Правда, перед самым выходом из дома Мальвина снова, уже в который раз засомневалась в своём решении. Сомнение это было продиктовано скромностью и верностью священным в её представлении семейным узам. В колебании она даже стала снимать с себя обувь, как перед её взором вновь проплыл волнующий образ, а маленькие ушки так и защекотало от воспоминания его хрипловатого голоса. Это пересилило все доводы в помутневшем сознании, и она решительным шагом вышла из дома. Всё-таки, чтобы успокоить совесть, Мальвина про себя решила про, что это будет дружеская встреча и только, чтобы показать окрестности, то есть выполнить обещание, данное ею вчера за обедом Жуану Педру. Здесь нет ничего дурного, решила она, успокоившись при этой мысли. Однако для кого-то к сожалению, а для кого-то к счастью, но в этой жизни редко кому удаётся устоять перед силой чувств. Мало кто может этим похвастаться. Неискушённая Мальвина старалась всеми силами стать исключением из этого правила.

Утром в ресторане отеля «Jangadeiro» бывало мало посетителей. Ресторан примыкал к основному холлу отеля. Сквозь застеклённые стены можно было увидеть находящихся людей. Кто-то заполнял анкеты у стойки администратора, кто-то заходил либо выходил из вращающихся стеклянных дверей с багажом на руках, кто-то говорил по телефону, а носильщики в униформах едва успевали тащить за собой тяжеленые баулы прибывающих сюда гостей. В отличие от холла в ресторане было тихо, и посетителей можно было пересчитать по пальцам.

Один из них, выделяясь крепким торсом и жестами привыкшего повелевать господина, сидел за крайним пустым столиком, допивая свой чёрный кофе без сахара. Он был подчёркнуто элегантен, безупречно одет и старался не выдавать своего нетерпеливого ожидания. Чувствовалось, что он с нетерпением кого-то ждёт, то и глядя на швейцарские часы марки «Swatch», красиво смотрящихся на загорелой руке. Наконец, он, улыбаясь, чинно встал из-за столика и зашагал в сторону открытых дверей, потому что там показалась Мальвина.

В голубом платье с декольте, чуть выше колен, с бежевой накидкой на плечах, с финиковыми волосами, аккуратно уложенными ярко-голубым ободком, на туфлях-шпильках, вся нарядная, она смотрелась сейчас просто изумительно. Ослепительная улыбка, взгляд исподлобья делали её настоящей красавицей.

Они великолепно провели весь день, наслаждаясь взаимным обществом. Ведь человеческое счастье так уязвимо. Несмотря на пасмурную и дождливую погоду, эта красивая пара сполна успела вкусить прелесть от взаимного общения, и получила возможность ещё поближе узнать друг друга. Неподдельное счастье читалось на их довольных сияющих лицах, особенно у Мальвины.

Таким образом, встреча, произошедшая в понедельник 12 мая 1969 года на берегу Атлантического океана близ города Ресифи, начавшаяся знакомством, постепенно перерастала в любовь. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Скорее, влюбилась Мальвина. Хотя и Жуан Педру тоже испытывал к ней чувство, которое он для себя охарактеризовал как просто влюблённость. Однако Мальвина, несмотря на чувства, грозящие в очень скором времени перерасти из симпатии в эмпатию, всё же не давала Жуана Педру лишнего повода для более настойчивых ухаживаний. Хотя и тот тактично, но недвусмысленно намекал ей об этом в ходе всей встречи. А погода, словно сговорившись, начала смягчаться, ливень прекратился, а облака стали плыть обратно в сторону океана. Будто природа давала им шанс побыть наедине, сполна ощутить всю романтику и непередаваемый вкус первых свиданий влюблённых.

Позавтракав, молодые люди в течение нескольких часов совершают пешую прогулку по городу, где Мальвина, с увлечением войдя в роль гида, знакомит своего спутника с местными достопримечательностей. Ресифи и вправду заслужил своё название «бразильской Венеции». Мосты, каналы, старинные здания придавали ему особое очарование, ту неповторимую ауру, которую можно ощутить только в оригинальной Венеции. Красивые постройки колониальной архитектуры, прекрасно сохранившиеся за века, в том числе и церковь Сан-Педру-душ-Клеригаш, построенная в стиле барокко, Золотая Капелла, монастырь Сан-Франсиску, парк араукарий на речке Капибериби и бульвар на набережной Санту-Антониу в тот день заново в другом свете открылись для Жуана Педру. Фазенды трёхвековой давности с колоннами, верандами, широкими лестницами и внутренними двориками – патиу, не могли не вызвать интереса.

