Победа, до которой мы обязательно дойдём

Конечно, будет Победа. Конечно, будет весна. Миллионы алых роз обязательно покроют бульвары Донецка, зацветут каштаны в скверах Мариуполя, минные поля Донбасса снова станут плодородной нивой, а певчие птицы споют нам о зарождении новой жизни. Вернутся домой солдаты, стоявшие насмерть и шедшие на смерть ради неё.

Но ещё долго в душе народа будет жить скорбной горечью память о мирных людях, погибших в этой войне. Такова её уродливая философия, такова её дьявольская суть. Ничего с этим поделать нельзя, как бы ни врали пропагандистские глашатаи с обеих сторон противостояния, как бы ни старались самые меткие артиллеристы целиться исключительно по военным объектам. Снаряд лишён мозга и способности обойти ребёнка, стоящего на его пути, а рвущие всё живое осколки не могут выбирать исключительно людей в форме цвета хаки и в бронежилетах. Война убивает детей.

Оружие не имеет души, но оно в руках воина, который может направить ствол гаубицы или пулемёта в сторону укреплений врага или навести прицел на мирные кварталы городов, где весело играет ребятня, а молодые мамаши прогуливаются с колясками вдоль цветочных аллей. Выбор зависит от того, какое сердце бьётся под бронежилетом, если оно там вообще есть. Мариупольская трагедия показала нам истинную звериную, сатанинскую сущность нацистов, оставив нам единственный выбор.

Убивать! Убивать за всех, кто был умышленно искалечен и растерзан автоматными очередями и минами, кто потерял единственного ребёнка, а вместе с этим и рассудок до конца дней, кто остался круглой сиротой, даже не запомнив лица матери. Громить до тех пор, пока жив хотя бы один из неофашистов «Азова» и «Айдара», «Кракена» и «Чёрных Запорожцев». Искать, находить и крушить всех, кто отдавал приказы на уничтожение наших городов в Донбассе и обещал, что наши дети будут встречать праздники в бомбоубежищах и подвалах разрушенных домов. Рвать любого, кто когда-то вскидывал правую руку в фанатичном экстазе и, брызгая слюнями, визжал во всё горло бандеровские лозунги и приветствия. Бить на поле боя и вне его, дабы растоптать в пыль самые малые ростки неофашизма, заразившие некогда братский славянский народ. Убивать до самой Победы, ловить после неё и давить до последнего фашиста, потому что мы так никогда не сможем до конца ощутить полного удовлетворения от неё, если по планете Земля будет продолжать ползать эта гадина.

Конечно, будет Победа, конечно, будет весна, обязательно миллионы алых роз покроют бульвары Донецка, зацветут каштаны в скверах Мариуполя, минные поля Донбасса снова станут плодородной нивой, а певчие птицы споют нам о зарождении новой жизни. Но разве успокоится наше сердце от боли, обиды и стыда, что, даже уничтожив всех виновных в гибели наших детей, мы всё равно останемся виноватыми перед ними за то, что не смогли уберечь их от войны?

Донецк, 2023

Отрывок из романа «Агапея»

…Ей приснился папа. Они бегали, догоняя друг друга, на длиннющем ярко-жёлтом пляже вдоль холодного голубого моря, белыми барашками которого волна набегала на песок и отходила от него, заглаживая свежие следы, оставленные отцом и дочерью. Агапея в детстве была активным ребёнком, рано научилась ходить и даже бегать, подпрыгивая, как мячик, на каждом шажочке. Бегала и смеялась. Прыгала и заливалась колокольчиковым смехом.

Потом пришла красивая мама с большой копной чёрных волнистых волос. Папа с дочкой звали её к себе, но она просто сидела на дюне и махала им рукой.

Вдруг Агапея увидела, как на берег со стороны моря быстро надвигается огромная чёрная туча, из которой извергаются молнии, а вокруг гремит гром. Гремит не переставая, всё сильнее и сильнее, всё настойчивее и настойчивее. Один удар, второй, третий. Боже! Как громко и почему-то трясётся земля, пол, стены… Да это уже совсем не сон!

Агапея открыла глаза, встала и выскочила на лоджию. Где-то в северной части города раздавалась канонада, и горизонт был покрыт красными всполохами, не успевавшими затухать, как загоравшимися снова. Она бросилась к ноутбуку, включила и, дождавшись полной загрузки, открыла Яндекс. Время на экране – четыре утра по киевскому зимнему времени. Первое, что сразу бросилось в глаза сплошь по всей новостной ленте: «Специальная военная операция Российских Вооружённых сил по денацификации и демилитаризации Украины объявлена сегодня, 24.02.2022 года, Президентом РФ Владимиром Путиным».

