Красноречивый крестьянин

Жил некогда в Соляном оазисе^[34] человек по имени Хунануну. Была у него жена, и звали ее Мерие. И вот однажды сказал Хунануну своей жене:

– Слушай! Я хочу съездить в Египет^[35] за едой для наших детей. Сходи-ка ты в амбар и взгляни, много ли осталось еще ячменя от прошлого урожая.

Жена смерила ячмень, и получилось у нее восемь мер.

Тогда крестьянин сказал жене:

– Оставь две меры ячменя на пропитание себе и нашим детям, а из шести мер напеки лепешек и навари мне пива на все дни пути.

Затем крестьянин погрузил на своих ослов редемет, натр соли, дерево из оазиса Фарафра^[36], шкуры пантер и волков, растения неша, тену, хепер-ур, сахут, саксут, мисут, ибса и инби, камни ану сенет и абу, голубей, птиц нару и птиц учес, растения убен, тебсу, ген-генет и «волосы земли», а также растение инсет и другие превосходнейшие вещи^[37] из Соляного оазиса. Погрузив все это на ослов, отправился крестьянин в Египет.

Он двинулся на юг, к Нен-несу^[38] и достиг земли Перфефн, что к северу от Мединет. Здесь на берегу реки повстречался ему человек по имени Джхути-Нахт, сын некоего Иери. Он был слугой главного управителя Ренси, сына Меру. Увидал Джхути-Нахт ослов крестьянина, понравились они ему и сказал он себе:

– Будь у меня сейчас какой-нибудь могущественный идол, я бы тогда захватил все добро этого мужика из оазиса!

А надо сказать, что дом Джхути-Нахта стоял на самой дороге, проходившей вдоль берега. И дорога та была очень узкой, не шире куска полотна. С одной стороны ее была река, с другой ячменное поле. И вот Джхути-Нахт приказал своему слуге:

– Ступай и принеси мне из дома кусок полотна.

Слуга тотчас же принес полотно. Тогда Джхути-Нахт разостлал его на прибрежной дороге так, что нижний край полотнища очутился в воде, а верхний – на ячменном поле.

И когда крестьянин пошел по дороге, по которой проходили все люди, Джхути-Нахт закричал ему:

– Смотри, мужик! Не вздумай наступить на мое полотно!

На это крестьянин ответил ему:

– Я не сделаю этого. Ведь я иду по проезжей дороге!

Крестьянин подался к высокому краю дороги, но тут Джхути-Нахт снова закричал:

– Эй, мужик! Уж не хочешь ли ты потоптать мой ячмень?

Ответил ему крестьянин:

– Ты захватил своим ячменем часть дороги, а теперь и вовсе загородил ее своим полотном. Ты хочешь помешать мне здесь пройти?

И как раз в это время один из ослов крестьянина схватил пучок ячменя и принялся его жевать.

Тогда сказал Джхути-Нахт:

– Ах, так! За это я возьму твоего осла, мужик, потому что он жует мой ячмень. Он пойдет мне в уплату за потраву.

На это ответил ему крестьянин:

– Я иду по проезжей дороге. С той стороны я пройти не мог, а потому прошел по этому краю. Ты хочешь отнять у меня осла лишь за то, что он схватил пучок ячменя. Но я знаю, кто хозяин этой земли: она принадлежит главному управителю Ренси, сыну Меру. Он карает всех воров в Египте. Неужели ты думаешь, что он допустит, чтобы меня ограбили на его земле?

Тогда Джхути-Нахт сказал:

– Видно, правду говорят люди в пословице: имя бедняка вспоминают только из-за его хозяина. Я тут стою и говорю с тобой, а ты, мужик, думаешь о главном управителе?

И вот Джхути-Нахт взял только что срезанную тамарисковую палку и так отделал крестьянина, что у того не осталось живого места. Потом он захватил всех его ослов и увел их в свои владения.

