Читать книгу «Правила одиночества» онлайн полностью📖 — Самида Агаева — MyBook.
image

Хлеб Насущный

За прилавками друг против друга стояли два молодых азербайджанца и лениво переговаривались. Перед ними на лотках были выставлены горки экзотических фруктов и овощей. Вдоль рядов, медленно шла молодая женщина. Заприметив ее, один торговец заметил: «Хорошая штучка, а племянник?»

– Неплохая, – согласился племянник, – ты будешь «клеить», или я?

– К кому подойдет, тот и будет, – ответил дядя.

После этого они замолчали, принялись выжидать, как два охотника в засаде.

«Жертва» приблизилась к прилавку племянника.

– Почем апельсины? – спросила женщина, взяв оранжевый плод в руки.

– Шесдесят рублей, – приветливо ответил торговец, добавил, – но тебе бесплатно дам.

– Что это вдруг расщедрился? – удивилась женщина.

– Давай вечером встретимся, – предложил торговец, – туда, сюда, погуляем.

– С какой это стати, – она подбросила и поймала апельсин, у торговца вдруг возникло чувство тревоги.

– Красивый ты, – торопливо сказал он, следя за апельсином, – мне нравишься.

– У нас в России, парень, красивых девок много, если с каждой будешь встречаться, в убыток торговать станешь.

Женщина положила апельсин на место, повернулась и ушла.

– Соскочила, – с сожалением сказал племянник.

– Ала, – возмутился дядя, – да ты ее спугнул, с человеком сначала поговорить надо, потом уже пригласить.

– Ала, ты свой делом занимайся, – огрызнулся племянник, – а то спугнул я ее, нет, стихи я ей читать должен. Вот смотри еще один идет, посмотрим, что ты сделаешь.

К прилавку приближалась еще одна молодая женщина. Дядя окликнул ее издали.

– Ко мне подходи, пожалуйста, дорогая, выбирай, что хочешь.

Женщина послушно подошла и спросила:

– Почем у вас киви?

Гиви? Гиви сто двацат рубли.

– Ой-ой-ой, что же так дорого?

– Почему дорого, – искренне удивился торговец, – пока привезешь, тому дай, этому дай, такой цена получается.

– Ага, ты еще скажи, пока вырастишь, – иронически заметила женщина.

– Нет, нет, зачем вырастишь, врать не буду, – добродушно признался торговец, – Занзибар вырастил, у нас тоже можно вырастил, климат позволяет, но никто не сажает. За сто рублей возьми, а если хочешь, бесплатно возьми, я такой человек.

– Прямо-таки бесплатно, и все на этом, – лукаво спросила женщина.

Торговец заулыбался, – если захочешь, вечером встретимся, погуляем.

– Ах, вот оно что, – на губах женщины появилась странная улыбка, нельзя было понять оскорблена она или обрадована. Взяла в руки киви, понюхала. – Значит, ты хочешь, чтобы я с тобой встретилась за сто рублей. Что-то ты друг дешево меня оценил. Только зачем вечера ждать, прямо сейчас и пойдем, у меня здесь квартира недалеко. За сто я согласна, только зеленью.

– Какой зелень, – недоуменно спросил продавец, – петрушка, кинза? Бери, сколько хочешь.

– Доллары, какая петрушка, что дорогой, расхотелось?

Улыбка сползла с лица торговца, – уйти не могу, – виновато сказал он, – извини, хозяин ругать будет.

– Ну, как знаешь, – произнесла женщина, повернулась и ушла.

Ну, что, дядя, не получилось, – торжествующе заметил торговец, – а то я, я.

Дядя развел руками и, сокрушаясь, сказал:

– А, эти люди совсем испортились, без денег ничего делать не хочет.

Вдруг кто-то раздраженно спросил:

– Вы сюда приехали девочек снимать, или деньги зарабатывать?

Оба торговца быстро повернули головы и увидели Караева.

– Конечно, деньги зарабатывать, – быстро сказали торговцы.

– А почему к женщинам пристаете?

– А просто так, пошутили.

Еще раз увижу, в другом месте шутить будете, понятно.

– Извини, да, начальник, – виновато сказали торговцы.

Раздражение Ислама быстро улеглось, и теперь он едва сдерживал улыбку. Через два ряда он увидел еще одного торговца, разговаривающего с рыжеволосой женщиной и не торопясь, направился в их сторону.

В руках у женщины Караев с удивлением заметил диктофон. Словоохотливый торговец при появлении Караева замолчал и поздоровался.

– Здравствуй, начальник.

– Здравствуйте, – ответил Караев, – что здесь происходит?

Она интервью берет, – радостно сообщил торговец.

Женщина медленно обернулась и смерила Караева взглядом. Ей было, по-видимому, далеко за тридцать, а может, и все сорок. Караев никогда не мог определить возраст по внешности, особенно у женщин. Но в ее случае возраст не имел значения, она была красива.

