю, Елена.

– Плохая новость заключается в том, что за вчера и за сегодняшнее утро, подключив все свои связи, я не нашла ни одной Маргариты Блюмберг. Хорошая новость – завтра лечу в Москву, чтобы проведать подругу Риту и разузнать подробности о случившимся. У меня предложение: если у вас найдётся время и желание, то не могли бы вы полететь со мной; естественно, все расходы за счёт газеты?

– Дайте минуту подумать. Это так неожиданно, но, признаюсь, очень заманчиво.

– Думайте, только не долго; через час я перезвоню.

Она, не прощаясь, отключилась, а я в растерянности почесал затылок, закурил сигарету и размышлял, взвешивая предложение журналистки. Конечно, слетать в Москву на пару дней – весьма заманчиво. К тому же наверняка появятся новые впечатления, необходимые для работы над новым произведением.

Очень любопытно взглянуть на Риту.

Короче говоря, взвесив все «за» и «против», я решил присоединиться к журналистке. Что касается звонков моим друзьям и знакомым, то это можно сделать и после возвращения.

Елена позвонила не через час, а уже через двадцать минут.

– Сергей Юрьевич, у меня важная новость, поэтому, беспокою вас раньше срока.

– Выкладывайте вашу важную новость.

– Мне только что звонила мама Риты. Сегодня утром врачам удалось вывести мою подругу из комы. Состояние у неё удовлетворительное, но ещё две-три недели она пробудет в больнице под наблюдением.

– Отлично. Значит, с Ритой можно будет поговорить. Да, кстати, я согласен составить вам компанию.

– Нисколько не сомневалась, что вы согласитесь, поэтому забронировала два билета. Вылет завтра рано утром.

– Тогда у меня один банальный вопрос по поводу гостиницы.

– В гостинице нет необходимости. Остановитесь у моих родителей. Они будут очень рады познакомиться с писателем из Томска. К тому же у них, как и у всех пенсионеров, дефицит общения.

– Я смотрю, вы уже всё за меня продумали, решили все вопросы, предусмотрели нюансы.

– Сергей Юрьевич, работа у меня такая: проблемы решать, людей убеждать, вопросы задавать, интервью брать, материал собирать и много думать.

– Ладно, сдаюсь. Во сколько рейс?

– Первый рейс на Москву – в восемь сорок, не опаздывайте. Встретимся в аэропорту. Кстати, как ваш роман?

– Вчера два раза муза навещала, так что начало уже есть, а дальше легче будет.

– Я рада за вас. Может быть, и сегодня к вам заглянет муза, поэтому не буду больше вас отвлекать.

Она, опять не попрощавшись, отключилась, а я опять упёрся взглядом в чистый лист. Муза пока не стучалась в мою дверь, и я отправился варить кофе.

Стоя у плиты, вдруг подумал: «Как могла журналистка забронировать мне билет, ведь у неё нет данных моего паспорта?» Сомнительные мыслишки одолевали меня. Журналюги, они как разведчики, если надо – любую информацию добудут.

На кухню осторожно прошмыгнул Дейл и громко мяукнул, что на его языке очевидно означало: «Разиня, опять кофе проворонишь».

Взглянув на турку, я понял, что в данном случае Дейл оказался совершенно прав, ещё секунда и кофе убежал бы.

Да, кстати, надо ещё с соседской бабушкой поговорить, чтобы котов моих кормила, пока буду в отъезде.

…Когда я с чашкой кофе вернулся за свой рабочий стол, то напротив уже сидела Муза и кокетливо строила глазки.

Забыв про кофе, я схватил ручку и начал лихорадочно марать бумагу. Слова складывались в нужные предложения, предложения соединялись в необходимые фразы, а фразы ложились текстом на листы.

Для любого писателя такое состояние – минуты блаженства, счастья, я бы даже сказал, творческого экстаза…

Минуты растянулись на часы, и к вечеру рукопись пополнилась ещё двадцатью страницами. Не хотелось пить, есть, курить, а хотелось творить, сочинять, писать и писать.

С тоской посмотрев на холодный кофе, я перевёл взгляд на Музу, но она уже исчезла, не попрощавшись. Вот скверная дама, вмиг смылась к другому. Прощай, вдохновение.

…Ладно, и на том спасибо. Как там: «Курочка по зёрнышку…» Хорошо, что сотовый не прыгал по столу, а то муза обиделась бы за невнимание и ушла бы ещё раньше.

В этот момент телефон «проснулся» и запрыгал по столу.

– Сергей Юрьевич, извините, это опять я. Скажите, пожалуйста, данные вашего паспорта, – скороговоркой выпалила журналистка.

