Dedicamos memoria ao meu pai falecido

«Мы живём в мире, где похороны важнее покойника,

где свадьба важнее любви, где внешность важнее ума.

Мы живём в культуре упаковки, презирающей cодержимое…»

Эдуардо Галеано

Глава I

На берегу океана было удивительно спокойно. Бирюзовые, несмотря на пасмурную погоду, волны мерно накатывали на песчаные берега, пустынные в это время года. Шум волн успокаивал душу, но в то же время созерцание необъятной стихии восхищало воображение. Могучий океан не был подвластен времени, и жил особым измерением. Океан был выше суеты земной.

Так, наверное, думал невысокий молодой человек лет двадцати пяти с загорелой кожей и крепким телосложением. Его большие, отливавшие под густыми бровями кремнистым блеском, серые глаза подобно зеркалу отражали в себе бегущие волны. Свежий ветерок слегка трепал волнистые тёмно-каштановые волосы, а вытянутый подбородок, характерный у людей несгибаемой воли, резко выделялся на симпатичном лице с правильными чертами. Голова его была наклонена чуть вперёд, и этой стойкой он напоминал быка, готового в любой момент боднуть. Со стороны могло показаться, что этот сеньор расслабленно любуется красотой безбрежной глади, вдыхая солоноватый аромат. На самом деле он терпеливо, совсем не глядя на часы, ожидал кого-то. Было видно, что это ожидание вовсе не томит его, а напротив, даёт возможность подольше оставаться наедине с природой и собственными мыслями.

Туман начал рассеиваться, когда из-за холма показался, едущий в сторону берега чёрный автомобиль. Заметивший это незнакомец сразу же обернулся, но не зашагал в сторону подъезжавшей машины, а неподвижно остался ждать на месте. Его силуэт, одетый в куртку и светлые брюки, сливался с фоном окружающей местности, от холодного взгляда немигающих глаз веяло властностью. Машина остановилась рядом с ним. Кряхтя, вышел водитель, полноватый мужчина лет пятидесяти, низкого роста с лысой головой, с очками в роговой оправе. Костюм плотно облегал дородную фигуру. Выйдя, он зашагал в сторону незнакомца.

– А так вы здесь? Нам так и сказали, когда мы позвонили в отель.

– По утрам я обычно совершаю пробежку или прогуливаюсь по берегу.

– Да это полезно, – рассудительно предположил водитель.

– Вы, кажется, приехали на встречу вместо адвоката Маурисиу, сеньор?

– Извините нас, пожалуйста, сеньор да Силва за опоздание. Дело в том, что адвокат не смог приехать по причине неотложных дел, вместо него прибыл я ваш покорный слуга, чтобы уладить последние детали. Забыл представиться, Жоао Ассунсау, маклер, – закончил он, протягивая незнакомцу пухлую руку.

– Очень приятно, сеньор. Cеньора, наверное, ждёт в машине? – здороваясь, спросил незнакомец. Рука у него была крепкой и жилистой. Он уже успел увидеть незнакомое женское лицо на заднем сиденье. Голос незнакомца был твёрдый, а движения уверенные.

– Да сеньор, – ответил маклер, указывая рукой в сторону машины.

В это время из машины вышла невысокая девушка с тёмно-карими, миндалевидными глазами, с белоснежной кожей, худой, но стройной фигурой. Длинные шелковистые волосы цвета спелых фиников развевались на ветру, а короткий плащ подчёркивал её нежную грацию. Подойдя изящной походкой к онемевшему от её красоты сеньору да Силве, девушка мило, но без тени кокетства улыбнувшись, протянула руку:

– Добрый день сеньор! Вы, наверное, нас заждались? Надеюсь, мы больше не станем вас так беспокоить, – и её прекрасное пухленькое лицо опять расплылось в чудесной улыбке, образуя забавные ямочки на щеках, а слабо накрашенные полноватые губы источали неповторимый аромат. С виду ей можно было дать не больше семнадцати. Хотя по-детски задорный блеск её миндалевидных глаз и милые ямочки на щеках делали её моложе. Однако за непринуждённым тоном, привычкой смущённо оглядывать собеседника, угадывалась редкая скромность, что не ускользнуло от внимательного взора собеседника.