– Вы директор рынка? – спросила женщина.

– Да.

– Я корреспондент газеты «Свободный Азербайджан», беру интервью у этого молодого человека, если вы не возражаете.

– Нисколько, – сказал Караев, – и, обращаясь к торговцу, по-азербайджански заметил, – следи за своей речью.

Он повернулся, чтобы уйти и услышал голос женщины: «Простите, а вам я могу задать несколько вопросов».

Караев остановился.

– Я пишу статью о положении азербайджанцев в России, – пояснила женщина.

– Честно говоря, сейчас я занят, – сказал Караев, – но мы можем встретиться вечером, если хотите, и я постараюсь ответить на ваши вопросы.

– Странное дело, – насмешливо заметила женщина, – все мужчины на этом рынке предлагают мне встретиться вечером, чтобы это значило?

– В моем случае это означает только то, что я сейчас занят, но мок воспитание, вежливость не позволяет просто отказать женщине, не предложив чего-либо взамен.

– Благодарю, вы очень любезны, но вечером я не смогу.

– А-а, так вы бакинка, то-то я и смотрю, – сказал Караев.

– Что вы хотите этим сказать, – настороженно спросила женщина.

– У вас бакинский акцент.

– У вас, между прочим, тоже.

– Своего я не замечаю. Знаете, как-то раз, на заправке я обматерил одного увальня, это было здесь в Москве. Так ко мне подскочил один парень из очереди и спросил: «Брат, ты из Баку?» Я поинтересовался, как он это определил, он сказал, что только в Баку могут так виртуозно ругаться матом, потому что мы в русские слова вкладываем, вернее, вкладывали еще и местный колорит, и собственную экспрессию.

– Но я ведь матом не ругаюсь, – заметила женщина, – я не умею.

– Могу научить, – предложил Караев.

– Спасибо, не надо, – отказалась женщина.

– Ну, ладно, – сказал Караев, – раз вы вечером не можете, можете задать мне свои вопросы прямо сейчас, только не здесь, пройдемте в мой офис, это недалеко.

Интервью

Когда-то на этом месте был стихийный рынок. Караев взял в аренду участок у муниципалитета с обязательством благоустроить его. Установил большой современный ангар, купил фирменные прилавки, провел свет и пустил сюда торговцев, большей частью своих земляков. Бизнес это был довольно хлопотный, нервный, а в последнее время еще и опасный, учитывая прогрессирующую в обществе неприязнь к кавказцам. Москвичи в новейшей истории были известны своей нелюбовью к пришлым людям, даже к представителям своей веры и национальности, вспомнить хотя бы лимитчиков. Офис располагался в соседнем доме. Две комнаты на первом этаже. Прошли через большую смежную, где за компьютерами сидели несколько человек и оказались в кабинете, окна которого выходили на детскую площадку. Караев снял пальто и помог раздеться журналистке.

– Прошу вас, садитесь. Чай, кофе?

– Чай, – женщина села на один из стульев возле письменного стола. На стенах висели несколько фантасмагорических рисунков в духе иллюстраций к сочинениям «фэнтэзи», среди них выделялись репродукции «Девичьей башни» и портрет Алиева. Вошла девушка, держа в руках поднос, на котором были маленький чайник, грушевидные стаканы, небольшая хрустальная ваза с конфетами, блюдечко с нарезанным лимоном и принялась разливать чай.

– Я не представился, – сказал Караев, – меня зовут Ислам Караев.

– Джафарова Севинч, – в свою очередь произнесла женщина, – спасибо, что уделили мне время.

– Не стоит благодарности, собственно говоря, вам трудно отказать.

Севинч взметнула на него удивленный взгляд.

– В манере разговора, в жестах, непонимание отказа, качество присущее людям обладающим властью. Так директор не понимает, почему рабочий отказывается от сверхурочной работы.

– Но я не обладаю властью. Я журналистка.

– Это генетическое, видимо.

Севинч улыбнулась.

– Если вы не против, давайте приступим к интервью, не возражаете, если я включу диктофон? Спасибо.

Она взяла паузу, собираясь с мыслями, затем спросила.

– У вас на стене висит портрет нашего президента. Я не могу придти в себя от удивления, уехать из Азербайджана за три тысячи километров, чтобы встретить поклонника Алиева, или может быть вы член партии «ЕАП[1]».

– Ни то, ни другое, это что-то вроде Ленинграда.

Увидев недоумение на ее лице. пояснил, – город давно уже называется Санкт-Петербургом, но люди определенного поколения упорно продолжают его называть Ленинградом, потому что речь идет о памяти. Это, как град Китеж. Портрет Алиева на стене неразрывен с моим детством, юностью. Это для меня виртуальная реальность. Видите ли, после сорока начинаешь придавать значение таким мелочам. Я бы и портрет Брежнева повесил, но тогда меня неправильно поймут, сочтут коммунистом. А почему вы так реагируете на портрет Алиева.

