Ася встала, распахнула шторы, балконную дверь, впустила в комнату утренний воздух. Было пять часов утра. Неужели прошел всего один день с тех пор, как она справляла поминки по матери, всего один день с тех пор, как они поехали по ночному городу к бабе Вере и там же оставили Сагадат апу. Один день, но как все изменилось – исчез, растаял прежний мир и вместо него возник новый, холодный и бесцветный.
Пока занимались похоронами, узнали главную городскую новость – горел завод двигателей.
Через открытую дверь пошел запах гари и дыма. Дым показался мутным чудищем, которое, улыбаясь и гримасничая, стало заполнять комнату. Из него послышались голоса беседующих людей, они что-то говорили, спрашивали, отвечали, снова и снова сплетая магическую ткань слов. Дым обживал комнату обрывками фраз «пожар… пожарные… уволили… погибли…», наполнял шумом автомобилей. Конечно же, это были отголоски улицы, но сегодня Асино восприятие переваливало за грань действительности.
Вчера она целый день толкалась среди людей. Бесконечно отвечала на вопросы. Отвечала коротко: «никто», «знакомые», «вот документы: паспорта, свидетельства о смерти». Часто ошибалась с отчествами, датами рождения, на укоры служащих злилась, нервно и коротко предлагала взять заботы на себя. Руслан успокаивал и одновременно переживал сам, потому что денег не хватало. Приходилось звонить знакомым, мотаться по друзьям за помощью.
Во всей этой суматохе часто встречались знакомые люди, с которыми давно не виделись. Чуть ли не все жители вышли на улицу, чтобы поговорить, пережить, переосмыслить городское событие. Атмосфера в городе была непривычно напряженная, ведь завод тем или иным образом касался каждого горожанина.
Руслан с Асей, занятые похоронами, держались в стороне от уличной суеты, они словно запретили себе даже думать об этом. Поскольку Ася работала на заводе инженером-технологом, а Руслан выполнял заказы по изготовлению оборудования для завода, этот пожар являлся для них катастрофой.
Балконная дверь с трудом закрылась, Ася задернула шторы, словно отгородилась от проблемного мира. Руслан стоял в дверях, пытаясь полотенцем высушить волосы. Ему недавно исполнилось тридцать шесть, он был на год младше Аси, выше ее на полголовы и в полтора раза шире в плечах. У него были черные волосы с намечающейся лысиной и серые глаза, такие же, как у отца. Ася внешностью тоже пошла в отца: пухлые губы, бесцветные брови, а глаза – голубые. И может быть, именно эти голубые глаза и свели Руслана с ума, он стал за ней ухаживать, все быстро закрутилось и понеслось.
Ссора на кухне завязалась исподволь: сперва ничто не предвещало скандала – напротив, общая тема пожара могла вызвать перемирие между соседями. Но когда соседка зашла на кухню, она без приветствия сразу обрушила поток брани на администрацию завода и заодно на правительство. Руслан поддержал тему, и это распалило соседку еще больше. Она осыпала колкостями всех людей мира и в запале отпустила шуточку в адрес Аси. Ася оскорбилась и ушла в комнату, неся чашку, как вымпел спокойствия.
Тогда увесистая гроздь упреков понеслась ей вслед. Соседка вдогонку гоготала гусыней, как крыльями, гремела крышками кастрюль. Ася включила телевизор – с экрана пялилась полуголая девица, а Ася не могла освободить указательный палец, застрявший в ручке чашки.
– Твоя жена маймыл… бродячая маймылиха… – прорывались сквозь телевизионную музыку оскорбления соседки.
Ася прикрыла дверь. Воздух, которым приходилось дышать, был едким, переполненным угарным газом и запахом сажи. Он был конденсатом тревоги и страха перед будущим. От нападок соседки Ася убегала в комнату пытаясь спастись за тонкой дверью. Она напрягала все силы, чтобы не сорваться и не нагрубить в ответ. «Чуть потерпи», – уговаривала она себя и трепетала от ожидания избавления. Но избавление затягивалось, обещанная трехкомнатная квартира витала где-то в облаках и никак не хотела материализовываться.