Начитанная, очень любившая и прекрасно знавшая каждый уголок родного города, Мальвина с увлечением рассказывала Жуану Педру обо всём интересном, что они видели по пути. Она так красиво преподносила всё увиденное, что он невольно восхищался её эрудицией, её любовью к родному городу. Её глаза сияли, а голос преображался, когда она доходила до очередного пункта их своеобразной экскурсии по городу. Её любимому городу, где она знала каждую улочку. А ему было интересно слушать её весьма занимательное повествование, похожий на пение канарейки голос. Мальвина была горда, что может показать приезжему из Рио свой город. Удивить его тем, чего он ещё не видел.

Приезжий же всё это время, несмотря на довольно-таки вялое сопротивление, уверенно держал её руку. А когда они оба сели передохнуть и поесть мороженого в кафе напротив театра Санта-Исабел, Мальвина в пылу разговора уронила себе на руку кусок мороженого. Ловко воспользовавшись моментом, Жуан Педру поднёс руку к себе, и одним духом проглотив упавший кусок, поцеловал, смутив её. Однако она была так им очарована, что любой его взгляд, любое его слово, каждое прикосновение окрыляли её, возвышая на пик блаженства. Порой ей чудилось, что всё это сейчас происходит во сне, и она пугалась от одной лишь мысли, что её сладкий волшебный сон в любой миг может превратиться в явь. Иногда она даже незаметно щипала себя в бок, дабы удостовериться в реальности происходящего. Впервые со дня замужества, Мальвина так хорошо чувствовала себя, забыла обо всём на свете, и даже о моральном долге, о своих супружеских обязанностях. Пожалуй, никогда ещё в своей жизни Мальвина не была так счастлива, как сейчас.

Когда день начинает клониться к закату, солнце постепенно опускается за морем кофейных плантаций на западе, Жуан Педру настойчиво просит Мальвину в последний раз показать уже проданную фазенду, с которым у него были связаны счастливые воспоминания детства. По возвращении он довольный, чуть усталый от долгой, но приятной прогулки, неожиданно останавливается на грунтовой дороге возле кофейной плантации, и начинает с упоением вдыхать терпкий, запоминающийся аромат листьев любимого напитка.

Кофе для бразильца – это как чай для азербайджанца. Невозможно представить жизнь бразильца без этого напитка, по праву заслужившего звание национального. Он входит в повсеместный рацион бразильской кухни, став её неотъемлемой частью. Притом настолько, что даже слово завтрак в переводе с бразильского варианта португальского языка означает – утренний кофе (café da manhã). Неслучайно, что в окрестностях города простирались большие кофейные плантации, застилающие горизонт.

Буро-красная почва под ногами поднимала лёгкую пыль, оседавшую на листьях кофе и одеждах влюблённых. Огненные лучи осеннего заката красными зайчиками играючи отражались на листьях. Вокруг всё было наполнено гармонией, и плантация нынче казалась блаженным уголком на краю света. Жуан Педру ныне испытывал ни на что не похожее чувство удовлетворения, упоения природой и счастьем от видения всего этого. И на один миг ему даже показалось, что он достиг вершины желаемого, и ему сильно захотелось остаться прямо здесь, навсегда, рядом с Мальвиной. Такого с ним ещё никогда не бывало.

