Дуглас Фрешфильд (1845–1934) – знаменитый английский альпинист, прославившийся своими многочисленными восхождениями.
…Члены созданного в 1857 году Английского альпийского клуба, заявившие своей целью «содействовать установлению дружбы между альпинистами, развитию горных восхождений и исследований во всем мире и лучшему познанию гор через литературу, науку и искусство», спустя десять лет покорили практически все пики в Альпах. Тогда они обратились, так сказать, к «чужим» вершинам, направив свой взор на совершенно не исследованный к тому времени Кавказ. Летом 1868 года сюда отправилась экспедиция, в состав которой входили Дуглас Фрешфильд, Каминс Таккер и Адольфус Мур. Они взошли на Казбек и Эльбрус, побывали в Осетии, Сванетии, Балкарии. Впечатления от той экспедиции и легли в основу книги «Путешествия по Центральному Кавказу и Башану, включая посещение Арарата и Тавриза и восхождения на Казбек и Эльбрус» (Лондон: Издательство «Лонгман, Грин и К0»,1869), перевод которой для нашего издательства осуществил Игорь Гориславский.
Д. У. Фрешфильд прожил долгую и насыщенную жизнь, побывал в десятках стран, исследовал множество горных массивов, в том числе Гималаи, организовывал экспедицию на Эверест, и даже будучи шестидесятилетним, множил число покоренных вершин.
Медведь, содержащийся в неволе. – Мур обращается к носильщикам. – Лагерь в лесу. – Докучение мошкарой. – Приют в горах. – Поднимающийся скот. – Через хребет в метель. – Жаркие споры. – Бревенчатая хижина. – Долина Баксана. – Уруспиевы. – Кунакская. – Вознаграждение челяди. – Минги-Тау. – День безделья. – Просвещенный бий. – Перевалы в Карачай. – Татарские горцы. – Ночь с пастухами. – Крутой подъем. – Лагерь на скалах. – Знатное золото. – На снежных настах. – В трещине. – Сдержанное отчаяние. – Кризис. – Упорство вознаграждается. – Вершина. – Панорама. – Возвращение. – Восторженный прием. – Нижний Баксан. – Долгая поездка верхом. – Черкесское селение. – Травянистые равнины. – Зольский пост. – Пятигорск
Июль, 24-е. Не так уж это легко на Кавказе, как в Швейцарии, приступить к делам поутру в час, назначенный накануне. Нашей новой толпе носильщиков пришлось выйти из жилищ и собраться вместе. Прежде чем организация грузов могла осуществиться, каждый предмет багажа подняли, чтобы проверить вес. Более половины взгромоздили на спине до смешного маленького ослика – кроткого на вид экземпляра своей породы – с длинными ушами, которыми он капризно хлопал и поводил то назад, то вперед. Животное должно было сопровождать нас несколько часов, чтобы избавить наших носильщиков от части ноши.
Расставаясь, мы подарили казачьему атаману английский нож, которым он был польщен, и, как следствие, нам пришлось подчиниться неоднократным объятиям и поцелуям, столь распространенным за границей и особенно в России, но неодобряемым сдержанными и черствыми англосаксами. Попрощавшись с добрым казаком, мы направились по тропе, которая связала Пари с несколькими селениями на западной окраине Сванетии над рекой Ингури. Это селение, как и сама их столица, построено на террасах высоко над рекой, и они отделены друг от друга глубокими и широкими ложбинами. Детальное описание нашей утренней ходьбы было бы почти таким же утомительным, как и сама действительность; пейзажи мало-помалу менялись, а время в основном уходило на подъемы и спуски по крутым зигзагам. Наши обходы, которые мы были обязаны преодолеть, оказались столь велики, а наши носильщики столь ленивы, что полуденный привал пора было сделать прежде, чем мы дошли бы до последнего селения, построенного на южном склоне отрога, выдававшегося над восточной стороной на входе в долину Накры. Мы сели в тени большого дерева над домами, жители которых вскоре столпились вокруг нас. С ними пришел медвежонок, ведомый ватагой чад, которые нещадно колотили и таскали волоком бедное животное. Короткий и легкий подъем к роскошным лугам привел нас к вершине отрога, откуда открывается прекрасный вид. На значительной глубине под нами простиралась долина Накры: тыльная сторона ее была покрыта заснеженными хребтами и одета прекраснейшими сосновыми лесами, прежде нами не виденными. Отдельные деревья были великолепными и, стоя порознь, возвышались над лиственными деревьями, выделяясь темно-зелеными шишками. Вид сильно напоминал фотографии, представляющие Гималаи, и был весьма впечатляющим. Повернувшись на юг, мы оказались перед глубокой трещиной в холмах, которая образовывает ворота Сванетии и дает начало реке и дороге в Зугдиди, маленькому абхазскому городку на полпути между Кутаиси и Сухум-Кале.
