Картина Крамского «Неизвестная»

 
Взирает Совесть на тебя
Надменно, с гордостью не путай.
Не отведёт свои глаза,
Тебя преследуя повсюду.
Она всё знает и молчит,
В душе сама всё прочитает…
Но неизвестно почему
Проехать мимо не желает.
С небес на землю упадёшь,
В грязи и перьях изваляясь,
С прищуром взгляд её поймёшь,
К ногам в почтении сгибаясь.
Что за спиной её… Театр…
Дворец… Изгнание из Рая…
Ты не знаком с ней, но она
Жизни не даст, раз правду знает…
 

У каждого писателя свой путь…

 
У каждого писателя свой путь,
Тернистый, через поле, лес и горы.
Терпение придётся захватить,
Ведь впереди высокие заборы.
Непредумышленно, наивно, от души
Делиться чувствами своими неумело…
Читатель жаждет зрелищ и, пойми,
До, смысла жизни, поисков нет дела.
Уступишь иль останешься собой…
Искусство – искушает, соблазняя…
Останешься ли чист своей душой,
Чтобы спасти другие, воскрешая…
Благоговение. Молитва. И Судьба.
Даруй возможность снова Свет увидеть
«Незрячим», подарив свои «глаза»….
Не дав им мир и жизнь возненавидеть.
 

Мой возраст

 
Ну, что сказать, мой старый друг…
Мне не шестнадцать, ты, ведь знаешь.
Не двадцать и не двадцать пять,
Да, и не тридцать, понимаешь…
Намного старше я тебя…
И пусть всё это только цифры,
Но отнимать и прибавлять
Не надо их, как все привыкли.
Что возраст… значит для тебя…
Уроки жизни, просто время…
Без возраста душа у нас
И в этом главная проблема.
Пусть с возрастом бегут года,
В душе мы всё равно все дети.
Какая разница тогда
Сколько живу на этом свете…
 

Григорий Дубровин

г. Вязники

https://vk.com/id403492577

https://www.stihi.ru/avtor/uioproot

Смысл (акростих)

 
Я заставлял себя забыть
Тебя, и разум сердцу врал.
А по ночам хотелось выть,
Когда тебя в бреду я звал.
 
 
Себя как мог я отвлекал,
Кидался в суету как в бой.
Упрямо я душе кричал,
Что уж переболел тобой.
 
 
А в сердце вопреки жила,
Ютилась угольком любовь.
Порой невыносимо жгла,
Обманно притухала вновь.
 
 
Так и горит, как ни крути.
Её нельзя мне погасить –
Без этой искорки любви
Едва ли есть и смысл жить.
 

Напоённый…

 
Солнца закат предречёт грядущий восход.
Я вдруг вскочу и сорвусь – аж захватит дух!
Мыслей дурных разметает гнетущий ход,
Обострив до боли гончий ищейки нюх.
 
 
Я не помчусь к тебе, мой вкусный десерт,
Животных домашних твоих уважив посыл,
Пока не смогу сказать стихиям свободы – нет,
Пока гончий инстинкт беспокоящий не остыл.
 
 
Пока чую бунтарский, манящий дух
И буйство в душе теней вечных Инь и Янь –
Свой рваный стих я буду горланить вслух
И жадно глотать эфир, пьянящий в такую рань.
 
 
Лишь до краёв напоённый стихиями всласть,
Воем турбин самолётов и гулом стука колёс –
Мой ангел, я богом смогу к ногам твоим пасть,
Как смог бы лишь тосковавший вечность пёс.
 

Женское…

 
Меня он свёл с ума, я это знаю –
От звука голоса его я замираю.
Под ложечкой предательски сосёт
И слабость в ноги дрожью отдаёт.
 
 
Ему ко мне лишь стоит прикоснуться,
Как на пределе предвкушенья чувства
И восхитительный его ладоней жар
Меня бросает в наслажденья шквал.
 
 
И выгибает тело в сладкой неге,
Я вся его, он только мой на свете.
Он словно бог мой, я его раба
И каждой клеткой вожделения полна.
 
 
И в нежной пытке время бесконечно,
В блаженстве тело и душа быть хочет вечно.
И память вспышками мелькания салюта
Сбоит провалами на пиках абсолюта.
 