До этого момента он десятки раз проходил мимо этой плантации, и как ни странно, ни разу не замечал этого благоухающего аромата. Теперь же он бесконечно удивлялся тому, как он не мог раньше созерцать всё великолепие этого вроде бы простого, но на редкость умиротворяющего душу пейзажа. В эту минуту всё его существо было переполнено огромной любовью ко всему живому на свете. Его душу обуревала нежность, а тело охватила никогда доселе невиданная страсть. Набычив голову, сузив глаза, он тяжело, порывисто задышал. Неожиданно, он резко обернулся к молча стоявшей рядом Мальвине, и обняв её, жадно впился в её алые губы страстным поцелуем. В эти губы, в этот прекрасный плод, который он так страстно желал все эти два дня. Даже не пытаясь как-то отстраниться, она тоже с робостью слегка обняла его, и несколько бесконечно долгих секунд они простояли вот так, тесно прижавшись, друг к другу. Двойные слои одежды на каждом из них не мешали чувствовать гулкие биения их сердец. Кругом весело щебетали птицы, откуда-то издали доносился заливистый собачий лай, и от мощного дыхания самой природы, словно вздымалась земля у них под ногами. Когда они разжали объятия, Жуан Педру тихо признался Мальвине в любви, и заметил слезинку на длинной реснице красавицы. Счастье, безбрежное счастье озарило лицо Мальвины, и она ещё долго не спускала своих прекрасных глаз с молодого человека. Ей снова показалось, что он её избранник навеки, что она ждала его все эти годы, что давно уже знала, слышала этот неповторимый голос, видела это лицо, этот незабываемый облик. Она нашла своего рыцаря, и жизнь для неё обрела совсем иной смысл. Будто в этот миг она заново родилась на свет божий. В этот миг Мальвина начисто забыла о своём замужестве, о материнстве, и хотела, чтобы время сейчас остановилось. В это мгновение Мальвина чувствовала себя вне земной цивилизации, вне своей телесной оболочки. Оба не могли опомниться от поцелуя, и, прощаясь, обещали друг другу встретиться. Вернее, обещал только Жуан Педру.

Однако, несмотря на одержанную здесь амурную победу, в Рио Жуан Педру вёл приятное знакомство с парой хорошеньких девушек, в их числе с смазливой секретаршей отца – Жулией, которые не заставляя себя долго упрашивать, и не особо мучали отказами молодого сеньора. Да и вообще, в плане знакомств с женщинами у него не было никаких комплексов и никогда не возникало особых проблем. Брак, к которому он относился скорее, как к необходимой, но неприятной стороне своей жизни, нежели, как к серьёзной, ответственной миссии, как было выше сказано, не был для него какой-то непреодолимой помехой, дабы заводить связи на стороне. Благо, в Бразилии хватает красивых и одиноких или же просто охочих до любовных приключений, страстных женщин. И поэтому спустя несколько дней он уже всё меньше и меньше думал о Мальвине. Через некоторое время он вообще о ней забыл.

Но судьбы человеческие свершаются не сразу и не вдруг, и никому из нас не ведомо, какому из множества его случайных поступков суждено в грядущем дать ростки, почки, ветви. Никому и в голову не могло прийти, что нежному поцелую, которым обменялись влюблённые возле кофейной плантации, суждено будет в один прекрасный день через много и много лет прославить их имена на весь свет, а их самих сделать самыми несчастными людьми на этом свете.

Глава III

Звёздное небо тёмным покрывалом окутало иллюминатор самолёта, летящего ночным рейсом из Ресифи в Рио-де-Жанейро. На толстом стекле иллюминатора отражался мутный отсвет от лица одного из пассажиров, развалившегося в удобном кресле, но так и не сумевшего уснуть посреди ночи. Лететь было ещё целых два часа. А сидящий, вернее, спящий в соседнем кресле около него тучный пассажир, католический священник высокого ранга, судя по чёрной сутане и красной мантии, своим храпом окончательно развеял последний шанс хотя бы вздремнуть. Но Жуан Педру не огорчался, так как привык переносить бессонницу.

Храпевший, как церковный орган сосед своим внешним видом чем-то напомнил ему друга из детства, тоже священнослужителя, некоего Лукаша Галвау. Такой же рост, такие же светлые и кудрявые волосы, белая кожа, круглое лицо, и такая же манера храпеть. Они уже много лет не виделись, с тех пор, как Лукаш, окончив духовную семинарию, переехал из Рио. Он вспомнил Лукаша и ещё раз Мальвину, даже не подозревая какую роль оба сыграют в его жизни.