Наши носильщики из Пари так настойчиво выказывали свое желание идти тем же маршрутом, что и люди из Давкара, что это вынудило нас потерять минут десять впустую, затем сесть и минут пятнадцать обговаривать это. Их предложению мы противопоставили то, что сумма, установленная как оплата недостаточная, обсуждению не подлежит. Сидя в ряд, мы призвали их к себе и передали им через Павла, что мы хотели знать раз и навсегда, согласны ли они выполнять договор, заключенный с нами. Если они неудовлетворенны и хотят уйти, то мы желаем вернуться в Пари, но, в таком случае, мы ничего им не заплатим.
Носильщики, все до одного, объявили, что хотят идти дальше, и были полностью удовлетворены условиями. Получив вдохновенной речью Мура наставления об общих обязанностях человека в горном походе и выгодах, которые они извлекут из достойного поведения, толпа продолжила движение. Кое-где тропа, хоть и местами разрушенная, окаймляла склон холма и была различима. В конце концов, мы вышли сквозь густой сосняк и березняк по крутому спуску ко дну долины. Под густой сенью таких деревьев подлесок бывает редко, лишь стелется ковер мягких мхов, как на альпийских прогалинах.
Добравшись до берегов реки, мы повернули в верховье долины по разбитой тропе: из-за рухнувшего дерева, ставшего случайным препятствием, она была пригодна только для лошадей. Мы шли по густому лесу и полянам, где роскошный травяной покров вызывал воспоминание о нашем сборе водорослей из Зенес-Сквали. Один из носильщиков принес нам небольшую ветку, объяснив, что это чай, и мы узнали чайное растение. Нам уже сообщили в Пари о его существовании в окрестностях. Казаки говорили нам, что некоторые из их предшественников собирали листья из практических побуждений, и требовалось достаточное искусство, чтобы сделать из них весьма приличный напиток. Временами нам открывались виды пенившегося потока Накры. Река ускорялась в падении через гранитные валуны, которые несла с собой со Станового хребта, и разбивалась в белопенные струи. Над головой ярко-синее небо, солнечные лучи очень сильны. Нам нужен был фотоаппарат, чтобы запечатлеть их и зафиксировать картины леса и воды, которые постоянно встречались взору.
В начале дня носильщики удивили нас: они расселись на берегу реки в том месте, где вода гудела так громко, что было трудно говорить, и предложили нам остаться здесь на ночь. Мы отказались от такого предложения и избежали его возобновлением похода тем шагом, при котором люди не могут и не желают отставать. Около пяти пополудни мы нашли подходящее место для лагеря в отдалении, у чистых источников среди густых трав и роскошных в своем цветении растений. Вскоре здесь была установлена палатка, и Павел разжег поленья для приготовления пищи. После сытного обеда мы льстили себя надеждой на спокойную ночь, но к вечерней заре началось гнусное жужжание мошкары, и на нас напали злобные насекомые, словно рой черных мух, не более головки булавки, но с острым жалом. Проводники из Пари сказали Павлу, что люди из последнего селения, где мы делали привал, намеревались последовать за нами, чтобы ночью украсть наше имущество, и что нам было бы лучше разделить багаж между ними и уберечь его. Не сомневаясь в том, что попытка грабежа могла произойти при молчаливом согласии наших сопровождающих, мы велели всю кладь сложить у открытых пол палатки и сказали им, что наши пятнадцать бочонков должны быть зажжены без промедления, если мы услышим, что кто-нибудь засуетится вблизи. Однако никакие грабители не появились, но и не вся ночь прошла без тревог. Тишину леса нарушил сильный треск, словно ружейный залп, который, как мы обнаружили утром, был вызван падением огромного дерева в пятнадцати ярдах от нашего лагеря.
