Скарлетт
Первая неделя прошла без серьезных неприятностей. Я запомнила время обеда и разобралась, которая из библиотек какая.
Я выяснила, что все девять студентов в моей итальянской группе славные ребята, но преподаватель ужасный гад. Это была группа языкового погружения, так что в аудитории запрещалось говорить по-английски. И любое неитальянское словечко, вылетевшее изо рта студента, встречалось рычанием со стороны препротивного магистранта, который вел занятия.
– Ну… ой! – Маленькая девушка в квадратных очках, сидевшая напротив меня за большим переговорным столом, хлопнула себя по губам.
– EN ITALIANO! – рявкнул Эдуардо.
Я дружески подмигнула перепуганной девчонке, за что Эдуардо наградил меня злобным взглядом.
Давай-давай, болван. – В течение года на меня рявкал целый город. – Валяй, показывай худшее, на что ты способен.
Еще одно правило, принятое в колледже, я твердо усвоила в четверг вечером. Я зашла на час в библиотеку перечитать свой конспект по статистике. А вернувшись в блок, недолго думая, распахнула дверь в спальню без стука. То, что я узрела, пришлось долго осмысливать. На кровати Кэти находилось тело на четвереньках. Но широкий голый зад, который я увидела, ни с чем не вязался. Я что, попала в чужую комнату? Нет. Но эти ягодицы не могли принадлежать стройненькой Кэти-Блондинке. И стоп… этот зад еще и волосатый?
Не одна, а две головы поднялись и увидели, как я пялюсь на них. Тут-то до меня дошло. Как можно скорее я развернулась и закрыла дверь снаружи. Не зная, что делать дальше, подошла к кушетке у окна и бросила сумку на пол. Глядя в окно, услышала два звука. Один из них был шлепаньем крупных дождевых капель о старинные стекла. Пока я смотрела в окно, небо потемнело, и дождь хлынул как из ведра.
Но вторым звуком, заглушавшим первый, было приглушенное, ритмичное кряхтенье парня, который вот сейчас…
Крак!
С треском я быстро распахнула окно, впустив в комнату шум и свежий запах дождя.
Хотя в спальне была не я, внезапно на меня на-хлынула необъяснимая волна стыда. Нет, я не младенец, и мысль о том, что мои сверстники могут заниматься сексом, не должна меня отпугивать. И все равно я была потрясена, как маленький ребенок, только что заставший в постели своих родителей.
Со мной такое в первый раз.
Нужно было подумать о чем-то другом, причем немедленно. На улице лил дождь, так что на прогулку не выйдешь. Я надела наушники и врубила плейлист из гитарных соло, которые надеялась разучить. И очень старалась не думать, чем там заняты в соседней комнате Кэти-Блондинка и Волосатый Зад.
Если подумать, я была в некотором смысле самой искушенной из первокурсниц. За прошлый год я прочитала о криминальных половых извращениях больше, чем кто-либо. Но здоровый секс девятнадцатилетних был для меня загадкой. Дома у нас никогда не говорили о сексе. Мы же уроженцы Новой Англии. Мы беседуем о спорте и о погоде.
Конечно, я знала основы репродуктивной деятельности человека. Из уроков анатомии и статей в «Космо», которые я почитывала в парикмахерской, мне была известна механика. Но отсутствовал контекст. Более того, я стыдилась своего любопытства. Но если в выпускном классе школы ты полностью оторвана от одноклассников, то нет никакой возможности выяснить, как это делается на практике. В то время как мои сверстницы были поглощены первой любовью и первым флиртом, я сидела в одиночестве в своей комнате и играла на Джордане.
Я не случайно назвала гитару мужским именем. Инструмент был для меня примерно тем, чем мог стать парень.
Жаль, что Джордана сейчас нет со мной, ведь я держала его под кроватью, а это всего в нескольких шагах от…
Ха-ха.
Час спустя, когда я все еще притворялась, что поглощена музыкой, дверь спальни открылась. Кэти проводила гостя в коридор и вернулась в гостиную. Устроившись перед кушеткой у окна, она раздраженно посмотрела на меня.
– Ты что, не видела моего флага?
Вытащив наушники, я перевела взгляд на дверь спальни. Точно, на ручке висит красная бандана. Так вот она зачем. Я-то подумала, что Кэти просто забыла ее там.
– Извини. Я не въехала.
Она хихикнула.
