В числе деятелей эллинистического мира, оставивших о себе резко отрицательное впечатление, называют Птолемея IV Филопатора, который, по словам Полибия, проводил время в веселье и беспечности, «…отдавался непристойной любви, неумеренным и непрерывным попойкам» (Polyb. V, 34, 3–4, 10; 35, 6; 40, 1; 87, 4; XIV, 12, 3. Пер. Ф.Г. Мищенко). Полибий также охарактеризовал жизнь этого царя как бессмысленную и порочную (V, 87, 4). Юстин подтверждает данную характеристику: Птолемей IV Филопатор убил своих отца и мать (Justin, XXIX, 1, 5), «ночи проводил в разврате, дни в пирах»; его дурным нравам стал подражать весь двор – и друзья царя, и начальствующие лица, а также войско (XXX, 1, 2–4, 8–9; 2,1–6. Пер. А.А. Деконского и М.И. Рижского). Другой представитель династии – Птолемей VI Филометор – от бездеятельности и ежедневных излишеств лишился рассудка (Justin. XXXIV, 2, 7–8).

Немалое внимание античных авторов привлекала личность последней из Птолемеев – Клеопатры VII. Плутарх отмечает её ум, образованность, остроумие, знание многих языков, мужество в момент смерти. Вместе с тем, он описывал её как опытную коварную интриганку, которая умело играла на чувствах Цезаря и Антония, используя присущие ей красоту, обаяние и обходительность (Caes., 49; Ant., 26–29, 53, 59, 86, др.). Евтропий, который обычно не давал характеристик никому из противников Рима и ограничивался лишь констатацией фактов военного противостояния Рима и эллинистических царей, не смог удержаться в данном случае от реплики негативного содержания: Клеопатра по его мнению, «…по алчности своей женской, возжелала… царствовать в Риме» (VII, 7). Аврелий Виктор, который также ограничивался сжатым пересказом фактов, в рассказ о Клеопатре посчитал необходимым включить ряд характеристик, порочащих египетскую царицу. Согласно его рассказу, она добилась власти над царством Птолемеев благодаря своей красоте и сближению с Цезарем и «была так развратна, что часто занималась проституцией и обладала такой красотой, что многие своей смертью готовы были платить за ночь с нею» (De Vir. Ill., LXXXVI).

Многие из Селевкидов также получили в трудах античных историков отрицательные характеристики. Антиох IV Эпифан, Деметрий I и некоторые другие цари в описании Полибия были склонны к пьянству (Polyb. XXXI, 21, 8; Athen. X, 52, 4386;). Антиох IV Эпифан при этом охарактеризован Полибием как сумасброд, как эксцентрическая личность: он иногда без ведома придворных скрывался из дворца и свободно гулял по городу, заводил знакомства и вел беседы с самыми простыми людьми, ходил мыться в городские бани, когда они были переполнены простонародьем и совершал другие столь же необычные для царя поступки (XXVI, 1). Юстин включил в свой рассказ ряд фактов, характеризующих поздних Селевкидов исключительно негативно. В его повествовании Деметрий I Сотер, захватив власть после смерти своего старшего брата, убил малолетнего племянника. Александр Балас был молодым человеком самого низкого происхождения, который при поддержке Птолемея VI Филометора, Аттала II и Ариарата V выдал себя за царского сына и захватил престол. После узурпации власти он вел себя надменно, предался разврату и праздности, проводил время «среди толп развратниц» (Justin. XXXIV, 3, 6–9; XXXV, 2, 2–3). Деметрий II, отвоевав царство у Александра Баласа, «…тоже предался порокам, свойственным юности, и впал в бездеятельность». В результате «за отвращение к труду его стали презирать…» (Justin. XXXVI, 1, 1. Пер. А.А. Деконского и М.И. Рижского). В описании Аппиана последние десятилетия истории государства Селевкидов представляли собой череду переворотов, цареубийств, заговоров, в результате которых государство погрузилось в непреодолимый кризис и в конечном счете было легко завоевано Помпеем Великим. В числе проявлений глубокого кризиса александрийский историк упоминает самозванцев, узурпаторов престола, даже царского раба Диодота. Последний сначала возвел на престол малолетнего Александра, отец которого был самозванцем, а затем, убив ребенка, сам сел на трон. В государстве царила анархия (Syr., 66–69).