– Ой, мамочки! Война! – вслух произнесла Агапея, прикрыв ротик вспотевшей ладошкой.

Канонада не утихала, а разрывы снарядов стали только сильнее и чаще. Машинально положив в пакет домашнюю аптечку, набрав воды из-под крана в пустую баклажку, она стала искать среди одежды что-то попроще и одновременно теплее. Наконец, облачившись в «аляску», джинсы и зимние кроссовки, прихватив пакет, Агапея выбежала на улицу, где уже начал собираться народ из других подъездов её девятиэтажки. Кто-то принёс ключи от подвала, и люди дружно поспешили за «ключником».

Это не было бомбоубежищем в буквальном смысле слова. Просто подвал без удобств. Хорошо, что сухой, и хорошо, что с парой лампочек. Нашлись предусмотрительные жильцы, взявшие с собой раскладные стульчики. У кого-то в руках оказался термос. Сквозь подвальную затхлость Агапея услышала запах копчёной колбасы. Она вспомнила, что не ела со вчерашнего полудня, но пока ей оставалось только наблюдать, как толстопузый лысый старичок с пятого этажа аппетитно пытался пережёвывать почти беззубым ртом кусочки сервелата и сыра, разложенные на крошащемся куске хлеба. Он жевал только то, что попадало между одним верхним и двумя нижними оставшимися зубами. Всё остальное благополучно вываливалось изо рта и крошилось прямо на бетонный пол. Агапее стало смешно, и она действительно чуть не прыснула бы от подкатившего хохота, если бы не внезапный и очень близкий грохот от разрыва приземлившегося снаряда. Он быстро вернул девушку и сотоварищей по надвигающему несчастью в состояние клинча.

Утром в городе началась паника…

Дыхание войны, сковавшее кошмарным смятением улицы, кварталы, парки и скверы города, одновременно парализовало и ввергло в депрессивное отчаяние абсолютное большинство горожан, которые уже не знали, кого и чего больше бояться. С одной стороны, многие понимали, что разбуженный «русский медведь» достаточно скоро обложит город, с другой – все видели, как активно «азовцы» и регулярные части Вооружённых сил Украины превращали верхние этажи многоэтажек, здания школ и детских садов в укрепления и огневые точки. На крышах домов устанавливались зенитные орудия, миномёты, устраивались снайперские лёжки. Во дворах занимали позиции ракетные системы залпового огня «Град».

Начался тотальный «чёс» всех таксистов как потенциальных пособников ополчения ДНР, хорошо знающих город и способных стать прекрасными корректировщиками для русской артиллерии. По Мариуполю быстро распространились слухи о расстрелах сочувствующих России и Донецкой Народной Республике прямо среди бела дня на улицах города. В частных секторах с более-менее богатыми хозяйствами отдельные подразделения «Азова» развернули беспардонную кампанию по ограблению населения. На улицах, в магазинах и в самих отделениях банков за первые два дня с начала боевых действий не осталось ни одного банкомата. Их просто вырывали тросами тягачей и разбивали на месте кувалдами ради обладания содержимым. Прокатилась волна зачисток ювелирных салонов и дорогих бутиков. Молодым женщинам и девушкам никто не советовал вообще показываться за пределами своих подъездов, калиток или подвалов. Изнасилование прямо в проезжающем военном внедорожнике стало делом обыденным и заурядным.

Вакханалия Сатаны приобрела ещё более жуткий и устрашающий облик, когда нацисты приступили к массовому отлову мужчин призывного возраста где попало. Вот тебе форма, автомат, пара магазинов – и вперёд на защиту города.

Не хочешь? На тебе пулю в лоб!

Не можешь? Подыхать под снарядами много ума не надо!

Боишься? Смотри пункт первый!

Гражданская администрация с первого дня объявила об эвакуации мирных жителей в сторону материковой Украины, однако тут же стало известно, что нацбаты заблокировали все возможные выезды и начали открывать огонь по отъезжающим. Люди возвращались в подвалы и убежища, обречённо понимая, что выжить до конца боёв суждено будет не многим заложникам.

В укрытиях люди стали устраивать быт, занося какую-то мебель, посуду, одеяла, матрасы и подушки. Устанавливали электроплиты для приготовления пищи, а когда электричества не стало, приступили к устройству простейших печек, где можно развести огонёк. Соседи больших многоэтажек, до этого не знавшие никого не только из ближнего подъезда, но и с одной площадки, знакомились в условиях наступившего безумия и краха, сколачивались в группы друзей по несчастью. В одиночку теперь выжить было невозможно, и люди это поняли почти сразу. Беда сближает, и часто такое единение оказывается гораздо теснее и откровеннее, нежели родственные узы.

