О реке Чусовой

 
Днём весенним батраки
у бушующей реки
груз на струги погрузили,
что подводами свозили.
Сосчитали всё, как надо,
за сохранностью следя, —
от узорчатой ограды
до последнего гвоздя.
На шестидесяти стругах
повезут для Петербурга
наши предки силачи,
бурлаки-бородачи.
 
 
Вёрст отмеряют немало
Камой, Волгой и Окой,
но сначала предстояло
плыть им нашей Чусовой.
Что строптивою зовется;
не река, а сущий бес!
С грозной силою несётся
водопадами с небес.
 
 
В ней плывущих поджидает
целый строй камней-«бойцов»,
что в распутицу пугают
даже опытных гребцов.
Прозеваешь и мгновенно
не успеешь отвернуть —
разобьёшься непременно
об их каменную грудь.
 
 
Струг один тогда разбился,
опрокинулся, кружился,
как у прях веретено,
а потом ушёл на дно.
Скачет бойко Чусовая,
беды в памяти храня,
среди гор родного края,
водопадами звеня.
 
 
А вверху, как часовые,
в форму синюю одеты,
стынут кедры вековые,
обдуваемые ветром.
Они взоры устремляют
вниз, туда, где Чусовая,
буруном петляя белым
по Уральскому хребту,
путь на запад дарит смелым,
а влюблённым – красоту…
 

У портрета царя

 
Исход шестнадцатого века.
Великий Пётр – на фоне синем.
Прельстило море человека,
Да слишком бедная Россия.
Почти нет фабрик и заводов,
И производства – никакого.
К осуществлению походов
В морские дали не готова.
 
 
От всех зависимою стала,
Бьёт даже в крышки на погосте
Из-за отсутствия металла,
За морем купленные гвозди.
Стремятся местные конторы
За всё чужое рассчитаться,
Хотя свои леса и горы
Таят несметные богатства.
 
 
А нерадивые бояре,
Забыв о нравах благородных,
Плодят беду в хмельном угаре
На землях русских плодородных.
Средь нищеты с годами стали
В быту и алчнее, и злее.
Живут без чести и морали,
Крестьян мордуют, не жалея.
 
 
Разорены деревни, сёла;
Вокруг – ни пашен, ни скотины…
Стал Пётр печальным, невесёлым
От неприглядной той картины,
В своих мечтах живя вдали,
В стране стальной, не деревянной,
На той земле обетованной,
Где будет строить корабли.
 
 
И лишь задёргалась щека,
Провозгласил он, как отрезал:
«В горах уральских мужикам
Копать руду, варить железо!»
 
 
И работный народ
Всей Руси крепостной
В мир железных пород
Шёл живою стеной.
И Демидовы, строясь,
Не бранили судьбу —
Им наш Каменный пояс
Был без квот и табу.
Все, указу покорны,
Впрягались на годы.
И у рек быстрых горных
Вырастали заводы.
 
 
В ту пору давалась
Руда нелегко —
И горя досталось
В земле глубоко,
Где сыро и мрачно
Голодным, больным,
Прикованным к тачкам
Рабам крепостным.
 
 
Писалось Петром
Быть к работным добрей,
Да в штольне добром
Не унять бунтарей.
 
 
Кабальных Демидов
Не думал жалеть —
Косою завита
Тяжёлая плеть.
Грехи отпускала
Строптивым сполна;
Кровавою стала
Спина не одна.
 
 
Для страж так угодней,
Чтоб с кровью – всегда.
И шла с преисподней
На домны руда.
От жаждущих хлеба
Натруженных рук
Наверх, где от неба
Лишь крохотный круг.
 
 
Над ним – не забой!
Там в году – времена.
 
 
И видит любой,
Как приходит весна.
Внизу ж и во сне
Соловьи не споют,
Рабы о весне
По бадье узнают:
Вернётся обратно
В снегу, как в пуху,
И сразу понятно —
Зима наверху…
 
 
Избитый жестоко
Работный народ,
Пустил раньше срока
Для сына завод.
И дом из гранита
У домны сложил,
Чтоб младший Демидов
В нём жил не тужил.
 