Цари из династии Антигонидов также удостоились осуждения со стороны ряда античных авторов. Деметрия Полиоркета Плутарх порицал за то, что тот, захватив власть в Македонии, стал пренебрегать делами: царь не принимал послов, не рассматривал документы и даже мог выбрасывать прошения, с которыми к нему обращались люди (Pint. Demetr., 42). Плутарх добавляет к этому рассказу, что Деметрий, оказавшись в плену у Селевка I, после некоторого периода активной деятельности, когда он охотился и совершал прогулки, постепенно обленился, стал проводить время за вином и игрой в кости, предался пьянству и обжорству. Неизбежным результатом такого образа жизни стали болезни и преждевременная смерть знаменитого полководца и политического деятеля (Pint. Demetr., 52). Другого представителя династии – знаменитого Филиппа V – Полибий осудил за бессмысленные разрушения и разорение святилищ в Ферме в Этолии (V, 9, 3; 11, 3–4, др.), за распутную жизнь, в том числе за его «развлечения» в Аргосе (X, 26, 1-10)^[8].

Многие другие правителя государств Греции и эллинистического мира получили такую же – резко отрицательную – характеристику. Понтийский царь Фарнак, в описании Полибия, «проявляет корыстолюбие и наглость» (XXIV, 1, 2), он «вероломнейший из царей» (XXVII, 17). Аттала III Юстин представил воплощением коварства, жестокости, мизантропии и полного пренебрежения государственными делами (XXXVI, 4,1–5). Афинский тиран Аристион, пришедший к власти при помощи Митридата VI Евпатора, заполнял свой досуг ежедневными попойками, пирушками, военными плясками и насмешками над врагами (Plut. Sulla, 13). Александр Яннай заболел из-за невоздержанности в вине (Jos. Antiq., XIII, 145, 5). Однако более всего критики досталось вифинскому царю Прусию II, который получил убийственную характеристику от Полибия. Прусий II «показал себя человеком совершенно недостойным царского звания»: он пресмыкался перед римлянами в образе вольноотпущенника, произносил унизительные речи, совершал кощунства (XXXII, 27), «…непристойностью было бы даже описывать его поведение» (XXX, 19–20). В другом случае историк пишет: «Царь Прусий, с безобразным лицом, да и души не лучшей, полчеловека на вид, трус и баба в военном деле. И действительно, он был не только труслив, но и не любил никакого труда и вообще во всех случаях жизни проявлял дряблость души и тела…. Кроме того, Прусий со всею разнузданностью предавался чувственным наслаждениям. Просвещение, философия и связанные с нею занятия были ему совершенно чужды; словом, он не имел ни малейшего представления о доблести…» (Polyb. XXXVII, 7, 1–7. Пер. Ф.Г. Мищенко). Аппиан и Юстин подкрепили эту характеристику Полибия дополнительными фактами. Согласно их повествованию Прусий II планировал убить своего старшего сына Никомеда, но был тем лишен власти и убит (App., Mithr., 4; Justin, XXXIV, 4, 1–5). Аппиан указывал, что «…Прусий за свою жестокость и тяжелый характер был ненавистен своим подданным…» (Mithr., 4).

Число подобных примеров можно продолжать, но они уже не привносят принципиально новой информации и лишь подтверждают уже сформулированное автором данных строк впечатление. В этом осуждении эллинистических царей присутствует не только моральный аспект; в разоблачении правителей эллинистического мира содержится еще и важный политический смысл: они представлены властителями, которые не способны царствовать ни по своим моральным, ни по деловым качествам. В этом заключается, в логике изложения многих авторов, причина кризиса, в котором пребывали эллинистические государства и, следовательно, завоевание их Римом было, если применить выражение Аристотеля, сказанное, правда, по другому поводу, «и справедливо, и полезно» (Polit., II, 15). Бросается в глаза, что античная историческая традиция перечисляет отрицательных персонажей, относящихся ко всем эллинистическим династиям. Тем самым у читателя складывалось впечатление об абсолютном, полном вырождении всего эллинистического мира и носителей власти в этих государствах.