– Добрый день сеньора, – начал он, – Нет. Вы совсем меня не побеспокоили. Я получил возможность подольше подышать морским воздухом, и познакомиться с очаровательной особой. Признаться, это самая приятная сделка из всех, которые я до сих пор заключал, – закончил он. Тут в разговор некстати вмешался маклер:

– Сеньора Казелли на этот раз пожелала лично участвовать на последнем этапе вашей сделки, да и в заключительном договоре должна стоять её подпись. Тем более, что её супруг, заранее предоставил ей доверенность. Поэтому, взяв нужные документы у адвоката, мы…

– Я то полагал, что фамилия сеньоры иная. Не так ли, дона Мальвина? – небрежно перебил маклера сеньор, не спускавший глаз с красавицы.

– Не совсем, сеньор. Казелли – фамилия по мужу, а Алмейда-Валадарис по отцу, то есть девичья, но я её сохранила и после замужества.

– Валадарис? – переспросил он.

– Да. Она происходит от старинного португальского рода графов Валадарис, – мелодичным голосом ответила Мальвина, всё ещё по-детски густо краснея от взгляда и недавнего комплимента собеседника.

– Ещё раз очень рад личному знакомству с вами, сеньора графиня. Однако полагаю, что побережье хоть и романтичное, но не совсем удачное место для такого разговора. Предлагаю продолжить его в подходящем месте.

– Конечно, – согласилась сеньора. Она украдкой любовалась на джентльмена. Было видно, что его манеры, пришлись ей по душе.

– О да, здесь вблизи в километре от посёлка есть уютное кафе с вкусной едой и хорошим вином. По правде, это заведение не совсем для таких солидных сеньоров как вы, но не взыщите, пожалуйста. Ибо, это лучшее в наших Богом забытых краях место. Там вы сможете отдохнуть и спокойно поговорить сеньоры, – с радостью поддержал их Жоао. По всей видимости, он сам куда-то торопился.

– Тогда поедем сеньоры, – предложил сеньор да Силва, любезно открывая заднюю дверцу машины для дамы, – Вы тоже отобедаете с нами?

– К сожалению, вынужден буду вас покинуть господа. Я только довезу вас до кафе, и заеду за вами часа через два, если вы не возражаете, разумеется. Срочные дела требуют моего присутствия в городе. Вы не будете против?

– Нисколько дон Ассунсау, – ответил за себя и даму молодой человек. По улыбке чувствовалось, что он рад такому повороту дела. Ведь он проведёт как минимум полтора часа наедине с красивой женщиной, пусть и замужней. Что, впрочем, не слишком его волновало.

Автомобиль тронулся с места и выехал на трассу, ведущую в сторону посёлка Олинда к северу от Ресифи. Дороги в это время года были пусты. Через пару минут машина затормозила у входа внешне сирого заведения на берегу.

Кафе «Onda»¹ оказался хоть и небольшим, но вполне уютным местом со спокойной обстановкой. Помимо залы с барной стойкой, наполнявшим вечерами местный люд, в примыкавшей к саду задней части располагалась пара кабинетов с плетёнными из тростника круглыми столиками. Были там даже гамаки. Видимо, эти кабинеты предназначались для уединённого отдыха местных богатеев вроде хозяев рыболовных шхун или гостей. Неудобства заведения компенсировались обильной вкусной едой и по-деревенски добротным обслуживанием. К тому же кафе славилось превосходными блюдами – рыбным супом касау, гарниром из зелени, морепродуктов лапаш и, конечно, фейжоада, являющегося своего рода визитной карточкой бразильской кухни. А также знаменитым на весь мир сухим вином «Мадейра», отлично выдержанным в погребе.

В одном из кабинетов, выходящим окном прямо в сердце пальмового сада, оживлённо беседовали между собой молодые мужчина и женщина. Так как, в это время дня посетителей почти не было, весёлые голоса гостей разносились по кафе, доходя до барной стойки, где хозяин-негр доставал из погреба бутылку «Мадейры». Тем временем, из кабинета слышались голоса и женский смех.