 
На выступе горном,
У Нейвы-реки
Вознёсся он гордо
С отцовской руки.
 
 
Заводчик бывалый,
Жесток, как всегда,
Приладил к подвалам
Трубу от пруда.
Чтоб шлюз поскорей
У плотины поднять,
Когда бунтарей
Доведётся унять…
Томился город на жаре,
А я всё думал о фузеях
В стенах Уральского музея,
 
 
О ядрах, пушках, о Петре,
Его характере крутом,
Могучей силе и о том,
Как стала Русь морской державой,
Как жил Урал в тот трудный час,
Как били шведов под Полтавой
Из пушек, сделанных у нас.
 

Улыбка

 
Она мне просто улыбнулась,
к маршрутке мимо проходя,
теплом души моей коснулась
в канун осеннего дождя.
 
 
И сердце трепетно забилось,
как билось в юности не раз!
То, что забылось, возвратилось
в задорном взгляде серых глаз.
 
 
И всё вокруг октавой выше
запело вдруг, за тактом такт,
и даже дождь стал бить по крыше
как-то возвышенно, не так!
 

Солнце

 
Оно явилось к нам тогда,
когда к зонтам привыкли люди,
и уж казалось, что не будет
его над нами никогда.
 
 
На миг откуда-то взялось
и, раздарив прохожим тени,
на ваши белые колени
котёнком рыжим улеглось.
 
 
Теперь уж я давно в летах.
Из дома в дождик не вылажу,
но всё того котёнка глажу
в своих несбыточных мечтах.
 

Снег

 
По неведомым законам
до поры глубокой, жаркой
одиноким рыхлым комом
пролежал он в автопарке.
 
 
Били в бок его лопаты,
обдавали дымом ЗИЛы,
солнце гребень ноздреватый,
будто стрелами, пронзило.
 
 
Но по чьей-то доброй воле
уцелел он у забора,
чтоб растаять от мозолей
на ладонях у шофёра.
 

Поздняя любовь

 
Полюбила его —
Молодого, несмелого —
Та, что в свете была
Королеве под стать,
Как от снега земля
Стала ждать танца белого,
И листва на ветру
Утомилась летать.
 
 
Видно, Богом одним
Наша жизнь так устроена,
Что приходит любовь
Не весною в капель.
Вспыхнет ярким огнём
Вдруг осенней порой она
И погаснет одна,
Безответной, в метель.
 

О клёне

 
Пронёсся ветер рощей оголённой,
где только клён стоял ещё с листвою.
И вот уже, как птицы, листья клёна
кружатся над моею головою.
 
 
А как манил к себе он той листвою!
Красивою, одной на всё полесье.
Трепещущей, весёлою, живою
вошла она в стихи мои и песни.
 
 
Хотел опять читать ему с дороги,
что сочинил о нём, словарь листая,
да прошептал есенинские строки:
«Отговорила роща золотая…»
 

Лариса Кулямина

Родилась 23 апреля 1950 года в городе Комсомольске Хабаровского края. Работала в области культуры и педагогики. Победитель городского конкурса «Сердце отдаю детям» среди педагогов дополнительного образования. На пенсию ушла с высшей категорией.

Начало творческого пути было положено в городском Литературно-творческом объединении «Гармония», где в 2012 году Лариса Кулямина получила свою первую серьёзную награду – Диплом I степени Томского областного жюри в конкурсе «Мир волнующий, зовущий» в честь дня поэзии. На «Стихи. ру» награждена медалью им. Бунина.

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей, член Союза писателей Северной Америки.

Печаталась во многих сборниках и альманахах России. Есть персональные сборники: «На крыльях синей птицы», «Прикосновение», «Мой чарующий рай», «Женщина с ароматом весны». Публиковалась в русско-польском альманахе «Берега огня и воды».

Проживает в г. Северске Томской области.

