13

Кое-как Марку удалось отделаться от обеспокоенной медсестры, пообещав присмотреть за братом и разобраться с деньгами. Они договорились, что Леана не притронется к деньгам, пока он с ней не свяжется. Правда, Марк не представлял, когда у него появятся на это силы. В настоящий момент даже лестница в подъезде казалась ему непреодолимым препятствием.

Он с трудом поднимался по ступеням, мимо многочисленной обуви, которая стояла перед каждой дверью и своим состоянием, размером и запахом рассказывала о жителях дома не меньше, чем наклейки на их дверях или шум телевизионных программ, долетающий в коридор. За то короткое время, пока Марк здесь жил, он почти никого не встретил. Но имел вполне ясное представление о жизни своих новых соседей. О матери-одиночке, у которой не было денег на ремонт обуви; об алкоголике, предпочитающем с утра смотреть рестлинг, вместо того чтобы выбросить пустые бутылки в контейнер; или о шутнике, на коврике которого было написано «Вход воспрещен».

Добравшись наконец до четвертого этажа, он полез в карман брюк, чтобы достать ключ, который убрал во время разговора с Леаной. И наткнулся на формуляр для участия в эксперименте с памятью, который, разумеется, в итоге так и не подписал.

«Мне нужно еще немного подумать», – солгал он на прощание Бляйбтрою. Прощание, за которым не последует встречи, это точно.

Идея забыть о несчастном случае с помощью одной-единственной таблетки была привлекательной, но не ценой собственной идентичности. С таким же успехом можно постоянно находиться под наркотой.

Марк достал ключ, который охранник клиники Бляйбтроя вернул ему на выходе из здания вместе с его ценными вещами и мобильным. На дисплее не отображалось ни одного пропущенного звонка.

В плафон светильника над дверью его квартиры каким-то образом попал мотылек и сейчас бился внутри. Марк вздохнул и вставил ключ в замок.

Какого черта?

Марк посмотрел наверх, чтобы убедиться, что не ошибся по причине своей усталости. Но там черным по зеленой штукатурке было написано «Апартаменты 317». Его квартира. Тем не менее ключ не поворачивался.

Проклятье, только этого не хватало.

Он вытащил ключ с крупными зубчиками из цилиндра и поднял к свету. Все в порядке. Ни изгиба, ни вмятины.

Мотылек угрожающе зажужжал, когда Марк попытался открыть дверь снова. На этот раз он подергал сильнее и даже уперся плечом. Безуспешно.

Он хотел было сделать третью попытку, как его взгляд упал на табличку рядом со звонком.

Марк в шоке замер.

«Кто, ради всего святого, это сделал?»

Связка ключей в его руках начала дрожать. Не веря своим глазам, он уставился на изогнутые буквы. Кто-то заменил его табличку на новую, на которой значилось не «Лукас», а «Зеннер». Девичья фамилия его погибшей жены.

Спустя секунду оцепенения его шок перерос в безграничную ярость из-за такой жестокой шутки. Марк снова вставил ключ в замок, подергал дверь и даже пнул ее ногой, но снова замер, как парализованный, когда услышал шорох.

«Неужели там есть кто-то?..»

Несомненно. Марк прижался ухом к двери и услышал громкие и отчетливые шаги. Они приближались к нему. Изнутри. Из его квартиры.

Ярость сменилась неподдельным страхом.

Марк отпрянул в ту самую секунду, когда открылась дверь. Совсем немного, насколько позволяла золотистая предохранительная цепочка. А в следующий момент – когда он увидел фигуру с бледными щеками и нерасчесанными волосами, которая грустно смотрела на него из его собственной квартиры, – время остановилось.

Марк заморгал, не в состоянии произнести ни слова. Закрыл глаза, чтобы быть уверенным. Но ему было достаточно и первого взгляда. Он сразу узнал ее по приподнятой брови; по недоверчивому выражению лица, словно он только что сказал ей, какая она красивая.

Прямо перед ним, в каких-то десяти сантиметрах, стояла она.

Сандра.

Любовь всей его жизни.

Его беременная жена.

14

– Как это?.. Ты же не можешь… Ты…

Лепет Марка, не способного сформулировать мысль, с каждой незаконченной фразой становился все невнятнее.

– Да? – спросила женщина в дверях. Она откинула прядь волос со лба, и Марка тут же накрыло тысячью воспоминаний, вызванных ароматом французского медового шампуня, который Сандра так любила. Это она.

– Ты… здесь? – спросил он, и его правая нога задрожала, как будто он только что пробежал кросс с препятствиями. Он потянулся к ней, хотел просунуть руку в щель, чтобы удостовериться, что разговаривает не с духом. Женщина испуганно отпрянула.

– Что вам от меня нужно?

Вместо всех вопросов, которые он хотел задать, Марк сумел произнести лишь одно слово:

– Сандра?

– Мы знакомы? – Женщина в дверях снова подошла чуть ближе и приподняла левую бровь.

– Ха. – Он скорее выдохнул, чем рассмеялся. – Почему ты… я думал… Как ты можешь?..

– Простите, у меня кастрюля на плите, – сказала она и хотела закрыть дверь, но Марк в последнюю секунду успел просунуть ногу в проем. Он почувствовал, как ему прижало пальцы, и обрадовался, потому что боль означала, что это не сон.

– Я думал, ты умерла, – вырвалось у него, и женщина изменилась в лице.