Достав паспорт, я продиктовал ей данные, а сам подумал: «Нет, она не разведчица – обычная журналистка, такая же рассеянная, как и я».

…Достаю со шкафа спортивную сумку, набиваю её необходимым командировочным джентльменским набором, потом стучусь к соседской бабушке, договариваюсь насчёт котов, затем сажусь в кресло и включаю зомбоящик.

…Канал ТВ-2. Какая-то музыкальная программа. Одна из участниц ансамбля, Наталья, «поёт» дифирамбы какому-то Сергею, играющему на многих музыкальных инструментах. Короче, «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку».

Наталья, закатив глазки, вещает: «Пока я пою, смотрю на Сергея и не понимаю, какой музыкальный инструмент он сейчас схватит и будет играть. Я в полном трансе, я просто испытываю полный кайф».

…Внимательно слушаю эту музыкальную хрень на уровне плохой самодеятельности и не понимаю, где здесь творчество? Если вы не смотрели эту передачу, не слушали этот «народный ансамбль», то не много потеряли, а ведь ТВ-2 – это лучший канал города Томска.

Хочется плеваться от увиденного и услышанного. Давно не попадалось ничего более низкопробного.

…Сижу, тупо смотрю на экран и, как тот Сергей Юрьевич из «Нашей Раши», обсераю всё подряд, а ведь я тоже Сергей Юрьевич, только не такой гламурный су… сын.

Прислушиваюсь к телеку: «Сибирский фольклор резко отличается от русского… Нас разделяет Урал, и мы разные… Сибирь – это другая культура, которая впитала в себя сибирскую культуру…» Бред какой-то.

…Или я совсем тупой, или из меня хотят сделать тупого? Короче, отстой полный.

…А ведь «музыканты» с умными лицами, на полном серьёзе, с раскрученного канала поют какую-то лабуду, совершенно непонятную нормальному слушателю… Наверное, я дурак.

Дальше разглагольствует ещё один «маэстро» этого, типа фольклорного, оркестра: «Гусли – это своеобразный инструмент, который не каждый понимает. Мы – особые музыканты, мы по особому „видим“ музыку». Короче, они гении, а мы все – тупицы. быдло по-ихнему.

…Чего-то я не могу переварить такое отношение этих «гусляров» к своим слушателям. Мы для них полный ноль..? Только непонятно, чего они лезут на телевидение. Играли бы себе где-нибудь на полянке, в овражке… Или в подвале хрущёвки.

…Самое время выключить негативный телек и закурить успокаивающую, положительную сигарету.

Сто раз зарекался не смотреть вообще этот зомбоящик, но чёрт попутал. Каждый раз от таких передач, от новостей, от бездарных сериалов на душе становится тошно. А не пора ли телек выкинуть?..

…На часах одиннадцать сорок. Всё, иду спать… Ставлю будильник на шесть, ложусь на свой любимый продавленный диванчик, но заснуть не могу.

Телеканал ТВ-2 окончательно испортил настроение дурацкой музыкальной передачей; сочинительство в полудреме не получается, поэтому начинаю гипнотизировать себя аутотренингом: «Я расслабляюсь и успокаиваюсь. Я расслабляюсь и успокаиваюсь. Я…». На эти мысленные команды мозг среагировал и погрузил меня в желанный сон.

…Задребезжал будильник, Чип и Дейл начали утреннюю «разминку», и я тут же проснулся. Пережевывая бутерброд и запивая его чёрным кофе, я заказал по телефону такси.

…Через двадцать минут уже мчусь по утреннему, сонному Томску в направлении Богашёво. Немногие горожане спешат на работу, а симпатичные «наштукатуренные» горожанки в коротких юбках устало ковыляют с «работы».

…На востоке забрезжил рассвет, заливая пустынные улицы малиновым светом. Выезжаем за город и погружаемся в молоко утреннего тумана.

Справа проплыл элитный коттеджный посёлок с тёмными окнами; буржуи всё ещё спят. А слева промелькнула небольшая, забытая Богом и бизнесом деревенька; почти в каждой избе горит свет; селяне просыпаются рано.

Блеск и нищета российской провинции колет глаз, поэтому опускаю голову и пытаюсь несколько минут покемарить.

Подремать долго не получается, потому что подъезжаем к аэропорту, сверкающему всеми своими огнями, заманивающему пассажиров, встречающих и провожающих.

У входа замечаю одинокую фигуру журналистки с сигаретой во рту. «Боже мой, как она может курить в такую рань», – подумал я и направился к ней.

– Доброе утро, Сергей Юрьевич.

– Здравствуйте, Елена. Скажите, как вы можете курить в такую рань? Меня бы точно стошнило.