Ася сидела на переднем сиденье и приходила в себя. В окне машины она видела бледное, светлеющее небо, опоясанное длинным, стелющимся параллельно земле черным шарфом, который зарождался над корпусом завода и уволакивался ветром через весь город за реку к горизонту. Завод двигателей по правую руку, сзади него – автосборочный. Вдоль всей дороги по обочинам – разные машины: пожарные, легковые, грузовики. В небе медленно скользит вертолет. На капоте пожарной машины двое пожарных едят кашу из котелка. Белый клуб дыма, прозрачный и исчезающий, летит по направлению к ним. Долететь не успевает, переходит в другое измерение и достигает обедающих только последним своим следом, свивается в еле видный астральный круг.
Ася не понимает, почему вокруг такое бездействие. Они должны тушить, бегать, переживать. Они все должны что-то делать! А они наблюдают за умирающим заводом, как посетители, стоящие перед картиной в музее.
Руслан останавливается перед пожарной машиной, долго разговаривает с пожарными.
– Бесполезно, – вернувшись, докладывает он Асе. – Горят подвалы.
Корпус завода стоит посреди поля. Его построили чуть больше двадцати лет назад. Ася для себя делила его на три уровня. Первый находился под землей. Рабочие называли его подземкой или подвалом. На втором располагались цеха по изготовлению и сборке двигателей, и еще оставался третий уровень – под крышей. Он жил своей особой жизнью: переполненный воздуховодами, металлическими перекрытиями, подвесными конвейерами. Завод напоминал грандиозный металлический муравейник, который с тихим шуршанием и лязгом перетаскивал заготовки, комплекты, полукомплекты по неведомым адресам. Строили завод всей страной, с большим усердием, самоотверженностью и бережностью, как в старину строили храмы.
Сейчас все это тихо умирало, и смотреть на это было невыносимо. Обширные подвалы могли прогорать неделями, на глубине девяти метров находились тоннели со стружкой, маслом и смазочной охлаждающей жидкостью. Открытого огня не было видно, завод тлел, как огромная раскаленная сковородка с маслом. С большим выбросом дыма горели утеплители. Дым поднимался, постепенно копился, перекрашивался в черное-синее-желтое и, повинуясь направлению ветра, мрачной рекой уплывал в соседние города и деревни и заполнял их узкие улочки и дома.
Далеко в корпусе раздался небольшой хлопок, через секунду из-под крыши повалил клуб черного дыма, быстро смешался с остальным.
– Похоже, станок бомбануло, – вздыхает Руслан.
– Поехали отсюда, – Ася старается не плакать.
Дорогу впереди перегородили, пришлось разворачиваться по траве и протискиваться по обочине между посадок.
Дороги, крыши, заборы – все кругом потускнело от безликой копоти и сажи. Елки и тополя покрылись грязной, серой, пятнистой зеленью, при ветре с них осыпалась черная пыль.
Руслан всю дорогу молчал. Наверное, и он понимал, что их дела плохи. Завтра понедельник, и завтра будет решающий день. Начитанность и образованность Руслана не позволяли ему верить в чудеса.
Он унаследовал от отца редкостную привычку – каждую свободную минуту уделять чтению. Чтение было его страстью. Он проводил за ним все свободное время, погружаясь и проглатывая шестисотстраничные «кирпичи» за пару дней.
Еще школьником он перечитал все книги в библиотеке и, пользуясь уважением у библиотекарей, получал довольно редкие экземпляры. Библиотекари баловали своего любимчика и собирали книги со всего города, а иногда даже делились «самиздатовскими» запрещенными рукописями. Когда Ася познакомилась с Русланом, он читал напечатанную на электронно-вычислительной машине книгу Булгакова «Мастер и Маргарита». Длинные листы перфорированной бумаги скорее напоминали альбом. Так что целый абзац умещался в одну строку. Книгу приходилось раскладывать на обеденном столе и двигаться вслед за строчками вправо, потом всем телом возвращаться и снова ползти за строкой. Чтобы ее не потерять, Ася пользовалась линейкой. Для Аси такое чтение было утомительным, а Руслана это нисколько не останавливало. Казалось, что вслед за буквами он и сам уходил за горизонт.