Дети. Кто не сталкивался с ситуацией, когда в тесном вагоне поезда начинает капризничать ребёнок, разрывая ночную тишину истеричным плачем? А теперь представьте себе, что таких детей на двадцать квадратных метров убежища сразу пять или десять и все они один за другим не переставая ревут и даже кричат. Матери прижимают их к груди, пытаясь успокоить и закрыть собой от возможной пули или осколка, а дети в то же время кутают своих плюшевых мишек и наряженных куколок, защищая уже их от неминуемых «ранений» в случае обстрела. У ребятишек, переживших бомбёжки, детство счастливым уже не назовёшь, и взрослеют они быстрее. Если посчастливится выжить.

На второй и третий день стали поступать сообщения, что союзные войска России и ДНР вплотную подошли к городу, захватив Павлополь, Мангуш и взяв под полный контроль трассу «Донецк – Мариуполь». В народе начали распространяться обнадёживающие слухи о возможном открытии зелёных коридоров в сторону Новоазовска и Донецка, однако освирепевшие «азовцы» только усилили террор над населением, подозрительно высматривая уже чуть ли не в каждом гражданском обывателе потенциального сепаратиста, желающего поражения армии Украины.

Агапея четвёртый день кряду возвращалась в квартиру только рано утром, когда затихала артиллерийская канонада. Понемногу втянувшись в этот необычный режим жизни, девушка нашла и своё место в разрастающемся хаосе. Пригодились навыки медицинской сестры, которые она приобрела ещё в студенческие годы на курсах гражданской обороны. Организовала в обустроенном жильцами убежище своеобразный медицинский пункт, собрав со всего дома различные лекарства, перевязочные материалы, жгуты и даже пару кислородных подушек. Витрины и двери соседней аптеки были заставлены фанерой и заколочены досками уже на второй день боёв. Правда, уже на третий ни фанеры, ни дверей не было и в помине, как и всего возможного содержимого этой некогда аптеки.

Разобрав кладовку с вещами, она смогла отобрать много одежды из бабушкиного зимнего и демисезонного гардероба и потом снесла это в подвал для нуждающихся. Сосед дядя Витя с супругой, чувствуя некоторую вину перед девушкой и стараясь загладить её, стали добрыми помощниками Агапеи во всех начинаниях. Они даже вызвались отвечать за импровизированную кухню прямо у входа в подъезд, где была сложена печка-мангал и устроен шиферный навес для хранения дров и нескольких вёдер антрацита.

Сообщество жильцов, объединившихся вокруг Агапеи в обустроенном убежище-подвале, можно было смело назвать коммуной бабушек и тётенек, молодых мамаш с детишками, где вся мужская половина была представлена дядей Витей и парочкой старичков, видевших в малолетстве, наверное, самого батьку Махно. Здоровое мужское население дома если не сидело в тюрьме, то находилось в армии или в бегах от мобилизации. Люди знали и о женщине с больной матерью на руках, муж которой ещё с четырнадцатого года воевал на стороне ополчения. Об этом не говорили вслух, но изредка вскользь выражали доброе сочувствие и надежду, что он вернётся наконец домой живым и с победой…

Второго марта стало известно о взятии Мариуполя в кольцо с закрытием выхода оборонявшихся войск к Азовскому морю. Горожанам хотелось верить, что блокада города заставит «азовцев» сложить оружие и обстрелы закончатся. К сожалению, иллюзии быстро растворились в страшной реальности, когда город охватила вакханалия расстрелов мирных граждан снайперами с верхних этажей. Старики, женщины, дети, инвалиды в колясках – все они стали мишенями распоясавшихся недочеловеков из рода осатаневших неонацистов, слетевшихся, как падальщики-стервятники, со всего мира в Донбасс. Предложенный Россией план вывода гражданского населения в сторону Донецка и Таганрога «азовцами» и командованием ВСУ был отвергнут. Дальнейшее сжимание кольца отныне сопровождалось кровопролитными уличными боями, где русский солдат теперь стал не только штурмовиком, но и спасителем жизней людей, оказавшихся в положении заложников многотысячной своры шакалов и детоубийц.

Захваты групп мирного населения стали регулярными и проводились с целью шантажа наступающих войск и принуждения ополчения и регулярной армии России к прекращению боевых действий. Однажды, встретив на соседней улице бывшую коллегу, Агапея узнала, что здание её университета заминировано, а в школе неподалёку «азовцы» заперли несколько десятков человек, включая детей, и пытаются выставить ультиматум командованию союзных войск.