– Зато кое-что отлично въехало. – Она ушла в спальню, оставив меня с пылающими щеками.
Позже обе Кэти обсуждали перспективу танцевальной вечеринки в общежитии, на которую собирались идти. Но разразился кризис – обеим требовались новые чулки, при том что не было никакой возможности попасть в магазин.
Через дорогу на парковке стоимостью 300 долларов в месяц стояла моя машина. Но я и не подумала предложить их подвезти.
Настала суббота, и я выполнила повинность, которой все это время пыталась избежать. Я села в новую машину, которую мне купили родители, и поехала в соседний городок Орандж, по адресу, который узнала из справочника.
Подъехав к дому, я увидела в гараже машину и еще одну на подъездной дорожке. Значит, скорее всего, она дома.
Тренер Саманта Смит открыла дверь, едва я позвонила в звонок.
– О, Шеннон! – воскликнула она, широко улыбаясь. – Что тебя привело? – Она вышла на крыльцо. – Садись. Тут так хорошо, надо побыть на воздухе.
Я безрадостно уселась в кресло-качалку. На самом деле я приехала к тренеру домой, потому что невыносимо было бы прийти к ней на каток. Я бы наверняка расплакалась там.
– В общем, – я прокашлялась. – Я не буду играть. И хочу, чтобы вы знали об этом заранее.
По ее лицу видно было, что она удивлена, и удивлена неприятно.
– Но как же… – забормотала она. – Мы ж приняли тебя, несмотря ни на что!
И прикусила язык, сообразив, что этого говорить не следовало. «Несмотря ни на что» означало «несмотря на то, что твой отец был арестован и обвинен».
– И я вам очень благодарна, правда, – быстро проговорила я. – Многие команды отбросили меня, как горячую головешку.
С широко открытыми влажными глазами она ждала, когда я договорю.
– Но я не могу играть. Я люблю хоккей, но… – в глотке стоял огромный ком. – Я сменила имя, – выпалила я.
Она со свистом втянула воздух.
– Ну ладно… – Она покачала головой. – Я стараюсь понять… Но, Шеннон… – Она склонила голову набок.
– Скарлетт Кроули, – подсказала я.
– Скарлетт Кроули, мы намерены из кожи вон вылезти в этом году. И нам очень нужна поддержка в воротах. Ты же достаточно хорошо играешь…
– Знаю, – тоненьким голоском ответила я. – Но я не могу… Я уже не она. Я… прошу прощения.
Тренер подперла подбородок руками.
– Мне правда жаль, что ты так чувствуешь. Но, может быть, если играть, не обращая ни на что внимания, ты просто докажешь всем, кто ты на самом деле?
Такое хорошо звучит в книжках. Но тренер не пережила этот год так, как пережила его я. Она просто не представляла, как все паршиво.
– Извините, – прошептала я. – Я хотела играть у вас. Правда, хотела.
Она перестала хмуриться, теперь на ее лице была написана покорность судьбе.
– Мало кому из игроков я бы это сказала, Скарлетт. Но, если не потеряешь форму, приходи через год или два. Чутье мне подсказывает, что место для тебя у нас всегда найдется.
Я глубоко вздохнула.
– Спасибо вам, тренер. Спасибо.
Говорить больше было не о чем. Я поднялась и поехала назад.
Без хоккея, который занимал бы все мое время, я не знала, куда себя приткнуть. Хоть я и поклялась, что этот год будет не таким, как прошлый, я только тем и занималась, что сидела на кровати и упражнялась в игре на гитаре. Я уже почти научилась играть вступление к «Лайле» Эрика Клэптона, с которым мучилась несколько месяцев. И еще – снаружи не караулили никакие телефургоны. Уже прогресс.
К тому же я с нетерпением ждала вторников и четвергов. Они быстро стали для меня лучшими днями недели, потому что мы с Бриджером становились друзьями. Когда я приходила на лекцию по статистике, я всякий раз оглядывала аудиторию, чтобы убедиться, что он на месте.
А он всегда там был.
На статистике я всегда садилась на ряд впереди него. Иначе слишком велик бы был соблазн смотреть на Бриджера, а не на профессора. Но на мою оценку по этому предмету блуждание взора повлияло бы губительно. А я собиралась очень-очень хорошо учиться в Харкнессе. Колледж был частью моих жизненных планов, и я не собиралась эту часть провалить.