Всё не так

 
Я люблю каждый из жалких дней,
Дождь люблю гадкий, промозглый, зануду,
И ненавистную с кашлем простуду,
Кажется, нет ничего глупей.
 
 
Я люблю солнце – сильный ожог,
Рану, болящую часто ночами,
Кто-то грызёт её точно зубами.
Пусть болит, ну а мне невдомёк.
 
 
Я люблю тень по ночам, луну,
Пусть я не сплю – красотою любуюсь.
Кажется, злюсь и по-детски я дуюсь,
Но взамен вдохновенье беру.
 
 
Я люблю тех, кто так нелюбим.
Кто дал оценку им? Что ж, так бывает.
Верно, себя они тем утешают,
Нет запрета на то – быть таким.
 
 
Мне бы не в ширь – войти в глубину,
Противоречья познать в красноречьях,
Только в гармонии жизнь человечна,
Вот нелюбимое и люблю.
 

20.03.21

П. Неруда
О любви № 8
(вольный перевод)

 
Дитя, мне трудно без тебя дышать
И больно видеть то, как бьёшь крылами воздух.
Цветёт весна, готов я вечно ждать
Тебя, как сад сухой, что страстно просит воду.
Ты солнце для меня, последний шанс
В моём безмолвии, глубоком одичанье,
Мой недописанный любви роман,
С надеждой на ответное с тобой свиданье.
В глубинах глаз бьёт плавниками ночь,
Весна цветущих рук, роз ароматных лоно,
А груди – раковины, мне невмочь
Глядеть со страстью на блестящих два бутона.
Ты одинока там, а здесь дождит.
В сетях морского ветра всюду чайки тонут.
Вода бежит волной, листва дрожит,
И ветви, как больные, в кроне тихо стонут.
Исчезла, а звенишь пчелой в душе,
Всё чаще блещешь ты холодными лучами.
Маячишь где-то там, на мираже.
Как больно мне. Я – крик, а Ты – одно молчанье.
 

Нет, не могу…

 
Мне полететь бы с обрыва вниз,
Да, мысль, вперёд, в пружину, сожмись,
Внутри меня боль, нет тормозов…
Нет, не могу без стихов.
 
 
Бросаю взгляд туда, далеко, —
Рождается страх, мне нелегко.
Память в забвенье, нет нужных слов —
Нет, не могу без стихов.
 
 
Ждёшь ли поддержки, доброй руки,
Нет – в округе одни игроки,
Мне бы взлететь до иных миров.
Нет, не могу без стихов.
 
 
Мир вздрогнул на миг, страшно опять,
Вектор жизни скорее менять…
Тучи с грозою уже прошли,
Вижу, руку мне тянешь – тяни…
С тобой напишем стихи.
 

Осенний синдром

 
В камине треск огня, шипение поленьев,
Горячий, с кардамоном, кофе Медельин —
Всё это осень, с нею холод, я – в смиреньи,
Сегодня он мой гость, осенний Арлекин.
Простывшая от равнодушия, внимаю
На то, как на манеж выходит мой герой,
Он в сговоре с моей судьбой, и я вздыхаю,
Увидев на стекле листочек золотой.
Осенние синдромы навевают скуку,
И от того неспешно кофе с пенкой пью.
А мой паяц смеётся, он идёт по кругу,
Играя роль, чтоб испытать судьбу мою.
 

Боль души

 
Звучала скрипка в час печали,
Минорный лад ловил настрой души.
Грусть капала в бокал хрустальный
В час одиночества ночной тиши.
В комок сгущались все сомненья,
Исповедальным был напиток грог,
Душа искала в нём спасенье.
Мне очень жаль, остался лишь глоток…
Стервозно бьют часы по нервам…
И метроном ведёт отсчёт ночной.
Смычок скользит по струнам-венам,
Соната разливается тоской.
В тиши мысль крутится рулеткой,
Пустой бокал – всё выпито вино,
Бессонница – марионетка,
Уже светает. Ах, не всё ль равно…