Блондинка, которая выглядела как его жена, говорила ее мелодичным голосом и была одета в белый топ на бретельках, который он всего несколько недель назад купил в магазине для будущих мам, изо всех сил навалилась изнутри на дверь и стала звать на помощь.

– Подожди, пожалуйста. – Марк навалился с другой стороны. – Это же я, Марк.

– Пожалуйста, уходите.

– Марк Лукас, твой муж.

– Я вас не знаю.

– Что? Любимая, ты не можешь вот так просто появиться и потом…

– Убирайтесь.

– Но…

– Немедленно, или я вызову полицию.

Женщина закричала, и Марк отступил. Отступил перед ее холодным взглядом и горьким осознанием, что она не шутит. Его жена, которая умерла шесть недель назад, понятия не имела, кто стоит напротив нее. Она видела в нем чужого. Даже хуже. Она смотрела на него испуганным взглядом, каким изучают зловещего незнакомца.

– Сандра, пожалуйста, объясни мне, что…

Марк не успел закончить предложение. Он уже разговаривал с закрытой дверью.

15

Нежелание принимать. Вытеснение. Отрицание.

Обессиленный, он поковылял вниз по лестнице, задаваясь вопросом, относятся ли галлюцинации к типичным побочным явлениям первой фазы траура. Затем вспомнил о статье, в которой писали, что фаза траура удивительным образом идентична фазе умирания. Как и семья покойного, смертельно больной в первые недели отказывается принимать ужасную правду.

Вытеснение. Отрицание. Забывание?..

Марк вцепился в перила. Не только из-за головокружения, а прежде всего потому, что хотел ощутить прохладную древесину под пальцами. В первый момент она показалась ему влажной, даже немного неприятной, словно он прикоснулся к чему-то мертвому, но тем не менее он хоть что-то чувствовал.

«Я живой. Возможно, я теряю рассудок. Но я жив».

И боль в животе стала тому подтверждением. Уже через несколько метров у него закололо в боку. Но это было несравнимо с душевной болью, которую причинил ему испуганный холодный взгляд Сандры.

«Она меня не узнала. Если это вообще была она».

Держась за перила, Марк спускался по лестнице и думал, не подводит ли его мозг. Не снится ли ему все это и не достаточно ли просто проснуться? Но что означает этот сон? Почему на двери значится другая фамилия и он не может попасть в собственную квартиру? Но отчего тогда у него все еще болят пальцы ног, которые Сандра прижала дверью?

Марк остановился между третьим и вторым этажом. Его взгляд упал на пару детских сапожек, которые выглядели так, словно ждали прихода Николауса. Они принадлежали единственному человеку, с которым – за исключением смотрителя дома – он перекинулся парой слов после переезда. Эмили. В выходные, когда не шел дождь, она устраивала во дворе маленький блошиный рынок и продавала вещи, которые имели ценность лишь в глазах шестилетней девочки. Марку ничего из этого не было нужно, но тем не менее он быстро стал ее первым покупателем. Он просто не мог пройти мимо Эмили, не купив какой-нибудь шарик, точилку для карандашей с мотивом из «Книги джунглей» или букетик засушенных цветов. На секунду он задумался, не позвонить ли в дверь ее матери.

«Извините? Я знаю, это звучит странно. Вы меня не знаете. Но не могли бы вы разбудить Эмили? Она должна подтвердить моей умершей жене, что я живу здесь, чтобы она впустила меня в мою квартиру».

Он горько рассмеялся и вдруг понял, почему некоторые люди сидят на скамейках в парках и разговаривают сами с собой. Тут жужжание наручных часов напомнило ему о том, что пора принять таблетки. Таблетки, которые ждали его в зеркальном шкафчике в ванной комнате; в квартире, доступ в которую был ему закрыт, потому что его считавшаяся мертвой жена не хотела ни узнавать его, ни впускать внутрь.

Он решил сначала пойти к своей машине. После аварии, которую он устроил на автомобиле Сандры, Марк лишь однажды ездил на серебристом «мини», когда должен был поменять повязку. В тот день он испытывал такую всепоглощающую скорбь, что боялся упасть в метро. С тех пор он хранил в бардачке запасную упаковку медикаментов.

– Так мы и сделаем, – сказал Марк самому себе. Как только он справится с головной болью, придумает какой-нибудь план. Возможно, он и правда сошел с ума. Возможно, скорбь лишила его рассудка. Но пока он в состоянии передвигать ноги и размышлять об абсурдности ситуации, не станет действовать сгоряча.

Его намерение не продержалось и двух минут. Когда Марк вышел из подъезда в промозглый ноябрьский вечер, ему стало ясно, что серебристый «мини» больше не стоит на привычном месте. Исчезли и все другие машины, которые там обычно парковались. Вместо этого на ветру покачивалось несколько ржавых знаков «Остановка запрещена», которых он не заметил во время разговора с медсестрой.

Марк втянул носом холодный воздух. Тот пропах влажной листвой и отходами, которые поднялись на поверхность в переполненных канализационных каналах. Затем, чтобы унять дрожащие пальцы, Марк опустился на колено у бордюра и завязал шнурки. В этот момент на улицу завернула полицейская машина и медленно покатила по мостовой. Проезжая мимо, полицейские в униформе подозрительно оглядели его.

Марк поднялся и задумался, не подать ли знак, чтобы патрульная машина остановилась, но упустил момент, и «фольксваген» повернул за угол.