Громко возопил крестьянин, жалуясь на свою обиду. Однако Джхути-Нахт сказал ему:

– Эй, мужик, лучше не возвышай голоса, если не хочешь отправиться к Владыке Молчания^[39].

На это ответил крестьянин;

– Ты меня избил, ты отнял мое добро, а теперь затыкаешь мне рот и запрещаешь мне даже жаловаться! Пусть же Владыка Молчания вернет мне то, что было моим, и тогда я перестану кричать и смущать твой покой.

И крестьянин еще десять полных дней стонал и умолял Джхути-Нахта, однако тот не обращал на него внимания. Тогда крестьянин отправился на юг к Нен-несу, чтобы обратиться с мольбой к самому главному управителю Ренси, сыну Меру. Он пришел к Ренси, когда тот выходил из ворот своего дома и спускался к своей барке. Обратился к нему крестьянин и сказал:

– Да узнает сердце твое о моем деле! Прикажи своему доверенному слуге выслушать меня, и я расскажу ему все, как было, чтобы он передал это тебе.

Тогда главный управитель Ренси, сын Меру, отправил к крестьянину своего доверенного слугу, чтобы тот выслушал крестьянина, а потом пересказал ему все, что скажет крестьянин. Когда главный управитель Ренси, сын Меру, узнал подробности этого дела, он обратился к своим приближенным и поведал им все о Джхути-Нахте.

На это сказали ему приближенные:

Наверное, речь идет о каком-нибудь жителе оазиса, который должен был привезти свои товары Джхути-Нахту, но пытался отдать их другому. А с этими выходцами из оазисов обычно так и поступают, когда они пытаются продать свои товары другим. Стоит ли наказать Джхути-Нахта из-за какого-то натра соли? Лучше приказать ему, чтобы он возместил отнятое, и он все возместит.

Но главный управитель Ренси, сын Меру, не сказал ни слова; он не ответил ни своим знатным приближенным, ни крестьянину.

Первая жалоба

Тогда крестьянин обратился с мольбой к главному управителю Ренси, сыну Меру. И сказал он ему:

– О главный управитель, господин мой, великий из великих, наставник людей во всех делах в настоящем и в будущем.

Когда ты плывешь по озеру справедливости при благоприятном ветре, ничто не сорвет твои паруса, ничто не замедлит ход твоей барки, ничто не сломает ее мачту, ничто не повредит ее реи. Ты не пойдешь ко дну, наткнувшись на камни у берега, и поток не увлечет тебя. Да не испытаешь ты коварства реки! Да не увидишь ты лиц, искаженных ужасом! Самые свирепые рыбы сами придут в твою сеть, и самые жирные птицы сами попадут к тебе в руки. Ибо ты отец сироте, муж вдове, брат разведенной женщине, нянька младенцу, лишенному матери. Дозволь же мне прославить тебя в этой стране и вознести тебя даже выше наивысшего закона, о владыка, не знающий алчности, великий, незнакомый с низостью! Уничтожь неправду, чтобы торжествовала истина! Прислушайся к голосу, взывающему к тебе, и низвергни зло! Услышь мои слова! Будь справедлив, о восхваляющий достойных похвалы! Избавь меня от напасти, ибо я изнемогаю от обид, я теряю силы от горя. Приди ко мне на помощь, ибо я в отчаянии!

Так взывал крестьянин из оазиса.

Было это во времена правления фараона Небкаура^[40], чей голос правдив. И вот главный управитель Ренси, сын Меру, отправился к его величеству и сказал:

– Господин мой, я отыскал одного жителя оазиса, поистине красноречивого. Один из моих слуг отнял у этого крестьянина его добро, и он явился ко мне с жалобой.

На это ответил ему фараон:

– Если ты желаешь видеть меня здравствующим, доставь этого крестьянина сюда и затяни дело. Не отвечай ему, что бы он ни говорил. Пусть говорит он сам, а ты молчи. И пусть все его слова запишут, чтобы мы сами могли их услышать. Только не забудь позаботиться о его жене и детях, ибо эти жители оазисов спускаются в Египет лишь тогда, когда у них в доме ничего не остается. Позаботься также и о нем самом. Прикажи снабжать его пищей, но так, чтобы он не знал, что эту пищу даешь ему ты.