 
В томленьях сладостных покорно изнывая,
Нектар его я долгожданный принимаю,
Устами жадными пульсаций дар ловя
И из-под ног уходит вновь земля.
 
 
Всё-всё позволено ему когда он рядом,
Он может с рук поить смертельным ядом.
И он, я знаю, безнадежно бредит мною,
Ведь мы едины, вместе телом и душою.
 
 
Безумие любви нас держит властно
И это, точно, до́ смерти опасно.
И пусть в объятиях его я пропадаю,
Я этой власти, всё ж, неистово желаю…
 

Летучий голландец

 
В изменчивом, безбрежном океане,
Блуждает брошенный командою фрегат
И ни души на нём, болтается в штурвале,
Лишь ветер вольный, но свободе вряд ли рад.
 
 
Его бесцельна и бессмысленна дорога,
Судьбой на произвол стихиям сдан
И никогда до берега родного
Не доведёт уж верным курсом капитан.
 
 
Неумолимо время точит силы,
Что жизнь существованию дают.
Конец скитаниям положит дно пучины
Там обретёт покой он и приют.
 
 
Пока же, в перекрестье молний,
В разгар стихий на гребне волн паря,
Являет лик мистический и гордый,
Безумцев вольной участью пьяня.
 
 
Тех, что завидуют летучему голландцу,
Его свободе и безбрежности пути,
Не зная – нет желанней для скитальца
Свой недоступный берег обрести…
 

Слово ангела

 
Мой Ангел мне сказал: «– Прощай,
Тебя хранил я много лет,
Но бог простит, ты не серчай,
Сил у меня уж больше нет.
 
 
Тебя так щедро одарил
Творец сердечной теплотой,
Но никому ты не дарил
Её душой своей скупой…»
 
 
Он говорил ко мне спиной
И крыльев свет едва мерцал,
И голос хладный и чужой
Звенящей сталью отдавал.
 
 
«– Тебе так много доброты
Зачем отмерила судьба?
Что бескорыстно сделал ты,
Раздал хоть сколько ты добра?»
 
 
Он повернул ко мне лицо,
Мне так знакомое, в слезах
И скорбью веяло оно,
Немой укор застыл в глазах…
 
 
«– Твоей горел души огонь
И крыльев свет моих слепил!
Чьи души отогрелись в нём?
Чью боль принял и облегчил?
 
 
Ты за меня решил – Прощай,
Тебя хранил я много лет,
Но бог простит, ты не серчай,
Сил у меня уж больше нет.»
 
 
– Прости! Не уходи! Постой! –
Ему сквозь слёзы прокричал…
Очнулся в комнате пустой,
А крик остатки сна уж гнал…
 

Ирина Ершова

г. Муром

Выбираю тебя

 
В жизни выпала мне непростая стезя,
Ничего изменить и исправить нельзя.
Пусть друзья говорят, что в душе твоей лёд
И по мутной воде белый айсберг плывёт –
Выбираю тебя.
 
 
Выбираю тебя, нет дороги назад.
Для одних – сладкий мёд, для других – горький яд.
Выбираю тебя. Кто любил, тот поймёт:
Может быть сладким яд, может быть горьким мёд.
Выбираю тебя.
 
 
Пусть родные твердят: ты – опасней огня,
И проверить стократ убеждают меня:
Продаётся любовь и за цент, и за грош,
Нет на свете её, лишь коварная ложь.
Выбираю тебя.
 
 
В час, когда мы одни, нет ни льда, ни огня,
И тепло губ твоих мои губы хранят.
И сплетение рук, и волос нежный шёлк.
Мир светлее вокруг, нам вдвоём хорошо.
Выбираю тебя.
 

Мой любимый как наважденье

 
Мой любимый как наважденье:
Всюду вижу его улыбку.
Майский вечер пропах сиренью,
Где-то горько рыдала скрипка.
 
 
Шторы тихо качнуло ветром,
Я окно распахнула в зале.
И, размыв очертанья предметов,
Тихо сумерки в дом вползали.
 
 
Телевизор вещал о стилях
И в политике, и в одежде.
Почему же молчит мобильник?
Я смотрю на него в надежде:
 
 
Вот сейчас… За одно мгновенье
Что-то можно ещё исправить.
А сегодня мой день рожденья.
И любимый бы мог поздравить….
 