После статистики день становился еще лучше. Тщательно рассчитав время (вратарь такие штуки проделывать умеет), я всегда встречала Бриджера на пути в зал, где проходила теория музыки.
– Следопыт! Как думаешь, что сегодня будем слушать на занятиях? – спрашивал он.
Кроме ужасной клички, которую он мне дал, все в Бриджере мне нравилось. Я делала несколько предположений о том, что мы будем разбирать на теории музыки, изо всех сил стараясь не утонуть с головой в его зеленых глазах.
После занятий мы обычно вместе шли перекусить в студенческий центр. И потом еще какое-то время проводили вместе, помогая друг другу делать задания по общим предметам.
Я многое узнала от Бриджера. Узнала, что статистика вовсе не так страшна, как казалась, главное – разобраться в терминологии. А задания были гораздо интереснее, чем те, что я когда-либо делала по математике, потому что все примеры были практическими, из жизни. На уроках статистики мир не был ни предвзятым, ни абстрактным. Любую тайну можно было разложить по полочкам, расчертить по графикам и объяснить.
Помимо премудростей статистики, я узнала, что у Бриджера бледные веснушки на тыльных сторонах ладоней и чуть кривоватая улыбка. И что, когда он откидывается на спинку стула, футболка обтягивает все рельефные мышцы на его груди.
Каждый раз, когда мы оставались после занятий, будильник в его часах звонил ровно в два десять. «Пора на работу», – говорил он, заталкивая учебники в рюкзак.
– А где ты работаешь? – как-то спросила я.
– Где я только не работаю, – был ответ.
Однажды звонок раздался как раз тогда, когда Бриджер объяснял мне Z-распределение.
– Блин, – сказала я. – А мы никак не можем продолжить попозже? – Вопрос был, конечно, чисто эгоистический. Я порядком запала на Бриджера, хотя и понимала, что он, скорее всего, игрок из лиги повыше.
– Если понадобится помощь, позвони, – сказал он. – Дай ручку. – Он нацарапал номер телефона на моем конспекте. – Но я могу заниматься с тобой только в это время.
Он подвигал плечами, влезая в куртку.
– Днем я время от времени варю кофе в дорогом кафе, по вечерам вожу автопогрузчик, а по выходным приходится поработать нянькой.
– Серьезно? – спросила я. – Работаешь на трех работах, да еще проходишь одновременно бакалаврский и магистерский курс?
– Нет покоя нечестивым.
Он бесцеремонно подмигнул мне и вышел из библиотеки.
Только раз я видела Бриджера вне временных рамок вторника/четверга. Однажды в теплую субботу на стыке сентября и октября я отправилась на пробежку. Пробежав четыре мили, решила перестать издеваться над собой и чего-нибудь попить. Пытаясь отдышаться на задах маленького фермерского рынка на Чепел-стрит, я рассматривала витрину с прохладительными напитками и тут услышала знакомый голос.
– Не думаю, Люси, – говорил Бриджер своим мягким баритоном. – Крекеры с зайкой вдвое дороже тех, что мы обычно покупаем. Может быть, в другой раз.
Обернувшись, я успела увидеть, как они дошли до конца ряда и скрылись из виду.
Конечно, неудивительно, что Бриджер был с девчонкой. Но в этой девчонке было четыре фута росту, а на голове у нее – розовый велосипедный шлем. И хотя я видела ее только мельком, из-под шлема явно торчал каштаново-рыжий конский хвост.
Бриджер говорил что-то о работе нянькой. Но эта девочка явно родственница. Мне ничего не стоило догнать их и поздороваться. И я уж было собралась. Но после пробежки была вся потная. И, самое главное, мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я следила за ним. Так что я продолжала изучать банки с напитками. Когда я наконец выбрала одну, заплатила и вышла из магазинчика, их и след простыл.
Бриджер
Сентябрь я пережил без неприятностей, но причин для радости не было. Моя жизнь напоминала карточный домик. Каждое утро, просыпаясь, я думал: не сегодня ли подует тот легкий ветерок, от которого все рухнет.
Занятия. Люси. Работа. Все то же самое по новой. Да, и еще тревога. На нее всегда хватало времени. Вот такая у меня жизнь. Всего две недели прошло, как приятели перестали заваливать меня эсэмэсками. Поскольку я не реагировал на их новости и приглашения, неудивительно, что все наконец отстали.
О проекте
О подписке