Наконец, античные авторы дополняли картину разложения всех эллинистических династий еще одним важным симптомом: они отмечали засилье при царях разного рода фаворитов, людей сомнительного происхождения, проходимцев, которые фактически вершили государственные дела, подчинив своему влиянию царей или вообще отстранив их от реальной власти. Описание стиля жизни этой категории лиц служило очень ярким дополнением к негативному образу царя и всей династии. Полибий рассказывает о Термин – жестоком и корыстолюбивом временщике при молодом Антиохе III, который держал юного царя в своей власти (V, 41; 42, 1–5; 42, 5; 45, 7; 50, 5 и др.). При поздних Селевкидах царский раб Диодот, прибравший к рукам большую силу, возвел, по словам Аппиана, «…на трон Александра, сына Александра, незаконно выдававшего себя за Селевка, и дочери Птолемея (Syr., 68. Пер. С.П. Кондратьева). Полибий резко осудил одного из опекунов Птолемея V Эпифана – Агафокла, который «большую часть дня и ночи проводил в пьянстве и разврате» и пренебрегал не только государственными делами, но даже опасностью. По описанию Полибия Агафокл настолько погрузился в праздную, пьяную и распутную жизнь, что даже в дни опасности отправился на пирушку (Polyb. XV, 25, 22; 30, 4). Об этом же Агафокле и его сестре гетере Агафоклее пишет и Юстин, отмечая их развращенность, огромное влияние на царя и на все государственные дела. По словам историка, «Агафокл, постоянно находившийся при царе, правил государством, а обе женщины [сестра Агафоклея и их мать – О.К.] распоряжались раздачей должностей трибунов, префектов и военных командиров» (Justin, XXX, 2, 1–5). Другой влиятельный придворный при дворе Птолемеев – некий Тлеполем – чередовал спортивные и военные тренировки с попойками и «…в этом проходила большая часть его жизни» (Polyb. XVI, 21. 6–7. Пер. Ф.Г. Мищенко).

Важно обратить внимание на то, что перечисленные отрицательные характеристики царей не всегда справедливы: нередко укоренившееся негативное впечатление о подобных деятелях не совпадает с объективными фактами, известными из эпиграфических источников или из той же нарративной традиции. Например, Антиох IV Эпифан, сумасбродство которого отмечает Полибий и некоторые другие авторы, в политической деятельности добился ряда успехов. Ему удалось одержать военную победу над Птолемеевским Египтом, и только римское вмешательство – посольство Г. Попилия Лената в 178 г. до н. э. – спасло Птолемея VI от полного поражения (Polyb., XXIX, 27; DiocL, XXXI, 2; Арр. Syr, 66; Liv., XLV, 12, 3–6; Veil. Paterc., I, 10, 1; Valer.Max., VI, 4, 3; Justin, XXXIV, 3,1–4). Антиох IV активно проводил политику эллинизации, которая должна была, по его мнению, обеспечить единство и сплочение страны: строил города, реорганизовывал восточные города в полисы греческого типа, то есть целенаправленно осуществлял продуманную комплексную политику, направленную на укрепление государства. В определенной степени об успехах его политической деятельности свидетельствует описание празднеств и военного парада в Дафне, сделанное Полибием (XXX, 3): ясно, что Антиох IV Эпифан во многом восстановил военную мощь империи, которая в битве при Магнесин в 190 г. до н. э. понесла значительные потери (Арр. Syr., 36; Liv., XXXVII, 44; Justin, XXXI, 8, 7)^[9].

То же самое можно сказать и о характеристике Аттала III Филометора, последнего правителя Пергамского государства. В описании Диодора Сицилийского и Помпея Трога (в изложении Юстина) этот царь предстает воплощением всех возможных пороков: это кровожадный злодей, мстительный и коварный, который был не способен управлять государством и не занимался государственными делами. Диодор Сицилийский сообщает, что Аттал III, сменив на престоле своего дядю Аттала II, устроил жестокую расправу над приближенными своего предшественника. Они были приглашены во дворец, где их по его приказу наемники перебили, после чего истребили их детей и жен (Diod., XXXIV, 3. Ср.: Strab., XIV, I, 39; Pint. Demetr., 20; Valer. Max., 1, 8, 8). Помпей Трог в изложении Юстина дополняет эту информацию не менее яркими фактами: «В Азии царь Аттал, получив от отца своего Эвмена и дяди по отцу Аттала богатейшее царство, запятнал свое правление убийствами друзей и казнями родичей, ложно обвиняя их то в том, будто они злодейски убили его мать – старуху, то – невесту Беренику. Проявив такую безумную и преступную жестокость, он оделся в рубище, отпустил бороду, отрастил волосы наподобие находящихся под судом, не появлялся в обществе, не показывался народу, не устраивал у себя дома веселых пиров, проявлял все признаки безумия, вообще вел себя так, что казалось, будто его карают маны убитых им людей. Затем, перестав заниматься делами правления, он стал вскапывать грядки, высевать на них семена разных растений, ядовитые вперемешку с неядовитыми, и все это напоенное ядовитым соком посылал своим друзьям как особый дар. Оставив это дело, он занялся ремеслом медников, забавлялся лепкой из воска форм, литьем и чеканкой меди. Потом он решил построить своими руками надгробный памятник матери. Занятый этим делом, он получил солнечный удар и на седьмой день умер.» (XXXVI, 4,1–5. Пер. А.А. Деконского и М.И. Рижского).