– А вы очень забавный человек, сеньор да Силва. У вас, наверное, в запасе целый арсенал подобных анекдотов, – смеясь, говорила женщина.

– Прошу вас, зовите меня по имени, пожалуйста, – Жуан Педру, – попросил мужчина, – а анекдоты, это наследство моей прошлой жизни.

– Глядя на вас видно, что вы бывший военный и даже офицер, – улыбаясь, заметила женщина, – Подтянутая внешность, чеканный шаг. Позвольте спросить, почему вы ушли из армии? Ведь сейчас быть офицером на службе перспективно.

Они могли позволить себе так беззаботно и весело проводить время. Полчаса назад между ними был окончательно подписан договор о купле-продаже фазенды, а последние детали были улажены лично сторонами без участия посредников. Договор, который обе стороны подготавливали неделю, и переговоры на тему которого длились месяц. Именно ради этого контракта молодой предприниматель из Рио-де-Жанейро, сеньор Жуан Педру да Силва уже несколько дней гостил в отеле «Jangadeiro» в Ресифи. Дело в том, что его отец, президент компании по производству натуральных соков «Силва», сеньор Жуан Антониу да Силва, нуждаясь в дополнительных средствах для расширения производства и оплаты старых долгов, принял решение продать родовую фазенду богатым соседям. Она давно была заброшенной, представляла для хозяев ностальгическую ценность. Но первоначальная цену раздули посредники. Продавать становилось труднее, а цены на землю в этой части страны снижались.

И для ускорения продажи Жуан Антониу посылает в Ресифи среднего сына и, одновременно, юриста компании, зная его умение находить выход из сложных ситуаций. Но первые дни пребывания здесь для Жуана Педру были омрачены неудачей по причине отсутствия покупателей. Сезон для купли-продажи был неподходящий. Нестабильная ситуация в том регионе отталкивала покупателей. Но не в его характере было легко сдаваться.

Наконец, удача улыбается ему, и неделю назад он лично знакомится с долговязым Маурисиу Монтелли, адвокатом, представляющим интересы крупного бизнесмена из Сан-Паулу, Алвару Казелли, который согласился купить, заросшую бурьяном и колючками фазенду да Силва. Покупал он её по капризу своей молодой жены, уроженки этих мест. Но так как сам Алвару отсутствовал в это время в стране, дела с его нотариального согласия вели супруга – Мальвина, Маурисиу и маклер.

После напряжённых переговоров между Жуаном Педру и доном Маурисиу, неоднократных замеров фазенды, получения нужных документов, и обязательной в этих делах бюрократической волокиты обе стороны, приходят к консенсусу, начиная подготавливать контракт. В ходе всего процесса, Мальвина ни разу не появилась, действуя через адвоката. Лишь в силу стечения обстоятельств в недавней встрече, она впервые непосредственно познакомилась с продавцом.

А Жуан Педру тем временем, смог не только выгодно продать старое имение за приемлемую сумму, обеспечив отца необходимыми средствами, но и положить себе в карман немалые комиссионные. Посему, сейчас он мог оставаться вполне довольным. Кроме того, он успел познакомиться с невероятно красивой и интеллигентной женщиной, которая, наверное, тоже осталась неравнодушной к нему, если судить по её сияющим глазам, неподдельно игривому тону. Таким образом, успешно завершив сделку, и подписав договор, Жуан Педру и Мальвина с чистой совестью беседовали в ожидании обеда. Причём, в ходе беседы спрашивала в основном она, а он с манерами, присущими опытным сердцеедам, неторопливо отвечал.

– Да, я учился в Военной Академии и проходил стажировку в Северной Америке, – говорил Жуан Педру, – Но именно после хунты 64-го я решил окончательно завязать с военной карьерой. Так как перевороты и власть на штыках не по мне. Не по нутру, то есть. Я ведь по натуре либерал, и не могу одобрить никакую диктатуру, даже если она и во благо страны. К тому же меня всегда тянуло к юриспруденции. И я заочно продолжил образование в Майами, одновременно, помогая отцу в бизнесе. Хотя, наверное, если бы я остался на службе, то сейчас работал бы в Итамарати² или на худой конец служил губернатором где-нибудь в амазонских штатах.