 
Всемогуща любовь, всесильна,
Наша ссора была ошибкой…
Но упрямо молчит мобильник,
И грустит одиноко скрипка.
 
 
В дверь звонят. Что могло случиться?
Сердце камнем – куда-то в пятки…
Взгляд знакомый, улыбка, ресницы…
Ты приехал – и всё в порядке.
 

Новогодняя сказка

Стрелки настенных часов перешагнули семичасовой рубеж. На экране телевизора ведущие информационной программы бодро перечисляли события последнего дня уходящего года. В углу большой комнаты, у балконной двери, таинственно мерцала огоньками высокая красавица-ёлка. В центре же торжественно возвышался накрытый узорчатой скатертью стол, готовый принять на себя всю тяжесть праздничных яств и напитков.

В кресле под часами, размазывая по лицу косметику, горько рыдала Снегурочка. На спинке другого кресла бесформенным комом валялся костюм Деда Мороза, а на диване, свернувшись калачиком, сладко похрапывал мужчина в дедморозовской шапке.

Иногда дверь комнаты приоткрывалась, выпуская облако аппетитнейших запахов, и на пороге появлялся ещё один мужчина. Ему бы подошёл костюм Ильи Муромца: детинушка удался и ростом, и статью, да и возраст подходящий, около тридцати пяти. Сам рус, и холёная бородка тоже русая… Но на мощной фигуре красовалась не кольчуга, а старый спортивный костюм, в руках богатырь держал не меч, а обычную поварёшку.

– С-спит?

Женщина безнадёжно хлюпнула носом.

– Три вызова ещё, а он… Макс, Макс, проснись! Баранкин, ну будь же человеком! Говорил, подремлю полчасика, и как огурчик… Костя, что мне с ним делать?

Наконец она не выдержала, подбежала к дивану, ткнула кулачком в спину спящего. Тот недовольно пошевелился, что-то пробормотал, но не проснулся.

– Чтоб ещё раз согласилась работать с этим алкашом… Пусть Анька сама с ним возится! А то себе в напарники Михалыча взяла, язвенника… Супругам, мол, невыгодно вместе работать… Костя, что ты стоишь? Помогай!

Общими усилиями лежавшего поставили на ноги. Он заморгал глазами, как сова при солнечном свете, и, еле ворочая языком, прохрипел:

– Лен, не шуми… Сейчас идём… Вот полежу немножко…

И снова повалился на диван. Снегурочка обречённо махнула рукой:

– Одна пойду. Хорошо – рядом. Два вызова в соседний дом и ещё один в пятиэтажку у магазина…

– Я п-провожу, т-только переоденусь!

– Сиди уж дома! Как его одного оставишь? Я умоюсь, а ты Аньке позвони, пусть забирает сокровище…

Пока в ванной комнате заплаканная Снегурочка вновь превращалась в красавицу из сказочного леса, птичья трель дверного звонка рассыпалась по всей квартире. Вскоре из прихожей послышались радостные мужские голоса:

– Б-братишка? К-какими судьбами?!

– Не ждали? А я – вот он! Решил посмотреть, как на новом месте устроились.

– Н-новое, скажешь т-тоже! Третий год живём. Это т-тебя по всему с-свету носит.

– Работа, брат, такая, да и далековато было… Зато теперь чаще будем видеться, меня в Подмосковье переводят.

Тут Снегурочка не утерпела, побросала краски-замазки, выпорхнула в прихожую и повисла на шее у вновь прибывшего.

– Андрюшка! Андрюшка! Откуда, бродяга? Родителям сюрприз будет, вот-вот подъехать должны. Раздевайся и рассказывай скорей, что да как. А то мне уходить надо.

Вновь прибывший был худощав, чисто выбрит и коротко стрижен. Светло-рус, как и брат, хорош собою. Держался он непринуждённо, а гражданская одежда не скрывала военной выправки. В голове у Снегурочки вдруг забурлили мысли: «Свекровь рассказывала, он занимался в театральной студии при ДК…»

Чмокнув деверя в щёку, женщина метнулась в комнату и скоро вернулась с балахоном Деда Мороза.

– Андрюша, выручай! Ещё три заявки, а дедок уже напоздравлялся. От Кости, сам понимаешь, толку чуть: не красноречив, да и костюмчик не того размера… А у тебя получится, я знаю!