Самка. Смерть. Ярость».

Арфист выпятил подбородок и принялся рычать:

«Месть. Боль. Бьют. Голод.

Пить. Есть. Слабость. Покорность.

Еда. Жадность. Ярость.

Кровь. Боль. Голод».

Лоскутик замолчал, надменно оглядывая замершую публику и наигрывая что-то душераздирающее, после чего, остервенело дёргая струны «арфы», закаркал, как ворона:

«Ведут. Учат. Бьюсь.

Боль. Удар. Побеждён.

Встаю. Удар. Побеждён.

Побеждён. Унижен. Встаю-у-у-у.

Смотрю. Нападаю. Кормлюсь.

Боль. Удар. Побеждён.

Встаю. Уползаю. Ненависть.

Жду. Прыгаю. Мщу.

Кормлюсь. Агония. Бью.

Месть. Кровь. Мясо.

Кости. Грызу. Мозг.

Еда. Съел. Ухожу-у-у-у…»

Исполнитель затряс головой, высовывая язык, и засипел:

«Свет. Другие. Цепи.

Боль. Щиплет. Жжёт.

Молнии. Больно. Сплю.

Мокро. Вода. Боль.

Смотрю. Темно. Стены.

Удар. Щель. Выхожу.

Новые. Грохот. Боль.

Боль. Боль. Боль. Хру-у-у-уст».

Арфист упал на колени, прижал «арфу» к животу и заверещал свиньёй, не обращая внимания на убегающих в страхе посетителей таверны и прячущегося за стойкой хозяина, непрестанно осеняющего себя треугольным знамением:

«Кормлюсь. Агония. Бью.

Месть. Кровь. Невкусно.

Новый. Боль. Бью. Хруст.

Панцирь. Голова. Мозг.

Боль. Боль. Боль. Боль.

Хруст. Мозг. Хруст. Кости.

Кормлюсь. Боль. Лапа. Слизь.

Ползу. Боль. Когти. Панцирь. Ме-е-есть…»

Лоскутик вытаращил глаза и пробулькал:

«Земля. Тьма. Лежу-у-у-у…»

В завершении своего выступления, он со всего маху треснул «арфой» по сцене. Артист жутко заклокотал, распластался на полу, будто мертвец, и, конвульсивно содрогаясь, затих. Через минуту Лоскутик медленно встал, спокойно отряхнул цветастую робу, словно не замечая опустевший зал; поднял инструмент, убрал в чехол и подошёл к стойке.

– А есть попить?

– Ч-ч-чего? – испуганно переспросил Бернхард.

– Водички бы…

– А… это… Ваше выступление уже закончилось?

– Ну да.

– И как оно… пришлось публике?

– Как обычно, – шмыгнул носом Лоскутик. – Не всем дано понять высокое искусство.

– Я почему-то так и подумал.

Хозяин поднялся, огляделся, прикидывая убытки, сокрушённо покачал головой, но всё же наполнил кружку и поставил её перед артистом.

– О! – обрадованно воскликнул Лоскутик, переводя взгляд с кружки на владельца таверны, – А могу ли я, достопочтенный хозяин, оставить Вам свою афишу?

– Можете. Только стоит ли?

– Возьмите-возьмите, – арфист ловко выудил из рукава скатанный в рулончик лист бумаги и сунул его в дрожащие руки мужчины.

Хозяин скукожился, прищурился и медленно развернул полученное. На афише красовался полуголый Лоскутик со страшной рожей, размалёванной углём и белилами, стоящий со своей «арфой» в луже чего-то красного. На нём –чёрные кожаные наручи с заклёпками, штаны и высокие сапоги, усыпанные шипами. В верхней части листа, крупными буквами, словно нацарапанными на бумаге, было выведено следующее: «Неподражаемый экспериментатор. Мастер экстремального вокала и экспрессии. Арфист Лоскутик» и ещё одна в самом низу, выполненная меленьким шрифтом: «Господин Лоскут. Ваш инструмент – мой талант. Цена договорная».

– А это ч-ч-что? – удивился Бернхард, тыча пальцем во вторую надпись.

– Где? – Лоскутик перегнулся через стойку. – А… Это… Лихие времена. Выживаю, как могу.

⚜ ⊹──⊱⚜ ⊰──⊹⚜

Карстен остановился рутов за пятьдесят до овчарни, махнул в её сторону рукой и заявил, что дальше не пойдёт. Сразу же после этого он пожелал блондину удачи и сбежал, даже не скрывая вновь обуявшего его страха. Синеглазый пожал плечами и неспеша пошёл к строению, указанному овцеводом. Не известно, что интересовало его больше: возможность увидеть татцельвурма воочию или желание потягаться с ним силой. Вероятно, подобное самозаклание было вызвано острой потребностью в деньгах, а может быть имелась и другая причина, никому кроме Гюнтера не известная.