Самолёт, прилетевший из Ресифи, удачно приземлился рано утром в Рио в аэропорту внутренних авиалиний «Сантус Дюмонт». Стойка для пассажиров в зале ожидания была переполнена народом. В толпе, среди встречающих пассажиров людей, стоял крепкий парень маленького роста с курчавыми чёрными волосами, со смуглым почти коричневатым лицом. Его маленькие и узковатые глаза пристально всматривались в тесный ряд прибывающих в зал пассажиров, напряжённо ища кого-то одного из них. Это был Виктор Мейра – водитель семьи да Силва, уже четвёртый год работавший в их доме, и живший в специально отведённом ему комнате для прислуги. Виктор уже целый час ждал Жуана Педру, чтобы отвезти его не домой, как обычно, а в офис к отцу. Он был привычно одет в чёрное. Короткие руки судорожно дёргались в карманах кожаной куртки. По выражению недалёкого лица было заметно, что он доволен работой.

Внезапно Виктор вздрогнул, будто от удара током, почувствовав на плече чью-то тяжеленую руку. Жуан Педру, несмотря на ночной перелёт выглядел бодрым. После короткого приветствия, он, слегка улыбнувшись, обратился к всё ещё перепуганному бледному шофёру:

– Как всегда зеваешь, Виктор. Нельзя так, ведь ты ещё и мой телохранитель, – пошутил он, ибо импровизированный телохранитель был, как минимум вдвое меньше ростом и габаритами своего босса. – Как ты?

– Всё хорошо, сеньор да Силва. А вы как долетели? Как себя чувствуете?

– Не жалуюсь. Просто не смог прилично отоспаться в самолёте.

– Наверное, в самолётах неудобно спать, – рассудительно предположил он.

Они с багажами в руках прошли через зал ожидания, вышли на автостоянку, где уселись в белый «Мерседес-300», принадлежавшей отцу Жуана Педру. Причём, Жуан Педру сел не на заднее сиденье, как, обычно полагалось патрону, а устроился рядом с водителем. Он избегал лишних помпезностей и был лишён тщеславия. Жизнь в Соединённых Штатах, где в силу господства протестантской этики, условностям вроде субординации между начальством и подчинёнными не придаётся такого значения, как в странах католического мира, и где отношение к человеку строится вне зависимости от его социального происхождения, научила его всегда быть корректными с подчинёнными. Ценить их, прежде всего за добросовестное отношение к труду и стремление к саморазвитию. В его представлении любой индивид, независимо от статуса может достичь высот в жизни, благодаря силе воли, труду и стремлению совершенствоваться.

Хотя реалии тогдашней (отчасти нынешней) Бразилии, исключавшие равные возможности для граждан, а также ощутимое различие в статусе между белым и цветным населением препятствовали этому. Невозможно было войти в сливки общества, игнорируя эти неписаные правила.

Через несколько секунд машина рванула с места, выехала на широкую трассу, ведущую прямо в центр города. В дороге они сразу разговорились. Обычно немногословный Жуан Педру теперь оживлённо беседовал с шофёром. Вернее, расспрашивал его. Виктор был типичным деревенским трудягой, болтливым и недалёким. Но он отличался дисциплиной и преданностью, качествами ценными для представителя служащего персонала. Он точно выполнял свою работу, чем и вызвал к себе уважение членов семьи да Силва, в том числе и Жуана Педру.

– А здесь не так пасмурно и влажно, как на севере. Ты, кажется, тоже родом из Ресифи. Не так ли, Виктор? – поинтересовался он.

– Нет сеньор, я из Сеары, маленького посёлка близ Форталезы. Но работал некоторое время в Ресифи, до того, как переехал сюда и устроился к вам, благодаря тёте Аражарир и, конечно же, дону Жуану Антониу.

– Кстати, как здоровье домашних, Виктор? Какие новости из дома?

– Все в добром здравии, слава Богу. Дон Жуан Антониу, как всегда, много работает и редко бывает дома. Сеньоры Жоаким и Оливия с детьми уехали на два дня в Кампус. Сеньорита Мануэла превосходно себя чувствует и продолжает встречаться с сеньором Рикарду, а сеньор Жозе усердно готовится к экзаменам. Весь день только и делает, что читает и готовит уроки. Все в семье надеются, что он успешно сдаст их и поступит в университет, дай и то Бог!