Здесь Жуан Педру, говоря о завершении своей военной карьеры, был не совсем искренен. Отнюдь не возвышенные мотивы двигали им, когда он принял вынужденное решение уйти из армии, вернее, военно-воздушных сил. Ибо, командира эскадрильи ждал трибунал за жестокое обращение с чернокожим солдатом, повлекшее смерть последнего. Тогда с помощью связей отца и суммы, переданной семье сержанта, дело удалось замять. Жуан Педру уволился из рядов вооружённых сил, уехал на время в США, где получил второе образование. Но поддерживал связь с сослуживцами, которые продолжали принимать за своего. Притом, некоторые офицеры с расистскими взглядами искренне полагали, что с Жуаном Педру обошлись несправедливо из-за какого-то «плешивого нигера», и во всём виноваты офицеры-демократы, губящие страну. Как бы то ни было, но Жуан Педру бережно хранил у себя дома парадный мундир, и даже аккуратно получал пенсию за выслугу лет. Хотя это противоречило закону и здравому смыслу, тем не менее, деньги делали любое невозможное возможным. Однако обо всём этом собеседнице, разумеется, не следовало знать, подумал он.

– Наоборот, это очень правильное и независимое решение. Не каждый в этой стране способен пожертвовать мундиром ради защиты прав и свобод граждан, которых повсеместно попирают эти самые носители мундира. Что скрывать? Вы же прекрасно знаете, что творится в нашей стране после 1964 года… Искренне говорю, вы смелый и благородный человек, сеньор!

– Буду воспринимать ваши слова за комплимент, сеньора, – улыбнулся он, – Но прошу прощения за бестактность, разрешите спросить, а как же сложилась ваша судьба? Где вы родились, где жили, учились и как вышли замуж? Расскажите, пожалуйста. Mне будет интересно послушать вас, дона Мальвина.

В это время в дверь тихо постучали, и в кабинет неслышно вошёл сам хозяин кафе с полным блюд подносом на руках. Ловко воспользовавшись неожиданно наступившей паузой, Жуан Педру осторожно прикоснулся, а затем и взял руку женщины, сжав её своими цепкими пальцами, на что она густо краснея, мягко отстранилась, спрятав руку под стол. Затем, после ухода, любезно улыбающегося хозяина и официанта в одном лице, она как бы нехотя начала отвечать на вопрос собеседника. Улыбка успела сойти с её очаровательного лица, уступив нынче место смущению.

– Я не получала высшего образования и можно сказать, что, вообще, даже не училась в школе, – глубоко вздохнув, начала она. Было явно заметно, что ей как-то нелегко, да и неудобно рассказывать про свою жизнь и быть до конца откровенной. Но будучи человеком чистой наивной души, она после небольшой паузы, всё же решила продолжить рассказ. К тому же она ни разу ни с кем не делилась на эту болезненную для себя тему. Годами она держала всё в себе. И это откровение малознакомому человеку являлось для неё сейчас своего рода отдушиной, – Я родилась в Ресифи, но мой отец был родом из Португалии. Его предки, графы Валадарис много веков преданно служили королям, и наш род считался одним из самых знатных в той стране. Но после свержения монархии семья моего отца лишилась прежних привилегий, заслуженных столетиями, а в роковой год установления фашистской диктатуры была вынуждена переселиться в Бразилию. В предместьях Ресифи они поселились в большом имении, некогда принадлежавшей моей прабабушке. Тут через годы отец вторично женился на моей матери, молодой девушке из скромной семьи местных учителей. И спустя три года родилась я в этой самой фазенде.