Мужчина шёл очень медленно и внимательно смотрел себе под ноги. Задумчиво почёсывая подбородок, он, наконец, остановился и, оглядевшись вокруг, опустился на одно колено. Сложив пальцы левой руки в большую щепоть, он медленно надавил ими на землю, оставив неглубокую ямку. Почва вокруг углубления будто бы посинела в радиусе аж целого фута⁴ и снова стала обычной. Удовлетворённо хмыкнув, блондин поднялся и, как ни в чём не бывало, продолжил путь.

Дракон уминал овцу, возбуждённо потряхивая хвостом. Согласившийся изловить редкую тварь доброволец отвлёкся на округлости симпатичной деви́цы, преспокойно развешивавшей бельё неподалёку, и совсем перестал смотреть куда идёт. Татцельвурм, с наслаждением вгрызавшийся в печень своей добычи, почти достигнув экстаза, был самым жестоким образом унижен и оскорблён, когда тяжёлый ботинок Гюнтера, со всего маха опустился на самый кончик драконьего хвоста. Тварь зашипела, как тысяча кошек, распрямилась на всю длину, позабыв про вкусную печень, и, описав дугу, ринулась на обидчика. Дракон, даже не помышляя о выборе места для атаки, разинул зубастую пасть и к ужасу солдата устремился ему чуть ниже живота. С трудом увернувшись, Гюнтер встал в пол-оборота и тут же татцельвурм пиявкой вонзился мужчине в бедро. К удивлению твари, услышанный ей хруст и вкус крови, оказались результатом неожиданно сломанного клыка. Тщетно силясь прокусить кожаные штаны обидчика, существо задёргалось ещё сильнее. Ослеплённый яростью от подобного посягательства, Гюнтер ухватил татцельвурма за шею и сдавил твари горло. Выпучив глаза и встретившись взглядом с нежданным врагом, дракон заскулил и испуганно прижал уши, понимая, что с такой хваткой не может совладать даже он.

Пока блондин с упоением сражался с татцельвурмом, то наматывая его на руку, то используя, как цеп, Бернхард немного отошёл и принялся отыскивать плюсы в выступлении Лоскутика. Вдоволь насмотревшись на афишу, тавернщик всё же решился повесить её на стенку рядом со стойкой, прилепив сверху ещё одну бумажку с многозначительной надписью, сделанной от руки: «Только сегодня».

Сбежавшие клиенты не спешили возвращаться. Бернхард начал было скучать. От грустных мыслей его отвлекла вдова уважаемого при жизни Герра Та́нкреда – Фрау Хельюи́дис, которую привело любопытство и уже поползшие слухи о странном шпильмане⁵. Она, как всегда поздоровалась с Бернхардом, польстив ему – простому тавернщику – обращением «Герр», и принялась изучать афишу, стыдливо прикрывая рот ладошкой. В какой-то момент её глаза расширились, а щёки приобрели пунцовый оттенок. Заметно нервничая, Фрау подошла к тавернщику и, отводя взгляд в сторону, поинтересовалась, где сейчас этот мастер-арфист. Бернхард, удивился, но назвал номер комнаты, которую временно выделил Лоскутику, чтобы тот не отпугивал посетителей, пока Гюнтер «добывает» татцельвурма и повышает стоимость шлема. Когда же, спустя полчаса, уже растрёпанная шатенка, слегка пошатываясь, вернулась в харчевню и положила на стойку два звонька, тавернщик удивился ещё больше.

– Зачем это? – спросил Бернхард больше для вида.

– Господин… Мастер Лоскутик попросил отдать половину оплаты за… обучение игре на арфе… Вам, Герр Бернхард. В благодарность за предоставленное ему помещение для… уроков.

– О, Фрау Хельюидис, Вы вгоняете меня в краску таким обращением, – смутился тавернщик, но опять же для вида.

– Этот арфист! – глаза шатенки будто вспыхнули. – Вогнал меня в творческий экстаз! Пожалуй, я возьму у него ещё несколько уроков!

После того, как Фрау ушла, владелец таверны задумчиво поскрёб затылок и прикрепил рядом с афишей Лоскутика ещё одну бумажку: «Частные уроки игры на арфе».