– Молодец Жозе! Ему надо и дальше прогрессировать. Скажи-ка мне, пожалуйста, Виктор. Почему вдруг ни с того ни с сего отец зовёт меня из аэропорта прямо на работу? С чего вдруг такая спешка, а? Ведь я не успел даже с дальней дороги прийти домой, встретиться с семьёй, да и вообще, привести себя в порядок.

– Право я ничего не знаю, сеньор. Наверное, из-за каких-то неотложных дел, – чуть замявшись, ответил шофёр. Заметивший это Жуан Педру, подозрительно косясь, спросил:

– Ты явно чего-то недоговариваешь, Виктор. Я хорошо знаю отца. Он никогда не станет просто так срочно звать меня прямо с дороги на работу. Скажи мне, в чём дело? И не пытайся обмануть меня, ведь я же знаю, что ты всегда бываешь в курсе домашних дел. Что случилось?

– Я действительно честно вам говорю, – с плохо скрываемым смущением начал бормотать водитель. Любитель поболтать, Виктор, теперь словно проглотил язык. Сейчас он буквально с трудом выдавливал из себя слова, как старая больная кляча, изрыгающая из себя лишний овёс, чтобы не подавиться ненароком, – Я на самом деле ничего не знаю. Просто дон Жуан Антониу вчера приказал мне передать вам, чтобы вы…

– Не увиливай от ответа Витиниу, – жёстко перебив, начал нажимать на него Жуан Педру. – Я-то прекрасно знаю, что ты всё знаешь, и это братьям и сестре ты можешь вешать на уши лапшу, а мне никогда. Давай Виктор, быстро говори, в чём дело? Что случилось с папой? Да и что, вообще, тут происходит, чёрт возьми?! – начал терять он терпение.

Сеньор да Силва посмотрел на побледневшего шофёра. И от пристального взгляда серых немигающих глаз у несчастного Виктора волной побежали мурашки по коже, а на лбу стал выступать холодный пот. Простодушный Виктор не умел лгать и, в конце концов, сдался нажиму. Глубоко вздохнув, он начал:

– Умоляю вас, сеньор, только, пожалуйста, никому ни единого слова, очень прошу вас, никому, – взмолился шофёр, – Дон Жуан Антониу настойчиво просил меня пока не говорить вам ничего, и я сам не знаю, зачем он так сказал. Вчера вечером, когда я отвозил его с работы домой, он был какой-то невесёлый, можно сказать, даже печальный, и почти всю дорогу угрюмо молчал. Думал о чём-то. Затем уже, когда мы стали подъезжать к вашему дому, он вдруг приказал мне завтра утром отвезти его к дону Леонсиу, а потом сразу поехать в аэропорт, встретить вас там. После этого привести вас к нему на работу, потому что по его словам, у него будет разговор с вами. Разговор это срочный, не терпящий отлагательств, как он мне сам сказал. Сеньор да Силва будет там вместе с доктором через час, и там же их сейчас ожидает сеньор адвокат.

– Терпеть не могу этого жирного адвоката, – нахмурился Жуан Педру, – У отца, что проблемы со здоровьем? Не вздумай скрыть от меня, Виктор!

– Подозреваем, что да сеньор. Вот уже несколько дней после обследования в клинике у сеньора Санпайо, он всё время ходит без настроения. Я пока ещё точно не знаю, но, кажется, он очень болен, и врачи ему поставили нехороший диагноз. Об этом пока никто из членов семьи не знает, кроме вас, сеньор. А ведь дон Жуан Антониу выглядит таким цветущим, дай и то Бог ему крепкого здоровья и долгих и долгих лет жизни.

– Странно, что же он хочет мне сказать, в какую тайну посвятить, чего не должны услышать Жоаким с Мануэлой, а услышат его давние друзья, этот адвокат и доктор. Не нравится мне всё это, Виктор.

– Я тоже не всё понимаю. Как-то странно всё это. Только ещё раз очень прошу, умоляю вас сеньор, никому ни слова, а то меня выгонят с работы, пожалуйста!