Эти же библиотекари написали о прекрасном школьнике Руслане Загребине в местной газете. Руслан был возмущен: из статьи получалось, что он такой паинька, бла-бла-бла. «Дети, берите с него пример!» – призывала газета. Руслан паинькой никогда не был, он был хулиганом – порой весьма циничным и жестким. Непонятно, как сочетались эти два совершенно разных характера в одном подростке. Но эта гремучая смесь теперь помогала Руслану быть успешным предпринимателем. Но самое главное, что Ася в нем любила и уважала, так это его справедливость, честность и предсказуемость. Руслан был хорошим мужем. Во-первых, не капризным. Избыток соли не замечал, все сырое, горелое и невкусное запивал чаем. Он всегда был в хорошем настроении и был щедр на ласки и комплименты. Он чирикал их безостановочно, бесконечно одаривал Асю и всех дам вокруг восторженными руладами. Казалось, его хватало на всех.
Асе все немного завидовали, особенно соседка по малосемейке.
Завод, чтобы как-то решить квартирный вопрос, в одну квартиру заселял несколько семей. Загребины занимали большую комнату двухкомнатной квартиры, а в маленькой жила Алевтина. Ася до сих пор помнит, как Алевтина заселялась. Пришла беременная, с торшером. Тяжело переступила через порог, оперлась спиной о дверь. По одышке чувствовалось, как мучительно ей дались пять этажей. Она стояла с открытым ртом, щеки покраснели, на лбу испарина. Своим большим животом и оранжевым торшером она сразу заполнила все пространство прихожей.
– Алевтина, – представилась соседка, – я вот из роддома сбежала, чтобы, значит, заселиться.
– Вам помочь? – предложила Ася, намекая на торшер. Почему именно торшер? И как ей в голову пришло притащить именно торшер? В ее маленькой комнате разместится только кровать, стол и все! Места для торшера там нет. Хотя он может главенствовать посреди комнаты. И стоит только его включить, как возле него сомкнется круг комаров, просвеченных оранжевостью. А комаров в этом году было особенно много.
Алевтина отказалась от помощи и, подхватив торшер, пошла в ближайшую комнату.
– Это наша, – подсказала Ася.
– Где моя?
– Там, – махнула рукой Ася в конец коридора.
Алевтина зашла в комнату, поставила торшер посередине, огляделась.
– Чего такая маленькая?
Ася удивилась, промолчала.
– А где балкон? – Алевтина открыла окно, будто в поисках балкона, выглянула на улицу. – Балкон, спрашиваю, где?
Ася топталась на месте в домашнем халате, тапочках на босу ногу и чувствовала себя виноватой, как будто это она посмела распределить этой прекрасной беременной женщине такую маленькую комнату без балкона.
– Здесь пятно от зеленки, а здесь порваны обои и… – обрушивала Алевтина на Асю все свои претензии.
– Но вы можете отказаться, – мямлила Ася. Ей было неприятно с грубостей начинать знакомство с новой соседкой.
Алевтина застыла в выжидательной позе.
Ася поднялась на носки, развернулась и ушла в свою комнату. Алевтина бесцеремонно зашла следом.
– Значит, балкон у вас?
Руслан оторвался от книги, удивился неожиданному гостю.
– Алевтина, наша новая соседка, – представила ее Ася.
Алевтина стояла посреди комнаты, распространяя запах пота. Увидела Руслана, и ее лицо начало странно увеличиваться. Увеличивались глаза, губы, раздувался живот, словно готов был родить здесь.
Ася вновь испугалась: «О нет, не вздумай!»
Но Алевтина сделала шаг к Руслану, и тут начался очень плохой спектакль.
Алевтина: Руслан? (Присела.) Русланчик? (Раскинула руки.) Русланушка?
Ася удивилась. Руслан отложил книгу, спешно стал натягивать футболку на голый торс.
Руслан: Мы знакомы?
Алевтина: Да брось, Русланчик.
Руслан виновато оглянулся на Асю. «Он не помнит эту женщину» – и Ася это поняла, и, кажется, поняла Алевтина.
Алевтина: Ты что, реально не помнишь?
Беспамятство Руслана ей показалось безумием, и тут ее осенило.
Алевтина: Ты этой дуры боишься? (Кивнула на Асю.)
Ася вздрогнула: «Это она про меня, что ли?»
Алевтина (Руслану): Гони ее к черту!
От хамства соседки Руслан оправился первым. Он подошел к Алевтине, взял за локоток и стал подталкивать к двери.