Июль, 25-е. Наш отдых был нарушен прежде, чем утренняя зарница осветила сосны на противоположном склоне. Мы поднялись и удрученно в мелких подробностях обменивались впечатлениями от ночных страданий. Глаза Франсуа почти заплыли от укусов мошкары, и вся компания была более или менее обезображена. Как только носильщики закончили упаковку клади и мы уговорили их поднять груз на плечи, отправились дальше. Покидая Пари, мы понимали, что пройдем перевал на второй день, но наши проводники объявили нам, что до наступления ночи невозможно добраться до южного подножия последнего подъема. Пройдя через пояс соснового леса, мы вошли в район более скудной растительности и менее пышной вегетации. Вначале мы увидели скалистый гребень, который прикрывал собою верхнюю часть долины. Склоны холмов не были крутыми и с поваленными деревьями, снесенными лавинами с ложбин верховий гор, простирались до реки. Многочисленные чистые фонтаны выбивались из-под земли. Запруженные камнями, они образовывали кристально-чистые заводи, берега которых украшали гроздья долинных лилий. Два маленьких водопада на другой стороне долины рассыпались брызгами на скалах; им не хватало воды, чтобы считаться первоклассными. Березы росли в лощине у подножия скал и все утро закрывали нам вид на эти каскады.
Теперь мы увидели, что пятиверстная карта полностью неверна в той ее части, где представлена горная цепь. Военные, занимаясь топографией, очевидно, ограничивались съемкой долины Накры на глаз, и, как следствие, обманувшись внешним видом, они представили ее верховье бассейном в виде симметричной подковы. В действительности, истоки реки находятся в горной впадине, невидимой снизу и не отмеченной на карте. Подступы к ней проходят по крутому спуску на левом берегу реки, в которую впадает солидных размеров приток; на противоположной стороне он изливался по скалам из ледника, видимого только частично. Наши носильщики утверждали, что в этой стороне есть перевал, ведущий к селениям у истоков Кубани, в районе Карачая. Был всего лишь полдень, а наши ленивые носильщики затребовали привал, ссылаясь на то, что невозможно пройти перевал до вечера и что если они пройдут дальше, то замерзнут ночью. Трудными уговорами мы добились того, что они пройдут с нами еще два с половиной часа. Резкий подъем со следами тропы к перевалу на этой стороне привел нас в верховья долины, где уже не было травостоя, лишь снег и камни от весенних лавин. Эта котловина простиралась на две мили на восток, где разделялась на две долины, разбегающиеся врозь – на север и на юг; последняя – наиболее значительная. Перейдя поток по снежному мосту, мы пришли к травянистому склону, побитому разбросанными валунами, как раз на том месте, где обе долины сходятся. Трудно было найти местечко, покрытое дерном, и нам пришлось заставить наших носильщиков покинуть их замечательный бивуак, где они устроились под огромным валуном на голой земле. Когда палатка была установлена, места вполне хватало для всех.
Вид из нашего «gîte»[20], полностью окруженного снежными горами, был грандиозным. Далеко внизу под нами виднелась нижняя часть долины Накры: с ее западной стороны хребет венчал покрытый льдом пик, отмеченный на карте как гора Тау Боркушель[21]. Речка, которую мы недавно перешли, пробегала короткий путь от своей колыбели – ледника, текущего вокруг основания большой горы, ее вертикальные скалы нависали над ледовым карнизом огромной толщины. Верховье долины с севера также прикрывал ледник; дорога туда, по крайней мере, не вела, а создавала брешь между двумя скальными возвышенностями в горной цепи на востоке. Полуденное солнце ярко освещало скалу, под которой была разбита наша палатка, и хорошо ее прогревала. Я опрометчиво нашел прохладу в тенистом укромном уголке среди скал и, хоть ненадолго, но подхватил простуду из-за недавнего легкого недомогания, и некоторое время мне нездоровилось. Закутавшись в плед настолько тепло, насколько это было возможно, я с перерывами принимал небольшие дозы хлородина – лекарства, которое помогало нам во время путешествия.