И вот крестьянину стали давать по десять хлебов и по две кружки пива в день. Но главный управитель Ренси, сын Меру, сначала посылал все это одному из своих друзей, чтобы уже тот вручал эту пищу крестьянину. В то же время главный управитель Ренси, сын Меру, отправил доверенного слугу к правителю Соляного оазиса с приказом снабжать пищей жену и детей крестьянина из расчета трех мер ячменя в день.

Вторая жалоба

И вот явился крестьянин к главному управителю Ренси, сыну Меру, во второй раз и обратился к нему с мольбой. Сказал он:

– О главный управитель, господин мой, величайший среди великих, богатейший среди богатых! Ты больше всех великих и богаче всех богачей. Ты – небесное кормило, ось земли, нить, удерживающая свинцовую гирю! Будь же таким кормилом, которое не отклоняется, такой осью, которая не сгибается, такой нитью, которая не рвется. Разве станет истинно знатный человек захватывать то, что ему не принадлежит, разве станет он грабить беззащитного? Ведь в его доме есть все. А много ли нужно человеку? Кружка пива и три хлебца. Неужели твоим слугам нужно больше? Ведь смертный, как бы он ни был богат, умрет точно так же, как и те, кто ему подчинен. И ты не бессмертен! Что может быть хуже неверных весов, фальшивой гири свинцовой или справедливого и честного человека, сделавшегося обманщиком? Взгляни! Справедливость, изгнанная из своего дома, влачится в прахе у ног твоих. Большие чиновники творят зло, правота попрана, и сами судьи воруют. Те, кто должен хватать злоумышленников, сами сбиваются с пути праведного. Те, кому предназначено поддерживать в других дыхание жизни, сами повергнуты в прах бездыханными. Те, кто должен приносить прохладу, душат людей жарой. Те, кто должен творить правосудие, сами становятся ворами. Те, кто обязан предотвращать нужду, сами делают так, что город задыхается в ее тисках. Те, кто должен бороться со злом, сами совершают злодеяние.

На это сказал ему главный управитель Ренси, сын Меру:

– Неужели твое добро так тебе дорого, что ты даже не боишься гнева моих слуг?

Но крестьянин продолжал жаловаться:

– Тот, кому доверено измерять зерно, обманывает других ради своей корысти. Тот, кому поручено наполнять амбары ближнего, обкрадывает его. Тот, кто должен наставлять других на путь истинный, на путь закона, толкает их на кражу. Кто же будет предотвращать злодеяния, если тот, кто обязан бороться с пороками, сам им подвержен?

Одни с виду справедливы и прямы, а на самом деле пути их извилисты и темны. А другие и вовсе открыто предаются злу. Разве я говорю неправду? Подумай о том, что покарать зло можно быстро, а если ему попустительствовать, оно остается надолго, – лишь добрые дела не забываются никогда. Истинно сказано в поучении: «Поступай с человеком так, как он сам поступает с другими». Благодари одного за его дела, избегай удара другого, чтобы он не ударил, отдавай вовремя приказ управляющему работами, прежде чем он их завершит. Ибо один миг может повлечь непоправимое: уничтожить твои виноградники, опустошить твои амбары, оставить без рыбы твои садки. И тогда зрячий превратится в слепца, человек, наделенный слухом, станет глухим, а тот, кто вел других, сам потеряет дорогу. Но ты гавань несокрушимая. Твоя длань могуча, твое сердце непреклонно. Только милосердие обошло тебя стороной. Несчастен несчастный, которого ты поверг в прах! Ты подобен неумолимому посланцу бога-крокодила^[41]. Ты страшнее чумы. Перед тобой, как и перед чумой, все бессильно, а того, что не сделаешь ты, не сможет сделать и она.