Распахнувшаяся с треском дверь вывела Бернхарда из забытья. Харчевня вновь наполнялась посетителями и за несколько минут превратилась в гудящее осиное гнездо. Гюнтер тяжело дышал. Его рубашка была залита кровью, рукава разодраны в лоскуты. Блондин бухнул на стойку татцельвурма и устало улыбнулся.

– Вот и всё вроде как.

Дракон был в крайне плачевном состоянии. Зубы поломаны, челюсть свёрнута, язык высунут, а оба глаза скошены к переносице. Не страшное чудище, а недоразумение. Глядя на такое, сразу появлялся вопрос: «А точно ли это отродье штолен, которым пугают шахтёров и тех, чьи города стоят неподалёку от пещер и старых заброшенных шахт?» Бернхард расстроенно вздохнул, гадая, что делать с такой несуразной башкой. Карстен же был доволен. И печаль тавернщика ему была непонятна.

– Ну и как мне теперь такую голову вешать! – сокрушённо пробормотал хозяин таверны.

– Не надо её никуда вешать, – возразил овцевод. – Это что же получится: каждый раз, когда я приду к тебе выпить пива или эля, так буду видеть рожу того, кто мою овечку оприходовал?!

– Моя таверна! Кого хочу, того и вешаю, – отрезал Бернхард и, передумав брать голову, выпалил. – И это! За аренду штурмака… десять звоньков.

Блондин только усмехнулся и кивнул Карстену. Овцевод отсчитал нужное число монеток и отдал их тавернщику. Остальные сорок наполнили пустой кошелёк Гюнтера.

– Что за шум? – послышался голос Лоскутика. – Никак одолел?

Посетители вздрогнули, с опаской поглядывая на арфиста. Ещё свежо было воспоминание о его выступлении, холодящем кровь.

– Одолел, – похрустел плечами синеглазый, снимая шлем. – Жаль штурмак не пригодился. Странные эти ваши татцельвурмы.

– Так это молодой, поди, – высказался кто-то из толпы любопытных. – Дед говорил, что татцеля голыми руками не возьмёшь.

– Да-да. Вон смотри, блондин-то и не верзила вовсе и не бугай, а победил как-то! Хилый татцель был. Наверняка!

Карстен даже призадумался, а не переплатил ли он за отмщение любимицы, но, в конце концов, решил не требовать деньги обратно, и смирился. Для овцевода пятьдесят звоньков было большой суммой, но не так, чтобы неподъёмной. Карстен был опытным счетоводом и с деньгами проблем не знал.

– Будешь глядеть? – крикнул Гюнтер. – Лоскутик!

– Чего я там не видел. Червяк двухметровый и только-то…

Хозяин таверны, перебарывая страх, несмотря на то, что чудовище было сражено и вряд ли было способно восстать из мёртвых, дрожащей рукой коснулся головы дракона. Рука замерла. На лице Бернхарда отразилось удивление, и он принялся гладить существо. Не удержался и Шульц, который уже с опаской поглядывая на блондина, стоял рядом. Не прошло и секунды, как пьяница присоединился к Бернхарду, наглаживая татцельвурма.

– Странные вы, – напрягся Карстен. – Чего это вы страхолюдину эту ласкаете?

– Вроде как кожа, а на ощупь приятная, как мех, – подивился Шульц. – Сам потрогай.

– Кожа? – оживился Лоскутик и поспешно растолкал народ, собравшийся вокруг Гюнтера, с силой, абсолютно неожидаемой для его комплекции.

– Никак тебе интересно стало, арфист? – усмехнулся блондин.

– Кака-а-ая, – только и сказал с придыханием тощий, проводя по телу татцельвурма.

Странный блеск в его глазах определённо намекал, что дракон, действительно, его заинтересовал.

– Тебе-то зачем? – добродушно поинтересовался Гюнтер.

– На плётку пущу, – прошипел музыкант.

– Этот дрищ меня пугает посильнее этой твари, – признался Шульц, вздрагивая. – Может, он тоже из этих…

– Из каких? – нахмурился Бернхард.

– Ну, из этих, – пьяница перешёл на шёпоток. – Из демонов.

– Скажешь тоже.

– Вот зачем ему плётка? – вытаращил глаза Шульц.

– Лихие времена, – пожал плечами Бернхард.