– Мадам, мы были рады с вами познакомиться, а теперь извольте покинуть нашу комнату, – говорил по-книжному нарочито вежливо и церемонно.
– Русланушка, – пыталась вывернуться Алевтина, – а как же балкон? Мне пеленки сушить надо. Пеленки, говорю, сушить негде. Ну помнишь, мы же на базе… с девчонками, Марьямку помнишь?
Имя Марьямки прозвучало горным обвалом.
«Марьям… Марьям… Марьям…» – шло эхом по комнате, квартире, дому.
Даже Ася знала Марьям – заводскую красавицу. Марьям с Русланом работали в одном цехе. Он с первой секунды в нее влюбился. Как только она устроилась в цех, он сразу ее заметил и сразу пропал. Весь юношеский организм ожил, запылал костром. Он бесконечно подглядывал за ней из-за станков, случайно встречался у раздевалки, садился в столовой за один стол, но о чем-то большем боялся даже думать. Если со всеми девчатами шутил, балагурил, то при виде Марьям терялся, краснел. Мужики посмеивались над Русланом, подбадривали: «Давай, пацан, не дрейфь!»
Марьям подошла первой, предложила сходить в кино. Это была прекрасная первая любовь. Весь цех наблюдал за ними. Мужики завидовали Руслану.
– Эх! – говаривал Витька Махков. – Был бы молодым, отбил бы Марьямку.
Марьям в ответ громко смеялась. От ее смеха весь цех наполнялся радугой, щебетанием птиц.
Все вокруг кружилось, все неслось: первый поцелуй превратился в первую ночь, первая страсть – в первый отказ. Марьям отказалась выходить за Руслана замуж. Она ломала руки, плакала, стонала и отказывала. И непонятно почему. Может быть, из-за шрама на губе, с которым Руслан родился.
Руслан отпустил локоть Алевтины и внимательно в нее вгляделся.
– Вы, вы, кажется, работали в библиотеке.
– Да, да! – видимо, пытаясь подпрыгнуть от счастья, Алевтина присела, поднялась. Хотела высоко, а получилось смешно.
Обернувшись к Асе, похвасталась:
– В технической. Я ему по блату чертежи давала! Если б начальство узнало, зае… Я ж понимаю. Марьямка моя подруга. Я ж понимаю, у меня, может, тоже тонкая душевная организация.
– Рад был встрече, – выпроводил Руслан Алевтину из комнаты, потом долго пил чай на кухне, курил на балконе.
Ася посмотрела на часы.
– Может, успеем в Елабугу?
– Зачем? – притормозил Руслан.
– Детей заберем.
– С ума сошла. Посмотри, что творится, – показал он на шлейф дыма.
По лобовому стеклу поперек дыма полз зеленый плоский жук. Ася видела, что это его последнее движение. Он бы рад взлететь, но не может. Подкрылки почернели, лапки расплылись. Его узорчатый живот касался стекла, оставляя влажный след зелени. Это походило на послание людям: «Что вы творите с нами! У вас масса других важных дел: родители, дом, дети, любовь!»
– Останови машину, – попросила Ася, – жука уберу.
Руслан включил дворники. Щетки судорожно дернулись, одним махом скинули жука.
– Домой?
– Что-то мне неспокойно, – пожаловалась Ася.
– Завтра будет завтра, – Руслан выдал обычную шутку своего партнера.
Это было у них вроде игры. Партнер Руслана по бизнесу Саша Костырко каждое последнее воскресенье месяца возил всех друзей в свою баню, которую он называл «Королевской»: бассейн, две душевые комнаты, парная, соляная комната, печь с фитнес-камнями, японское массажное кресло. Там их встречала госпожа Костырко со своей неизменно королевской осанкой и взглядом, переполненным презрением. Она жутко не переваривала эту традицию, после которой мужа надо было выводить из затяжного запоя. Во всех грехах она винила Руслана, предполагая, что именно он является зачинщиком и искусителем. Переубедить ее было нереально. Госпожа Костырко передавала мужу ключи от бани, всех гостей предупреждала, что через несколько часов она попросит их удалиться. Мужики отшучивались, пытались говорить ей комплименты, она в свой черед говорила, что будет звонить их женам.