Тот, у кого всего в достатке, может иной раз быть и снисходительным. Лишь злодей всегда безжалостен. Красть чужое добро или грабить привычно злодею, но для того, кто живет, ни в чем не нуждаясь, это – преступление.

Стоит ли, однако, так ненавидеть воров? Ведь они заботятся лишь о своем пропитании! А ты – наоборот! У тебя все есть: хлеб, чтобы утолить голод, и пиво, чтобы напиться. Всего у тебя в достатке! Но лик кормчего обращен к небу, и барка твоя рыскает, как ей хочется. Фараон не выходит на палубу, кормило в твоих руках, и ты сеешь зло вокруг себя. Тягостна доля просителя, трудно ему перебороть зло! Все вопрошают: «Что нужно здесь этому человеку?» Будь же местом убежища для просящего, да будет спокойна гавань твоя и да не опустошают воды ее крокодилы. Да будет правдив твой язык: иначе может он погубить человека. Не произноси лжи! Не доверяйся высшим чиновникам: корзины с фруктами достаточно, чтобы подкупить любого судью. Ложь для них – привычная жвачка: она уже не смущает их сердце.

Ты самый знающий среди людей. Неужели ты не вникнешь в мое дело? Взгляни на меня, утоляющий жажду страждущих! Лодка моя идет ко дну. О выводящий на берег тонущего, спасающий потерпевшего кораблекрушение, взгляни на меня и спаси меня!..

Третья жалоба

И в третий раз явился крестьянин к Ренси, сыну Меру, и обратился к нему с мольбой. И сказал он:

– Главный управитель, господин мой, ты божественый Ра! Со своими приближенными ты владыка небес. Подобно жизнетворному разливу, ты даешь жизнь всем людям. Ты – сам Нил, который заставляет зеленеть луга и даже истощенные поля делает вновь плодородными.

Покарай же вора и защити несчастного! Не обрушивайся наводнением на просящего. Подумай о вечности, которая тебя ожидает. И если желаешь жить долго, следуй пословице: «Дыхание жизни – в справедливости!» Покарай того, кого следует покарать, и никто не упрекнет тебя в криводушии. Неужто весы колеблются в твоей руке? Неужто они склонятся в другую сторону? И неужели бог Тот^[42] это потерпит? Если это так, тогда ты действительно вправе творить зло и быть подобным Тоту и этим неверным весам.

Но не воздавай за добро злом. Не подменяй одного другим. Жалобы мои разрастаются быстрее, чем ветви сенмита^[43], и, может быть, дух от них резче, чем от сенмита, и не нравится тебе. Если не хочешь, не отвечай на них. Но помни, что тогда орошенное тобою зло покроет землю сплошными зарослями. А это трижды печальнее.

Если ты будешь держать руль по ветру, течение само увлечет тебя к правосудию. Но бойся, как бы тебе не приплыть совсем не к той гавани, к которой ты правишь. Помни: спокойствие страны – в справедливости!

Не произноси лжи – ведь ты так велик! Не будь легкомыслен – ведь ты стоишь у кормила власти. Не лги – ведь ты подобен весам. Не теряй достоинства – ведь ты сама честность. Ты сам – весы непогрешимые: если ты заколеблешься, заколеблются и чаши весов. Крепко держи веревки кормила, чтобы руль не рыскал. Не бери взяток, когда караешь взяточника, ибо истинно великий не может быть жадным. Твой язык – свинцовая нить весов, твое сердце – точная гиря, твои губы – коромысла весов. И если ты отвратишь свой лик от просящего, кто же встанет преградой на пути преступления?

Ты подобен презренному жадному прачке^[44], который другу своему предпочитает заказчика: кто приходит к нему с большим заказом, тот ему и брат.

Ты подобен перевозчику, который не переправит через реку того, кто не может ему заплатить. Ты подобен праведнику, чья справедливость испарилась без следа. Ты словно хранитель амбаров, оставляющий голодным пришельца из далеких краев. Среди людей ты живешь как сокол, пожирающий слабейших птиц.