⚜ ⊹──⊱⚜ ⊰──⊹⚜

Постепенно жизнь в харчевне на первом этаже налаживалась. Жителям было что обсудить. Гюнтер, обрадовавшийся выданной комнатке, почти сразу разочаровался. Фрау Хельюидис привела свою подругу Фрау Эрмели́нду, молодую и цветущую брюнетку, овдовевшую на прошлой неделе. Бернхард подсчитал количество вдов города, прикинул их платёжеспособность и пришёл к порадовавшим его выводам. Если он и впредь будет получать по два звонька с каждого урока игры на арфе, то к концу месяца сможет продолжить строительство собственной пивоварни, полностью отказавшись от услуг племянника. Совместное дело Бернхарда и его старшего братца досталось сопляку Аги́диусу сразу после того, как Э́рхарда хватил апоплексический удар. И вышло таким образом, что вкладывались-то в пивоварню оба, а получил всё козлобородый юнец. Поток бесплатного питья иссяк, и Бернхарду теперь приходилось платить и за пиво, и за эль. В итоге тавернщику пришлось уволить персонал и самому встать за стойку. После принятия такого вынужденного решения он начал копить на свою собственную пивоварню.

Стоит сказать, что таверна не приносила денег, хотя со стороны казалось иначе. Уволенный персонал оставил после себя разгром в номерах и подался к конкурентам, распространяя нелепые слухи о своём бывшем работодателе. Бернхард же делал вид, что всё хорошо. Когда у него пытались снять номер, он утверждал, что все комнаты заняты, хотя сам даже и не помнил, когда последний раз в них убирались. Единственное помещение, пригодное для жилья, было выделено Лоскутику сегодня. Теперь Бернхард совершенно не жалел об этом. Ещё четыре звонька, полученные ни за что и не облагаемые налогом, ушли в копилку тавернщика.

– А нет ли поесть? – оторвал его от мечтаний Гюнтер.

– Поесть? – озадаченно переспросил Бернхард.

– Нет у него ничего. Не харчевня это теперь, а название только, – сообщил подсевший рядом Шульц. – Пивнуха это.

Заметив на себе недобрый взгляд хозяина, пьяница поспешно добавил:

– С самым лучшим пивом и шнапсом во всём городе!

– То-то же, – буркнул тавернщик.

– О как, – расстроенно вздохнул Гюнтер. – Жаль.

– Давай, ты мне татцельвурма, а я тебе бре́цель, – неожиданно предложил Бернхард.

Тавернщик долго думал, стоит ли выкупать дракона, и всё-таки решился. В своих мыслях он уже договорился с чучельником, получил готовое изделие и повесил на стену это страшное отродье из штолен, добытое исключительно при помощи дедовского шлема. А кто, скажите на милость, будет проверять этот факт? Строя планы, владелец таверны совсем забыл, что взял денег с блондина за аренду штурмака, и победитель татцельвурма, вроде как ничем уже Бернхарду обязан не был. А в связи с тем, что Карстену чудище тоже не было нужно, синеглазый оставил кошкоголового червяка себе, завернув добычу в разодранную рубашку и положив себе на ноги.

– Не, я уже Лоскутику обещал, что мы шкуру на его нужды пустим.

– А он мне целиком и не нужен, – спохватился хозяин, коря себя за поспешный отказ от первоначального плана. – Ты мне голову отдай.

– Голову за брецель? – усмехнулся Гюнтер. – Дороговато. Да и я не настолько туп, чтобы такой трофей на крендель менять. Ты мне денег предложи или вещь какую-нибудь. Соразмерную.

– Все только и хотят, что денег, – проворчал тавернщик.

– Хотят, – кивнул блондин. – Только мне-то сейчас много денег надо. Триста звоньков.

– Куда тебе столько? – удивился Бернхард.

– Говорят, что у вас билет на корабль небесный столько стоит. Вот на него и надо.

– Корабль небесный ему нужен! Ну и копи на свой корабль, – возмутился тавернщик, прикидывая, как бы денег не потерять и драконью голову всё-таки получить.

– А ты кто такой? – осторожно поинтересовался Шульц.

– Я-то? Ну, так, я вроде как, – спокойно ответил блондин, – Слуга Земли, скажем так.

– Служивый, значит. С Нижней Земли что ли? – напрягся пьяница.

– С неё.

– Слыхал, у вас там технологии какие-то.

– Да, – подтвердил синеглазый. – Имеются.

– Может, у вас там и газ есть? – усмехнулся Шульц.

– Есть, – кивнул Гюнтер. – И газ, и нефть, и бензин с керосином.

– А у нас только свечки и уголь, – расстроенно вздохнул весельчак и смахнул навернувшуюся слезу. – Дед рассказывал, что и у нас это всё могло быть, да профукали. Много всяких слов умных говорил. А потом сбежал.

– Куда сбежал?