Руслан как мог старался отказаться от этого грандиозного события. Отнекивался, отшучивался, приводил какие-то надуманные доводы и всегда проигрывал Саше эту словесную баталию.
Госпожа Костырко уходить не спешила, всех представителей Сашиной породы провожала тяжелым, ненавидящим взглядом: вот они поднимались на крыльцо, вот, отдуваясь и пыхтя, затаскивали сумки с продуктами, отворяли тяжелую дверь предбанника и скрывались внутри.
– Не забудьте! – чернела она всем лицом и телом.
– Нет-нет, не забудем, – улыбались мужики.
– До свидания, – выталкивал ее Саша из бани.
– Завтра… – пыхтела госпожа Костырко.
– Завтра будет завтра, – хлопал он ее по тощему заду и громко смеялся.
Этот ритуал никогда не нарушался.
Ася хлопнула дверью машины, быстро взлетела на пятый этаж. Руслан остался внизу покурить с мужиками.
Соседка копошилась на кухне. Ася прошмыгнула в комнату, прикрыла дверь. В комнате было жарко, но не душно. Ветер изменился или совсем прекратился, видно, как серый дым, лениво завиваясь, поднимался и таял в ясном небе.
На кухне что-то грохочет.
Ася боится. Боится выйти на кухню и посмотреть. Боится подойти к холодильнику, поставить чайник на плиту, согреть суп. Боится увидеть соседку на кухне. Она боится ее всегда, даже если та у себя в комнате. После ее заселения квартира стала напоминать Асе больничную палату, где ей жестко забинтовали все тело и оставили так жить. Руки по швам, мир наизнанку сквозь щель бинтов, болезненные уколы соседки. С патологической скрупулезностью она бесконечно жалит грубыми словами, похабными намеками и вывертами. Ее желчь неумолима, энергия бесконечна, хамство вечно. Она хитра и коварна. Она одновременно меняет голоса, меняет форму, меняет сущность и откровенно правдива во всем. Только для Аси она выдает одну правду, а для Руслана у нее приготовлена другая, которая голосом ангела льстит его уху.
Асе совсем не нужна шипучая многоликая правда Алевтины. Ася в поиске ответов на бесконечные вопросы.
«Какое она имеет право давить на меня?
Чем она лучше?
Умнее?
Богаче душой?
Тоньше организована?
Сильнее? Значительнее?
Почему я должна признать ее превосходство?»
Эти безответные вопросы высасывают воздух из легких и разъедают мозг.
Ася с нетерпением ждет понедельника. Она представляет зрительный образ трехкомнатной квартиры. Прихожая с кладовкой, большая комната с огромным окном, две комнаты поменьше. Ася ждет избавления и оно уже наступит завтра, других вариантов она не приемлет.
Долгое ожидание избавления меняет человека. Ася постепенно становится агрессивным существом, не поддающимся убеждению, не склонным к переговорам и дискуссиям, упрямо настаивающим на своем праве. «Скажи ей правду», – требует существо, глядя в удаляющуюся спину соседки. Соседка оборачивается, презрительным взглядом сдавливает, скручивает внутренности Аси.
Тишина.
Ася шагнула в темноту кухни. Ей не требовалось включать свет, чтобы сориентироваться, все здесь знакомо. Чашки на второй полке, блюдца чуть выше. Ася пробежала пальцами по баночкам, как по корешкам книг. У каждой баночки была своя особенность: шершавая – китайский чай, с металлической петелькой на крышке – черный с добавлением листа смородины и мяты.
– Воруешь?
Ася вздрогнула, уронила банку.
Руслан звучно рассмеялся.
– Тише ты! – цыкнула Ася.
– Извини, не удержался. – Руслан включил свет, громко поставил чайник на плиту, потянулся за зажигалкой.
– Русланчик, у меня чайник горячий. Да и заварку я приготовила.
«Завяжите мне глаза и уши, и я узнаю этот медовый голос из миллионов звуков».
– Печенье испекла, – продолжала зазывно мурлыкать Алевтина.
– Спасибо, – улыбнулся Руслан Алевтине и включил газ.
– Как дела?
– Отлично! – соврал Руслан. Пока он стоял у подъезда с мужиками, приехал Саша Костырко и поведал, какой их ожидает сюрприз. Это был сюрприз нулевой гравитации.
О проекте
О подписке