Выезды в сторону Новоазовска и Донецка покрывались плотным пулемётным огнём со стороны ВСУ, если там появлялась хоть какая-то гражданская машина. Погибло несколько семей, пытавшихся спастись под крылом российской армии.

* * *

Пятого марта среди населения была распространена информация о режиме тишины. У людей снова появилась иллюзия, надежда покинуть зону боевых действий, однако и в этот раз нацисты просто воспользовались доброй волей русского командования и под прикрытием живого щита из мирных горожан провели передислокацию и укрепление огневых позиций, затащив во дворы и скверы реактивную и ствольную артиллерию. Особый цинизм проявился в тот же день, когда «азовцы» загнали почти двести человек в многоэтажный жилой дом и, подорвав его, похоронили под завалами практически всех несчастных. Сколько там было женщин и детей в то время, сказать никто не мог, но сам факт преступления украинская медиапропаганда, как обычно, попыталась свалить на российскую артиллерию и авиацию.

На проспекте Победы фашисты погнали впереди себя более сотни мирных горожан, пытаясь прорваться из окружения. Когда народ бросился в разные стороны, нацисты открыли шквальный огонь по убегавшим. Опять десятки загубленных душ и покалеченных неповинных мариупольцев.

Агапея, как и все её соседи, с каждым днём понимала, какая на самом деле власть управляла их родным городом последние восемь лет. Девушка в эти дни часто вспоминала разговоры с мамой-бабушкой, и тогда совесть особенно заедала её за преступное недоверие откровениям Антонины Георгиевны. С ещё большим презрением к себе думала она о своём таком спешном, опрометчивом замужестве за одним из тех, кто был частью стаи шакалов с шевронами «Азов».

Одним из вечеров, когда в укрытие, по обыкновению, собирались обитатели дома, дядя Витя незаметно подошёл сзади к Агапее и прошептал ей на ушко:

– Агапа, там твой приехал с вооружёнными людьми и тебя выспрашивает.

Девушка напряглась, но постаралась не терять самообладание и так же тихо спросила:

– Чего он хочет? Он сказал тебе что-нибудь?

– Сказал, что хочет с тобой поговорить, и просил тебя не бояться.

Агапея вытерла руки о фартук и, глубоко вдохнув, уверенно вышла из подвала. Камуфлированный бронетранспортёр песочного цвета стоял в углу двора. Михаил нервно курил у открытой дверцы с пассажирской стороны. Увидев бывшую супругу, постарался состряпать улыбку и двинулся навстречу ей, протягивая руки вперёд.

– Здравствуй, родная. – Он почему-то всё ещё надеялся, что Агапея бросится к нему в объятия, но, поняв, что чаяния его напрасны, опустил руки.

– Что вам надо, пан капитан? – с вызовом спросила девушка. – Пришли и нас минировать? Может быть, вы сепаратистов ищете? Так получай! Вот она – я та самая ополченка! Давай! Делай своё подлое дело! Или, может, для начала выполнишь свой супружеский долг прямо на капоте, на глазах своих гамадрилов? Помню, как вон тот, с бульдожьей рожей, на свадьбе на меня пялился, слюнями исходил, а тот, что с рыжей бородой и носом картошкой, кажется, на нашей свадьбе одного из ваших грохнул по-дружески. Весёлая у тебе компашка. Просто шапито уродов… Чего тебе надо?

Она говорила нарочито громко, чтобы её было слышно позади, где с тревогой наблюдали за происходящим вышедшие из укрытия люди.

Михаил сильно растерялся, но тут же попросил говорить тише. Рядом с машиной стояли его бойцы, которые могли неправильно оценить ситуацию и просто сорваться.

– Ладно. Я понял всё. Но прошу тебя о помощи, – начал он говорить, склонивши голову к её уху, но нервно косясь по сторонам. – В машине моя мама. Она тебе ничего плохого не сделала и по-прежнему любит и тоскует по тебе.

– Чем же я – дочь советского и российского офицера – могу быть полезна семье бандеровца и неофашиста?

– Не семье, а только маме. Мне необходимо её куда-то спрятать. Наш дом для неё опасен, и мы с батей сами там редкие гости. Когда придут россияне… А они обязательно придут. Они будут нас искать, а мама здесь ни при чём. Ты же знаешь, что это так. Помоги и приюти её у себя.

– Ты уверен, что это уместная шутка? Если народ узнает, кто она, то, боюсь, мне придётся уже самой её защищать. Вы уже столько натворили вокруг, что горожане вас будут рвать на части, когда придут наши.

Слова «наши» она произнесла с неподдельной гордостью в голосе. Это несколько смутило Михаила, но он продолжил:

– Ты можешь её защитить. Я знаю и потому привёз её к тебе. Тем более что она сама просила об этом.