Однако в науке уже с начала XX века было высказано предположение о том, что образ последнего пергамского царя был искажен. Об этом писали в зарубежной науке Дж. Кардинали, II. Фукар, Э. Хансен, И. Хопп, Д. Энгстер, а в отечественной науке О.Н. Юлкина, К.М. Колобова, А.П. Беликов и автор этих строк^[10]. Эпиграфические источники времени правления Аттала III не подтверждают те характеристики, что включили в свои труды Диодор и Юстин. Из надписей известно, что Аттал III уделял большое внимание вопросам религиозной жизни своего государства. Он распространял в стране почитание Зевса Сабазия, культ которого был введен его матерью царицей Стратоникой, о чем говорится в посланиях царя городам Пергам и Кизик (RC., 66, 67). Аттал III признал неприкосновенность святилища Персидской богини (имеется в виду богиня Анаит) и подтвердил распоряжения всех своих предшественников в отношении святилища (RC. 68). Написанное от имени царя распоряжение какому-то неизвестному должностному лицу фиксирует предоставление льгот крестьянам, проживавшим на земле храма Аполлона в Гиеракоме (RC., 69). Из весьма содержательной надписи времени правления Аттала III известно, что он одержал победу в войне над каким-то опасным противником. Кем был этот противник, не ясно, так как начало надписи не сохранилось, но после победы царю были предоставлены в Пергаме значительные культовые почести, таким образом, правление этого царя ознаменовалось важными изменениями в развитии культа правителя (I. Perg., 246; OGIS., 332)^[11]. Учеными высказывалось также предположение о наличии у Аттала III склонности к научному и художественному творчеству^[12]. Последний пергамский царь занимался и внешней политикой, стремился сохранить союзнические отношения с Римом. Цицерон упоминает в одной из речей, что к Публию Корнелию Сципиону Эмилиану в Нуманцию было направлено Атталом посольство с дарами в связи с победами римской армии в Испании (Cic. Pro Deiot. 19). Однако при нем внутреннее и внешнеполитическое положение государства ухудшалось. Царю пришлось бороться с придворными группировками своего предшественника; этим объясняются его расправы над представителями аристократии (Diod., XXXIV, 3; Justin, XXXVI, 4, 1, 3). Весьма вероятно, что именно к периоду правления Аттала III относится жестокая расправа над ученым-грамматиком Дафидом из Телмесса, который выступил с оскорбительной для династии эпиграммой (Strab. XIV. 1, 39, Suida, s.v. Dafída V; Val. Max. 1, 8, 8)^[13]. Скоропостижная смерть молодого царя (ему было в момент смерти, как полагают, не более 36 лет), оставившего завещание в пользу Рима, позволило К.М. Колобовой сделать предположение о том, что Аттал III пал жертвой римских интриг (Strab. XIII, 4, 2; lustin. XXXVI. 4, 5)^[14]. Все сказанное привело исследователей к выводу о том, что в позднейшей греческой и римской историографии облик последнего пергамского царя был значительно искажен в соответствии с римскими политическими интересами.

Признаем, истины ради, что эллинистические цари действительно не являли собой образец нравственности, но очевидная тенденциозность в их описании, стремление акцентировать исключительно негативные стороны личности и отрицательные результаты правления очевидны. Корень такого подхода – желание греческих и римских историков показать причину упадка эллинистических государств и успешного завоевания их Римом. В ходе завоевания Римом Греции и эллинистического мира выдающиеся успехи римского оружия требовали своего объяснения. Полибий усматривал причины побед Рима в превосходстве его государственного устройства, которое соединяло в себе три основных правильных формы государства – аристократию (в виде сената), демократию (в виде народных собраний) и царскую власть (в форме консульской власти)^[15]. К этому он относил также весьма эффективную римскую военную организацию. Вместе с тем, наряду с идеей превосходства Римского государственного строя и римской военной системы в античном историописании, начиная с Полибия, стала приобретать популярность и все более закрепляться в общественном создании мысль о вырождении эллинистических династий, о том, что во всех царствах на смену выдающимся правителям, многие из которых хотя и были противниками Рима, но являлись крупными государственными деятелями и полководцами, пришли никчемные, развращенные, изнеженные цари, которые не были способны ни править, ни воевать. Подобный образ значительной части эллинистических царей стал своего рода общим местом в историописании. Многочисленные примеры ничтожных правителей эллинистического мира служили убедительным доказательством безысходного кризиса этих государств, который неизбежно вел их к падению и к завоеванию Римом.