Вечером мы увидели четырех людей, вооруженных ружьями и саблями. Они гнали одиннадцать коров, спускаясь со стороны перевала спешным шагом. Павел спросил наших сопровождающих, откуда они. Ему сказали, что это местные жители из Лашраша. Согласно сложившимся обстоятельствам, они занимаются перегоном скота через перевал и сейчас возвращаются со своей незаконно захваченной добычей, которую они украли в одном из стад, принадлежащих татарам Верхнего Баксана. Наши носильщики, естественно, встревожились тем, что их встретят на северной стороне как воров, и нам стоило больших усилий уговорить их идти дальше. Тем не менее мы преуспели в том, что убедили всех, кроме одного седовласого мошенника; их нахождение с нами могло быть окончательным доказательством их невиновности. Озадаченный, он, несомненно, знал, что не сможет выдержать проверку, и, вероятно, осознавая свой проступок, просил разрешить ему вернуться, добавив, что два его сына, бывших также с нами, разделят его груз между собой. У нас не было возражений против таких перемещений в этой семье. Закатные краски были яркими, но слишком насыщенными, чтобы обещать продолжение чудной погоды последних двух дней.
Июль, 26-е. Ночью погода изменилась. С юга поползли тучи, а утро обещало, пожалуй, быть, скорее, хуже, а не лучше.
Боль и постоянная тошнота отгоняли сон. Я чувствовал, что мне лучше побыть в постели, а не переходить перевал, но оставаться на том месте, где мы были, не представлялось возможным. Идея возвращения в Пари – долгий путь пешком назад – была неоправданна, чему предлагалась единственно приемлемая альтернатива – выйти на водораздел до ухудшения погоды. И все же мы отправились, хотя я вначале едва волочил ноги, даже при помощи Таккера и Франсуа.
Мои силы постепенно возвращались, и каждый шаг к вершине перевала вдохновлял к дальнейшему прогрессу. Верховья долины над нашим бивуаком покрылись снегом. Земля еще не сковывалась льдом по ночам, и ее рыхлость значительно добавляла хлопот. В течение часа мы дошли до места, где долина заканчивалась. Путешественник, жаждущий перейти горную цепь, должен взбираться по крутому травянистому берегу справа. Так он дойдет до кромки снежного поля, которое заполняло разрыв в скалистом гребне на южной стороне перевала. Брешь на гребне перед нами была отмечена двумя истуканами, а далее нас вели глубокие следы животных, прошедших здесь вчера. Облака покинули нас. Ветер зловеще взвывал. Как только мы дотащились до вершины, повалил тяжелый снег. Изменение погоды стало огромным расстройством, ибо мы очень хотели, с тех пор как ушли из Пари, полюбоваться Эльбрусом во время спуска, а теперь все наши надежды увидеть его не сбывались.
Когда мы дошли до перевала, нам ничего не оставалось, как только сидеть спинами к вьюге и жевать крошки хлеба перед спуском. Какие-то растения цвели на камнях на высоте более 10 500 футов. Небольшой ледник, местами достаточно крутой, чтобы можно было скользить по нему, с северной стороны имел такой толстый слой снега, что на нем виднелось лишь несколько трещин. Мокрый снег перешел в ливень, который преследовал нас весь остаток дня. Поток, изливавшийся из ледника, вскоре потерялся из виду под другим и весьма необычным ледовым потоком, который казался полностью заваленным лавинами со скал большой горы. Сейчас эта гора частично скрылась за облаками. Позднее нам стало известно ее название – Тунгзорун[22]. Как и Ушба, не отмеченная на пятиверстной карте, она, вероятно, вторая по высоте среди гор Станового хребта западнее Коштантау.
О проекте
О подписке