Наша газета находится в оппозиции к правящему режиму, – заявила Севинч, – как, кстати, вы относитесь к политическим процессам, происходящим в Азербайджане?

– Nо соmmеnt, – Караев выставил вперед ладонь, – никакой политики. Я бизнесмен. Но мне нравится ваша гражданская смелость.

Настороженно взметнулись ресницы, пытливый взгляд, выискивающий насмешку, но Караев был серьезен.

– Я не шучу, – добавил он.

– Надеюсь. Ответьте на такой вопрос, почему вы делаете свой бизнес в России, а не в Азербайджане.

– Я думаю, что вы сами знаете ответ.

– Возможно, – улыбнулась Севинч, – но это же интервью, я не могу задавать вопрос, и сама же на него отвечать.

– Логично, – согласился Караев, – попробую сформулировать. Вы пейте чай, остыл уже.

– Да, спасибо.

Женщина взяла ложечку, стала помешивать в чашке.

– Вы не положили сахар, – заметил Караев.

– Да, действительно, – рассеянно сказала Севинч, она бросила в чай кусочек сахара, продолжая помешивать.

– И так?

– Потому что в России есть спрос, причем не во всей России, а в северной ее части. Как сказал поэт: «В северной части мира, я отыскал приют, где птицы, слетев со скал, отражаются в рыбах, и, падая вниз клюют с криком поверхность рябых зеркал…»

Поймав ее недоуменный взгляд, Караев остановился:

– Извините, что-то меня не туда понесло. Я занимаюсь овощами, как вы понимаете, в Азербайджане всего этого в избытке. Экономические законы таковы, что спрос – непременное условие реализации товара.

Севинч сдержанно улыбнулась.

– Я обратила внимание, – сказала она, – на прилавках фрукты, в основном импортные, а ведь Азербайджан когда-то называли не иначе, как «Всесоюзный огород». Почему бы вам ни доставлять все это из Азербайджана. Ведь в советские времена все так и было.

– Совершенно верно, но это было в советские времена, а сейчас фрукты из Азербайджана мне обойдутся дороже, чем из Испании, или скажем Марокко. Слишком велики накладные расходы. Надо понимать, что я имею в виду не только таможню и транспорт, но бесчисленные и безудержные поборы, которыми так славится наша республика. Время от времени у меня появляется такое желание, тогда я всеми силами стараюсь, от него избавится. Знаете шутку биржевых маклеров, – если у вас появилось желание играть на бирже, то первое, что вы должны сделать, постараться от него избавиться. В Азербайджане любой чиновник, начиная с участкового милиционера, может прикрыть твой бизнес.

– А разве здесь вы не платите взятки?

– Плачу, конечно, но это не соизмеримые цифры, кроме того, здесь есть некий честный психологический аспект, здесь ты платишь для того, чтобы получить что-то взамен, какие-то уступки, льготы, для облегчения бизнеса. В принципе можно и не платить, никто с тобой ничего не сделает. Потратишь больше времени, нервов. В Азербайджане не платить нельзя, и платишь только за то, чтобы тебе позволили работать, приходит чиновник и говорит – дай мне мою долю. В нашем городишке простаивала чайная фабрика, ее купили турки, вложили деньги, привезли новое оборудование, через два года все бросили и уехали. В числе прочего, мэр города требовал от них не платить рабочим высокую зарплату, потому что зарплата всех остальных горожан, в том числе и его собственная, официальная, выглядела просто пособием для нищих.

– Ну, что же, понятно. – Она что-то пометила в лежащем перед ней блокноте и задала новый вопрос: – В России на сегодняшний день проживает два миллиона азербайджанцев, вы участвуете в жизни диаспоры?

– Если только самим фактом моего существования здесь, – ответил Караев.

– Я имею в виду активное участие в общественной жизни.

– Нет, и честно говоря, я вообще против всяких общин, коллективных мероприятий еще с пионерских лет. Откровенно говоря, меня это слово ужасно раздражает. Вообще в общности по национальному признаку присутствует некий элемент атавизма, стадность какая-то. Цивилизация – это, когда люди объединяются по единству культурных ценностей. Но в данном случае, я считаю, что до тех пор, пока общность по национальному признаку существует как нечто бесформенное – это нормально, но с того момента, когда это приобретает признаки организации с лидером, публичными заявлениями, – она приносит только вред. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, я за то, чтобы помогать землякам, найти работу, жилье, и я делаю это, но я против того, чтобы устраивать политическое шоу.

– Но община защищает права азербайджанцев в России, – возразила Севинч, – разве это плохо?