Однако женитьба и особенно последовавшее за тем моё рождение ещё более усугубило незавидное финансовое положение отца. Ведь траты увеличивались, а доходы из года в год уменьшались. Проблема состояла в том, что мой отец, да упокой Господь его душу (при этих словах Мальвина набожно перекрестилась), был человеком благородным романтичным, но, к сожалению, непрактичным хозяином. В этом я пошла в него, наверное. Он не мог правильно управлять своей обширной латифундией, и терпел убытки, залезая в долги к ростовщикам. Его безжалостно обманывали все, кому не лень, пользуясь добротой и неуместной щедростью. В то время как соседи преуспевали, мы неуклонно беднели. Поэтому-то он был вынужден распродать за бесценок большую часть латифундии, чтобы погасить хотя бы часть огромных долгов и прокормить свою семью.

Всё это, разумеется, не самым лучшим образом сказалось на семейной атмосфере. На почве всего этого между родителями начались разногласия, часто заканчивающиеся ссорами и побоями с пьяной руки, так как отец в то время почти ежедневно пил. Пил с горя, можно сказать. Хотя, конечно, это – не выход. Причём, их отношения усложнялись ещё и ревностью, ибо значительная разница в возрасте между ними давала о себе знать… И в один прекрасный день, не выдержав всего этого, мать взяв меня с собой, сбежала от мужа. Мы поселились в двухкомнатной квартирке её сестры, моей тёти, школьной учительницы – Алисии Машаду в центре Ресифи близ Старого города. Мне было тогда десять лет. Я быстро привыкла к ней, несмотря на то, что болезненно переживала разлуку с отцом, которого любила больше всего на свете. Тётушка была старой девой, потому тоже скоро привязалась к единственной племяннице. Она относилась ко мне как дочери, больше, нежели родная мать. А через год отец скончался в одиночестве, и я даже не смогла присутствовать на его похоронах. Никогда себе этого не прощу! Тем временем, мать не теряла времени зря. Вскоре она вторично вышла замуж за какого-то пожилого толстосума, переехав к нему. Меня же, дабы не стать обузой для счастливой пары, оставили на попечение тётушки. Матушка всегда думала только о себе, и была эгоисткой. Тётя её противоположность. Она-то и заменила мне и мать, и школу. Ведь мама после замужества меня почти не навещала. Именно у тётушки я и получила домашнее образование.

В эти годы я полюбила чтение. Книги стали моими самыми преданными друзьями, которым я могла излить душу, как вам сейчас. Они успокаивали меня, уводили далеко-далеко от серой реальности в царство красивых фантазий. Поныне я всё ещё провожу часы за книгой, и никогда не засыпаю, не прочитав.

Конечно, литература – вещь прекрасная, но она не способна заменить настоящих друзей, живых людей во плоти и крови. Не так ли?

– Верно и в реальной жизни у меня тоже есть две близкие подруги. Одна из них сейчас живёт рядом со мной в Сан-Паулу, в доме мужа. Это моя няня Сильвия, которая знает меня ещё с пелёнок. Она переехала к нам после смерти отца. Другая, Палома Шименес, смелая с мальчишеским нравом. Мы с ней в юности часто ходили в кино, а нашим любимым местом отдыха был парк араукарий у реки Капибериби, где и она меня познакомила со своим будущим мужем. Мне было тогда шестнадцать, и я подрабатывала в библиотеке. Однажды в жаркий февральский вечер, Палома познакомила меня с кузеном, который пригласил нас в дорогой ресторан, расположенный прямо в середине этого парка. Там уже за столиком нас поджидал его друг и компаньон, предприниматель из Сан-Паулу – Алвару Казелли, мой будущий супруг. Который оказался вдвое старше меня.

Он, как в романе, сразу же влюбился в меня, едва увидев, и два месяца всячески добивался моей взаимности. Чего только он не делал для этого: завалил редкими цветами, забрасывал письмами, преподносил дорогие подарки, а слова, мольбы, признания, клятвы. Но я отказывала, и всё время убегала от него. Честно говоря, он не был для меня принцем из сказки. Я не чувствовала к нему ровно ничего, кроме уважения к его чувствам. Но Алвару, потомок бедных итальянских иммигрантов, был очень упорным, а ещё больше несказанно богатым человеком. Поэтому, когда он попросил моей руки у старой тёти, именно это обстоятельство оказалось решающим доводом в её решении. И она, недолго раздумывая, ответила за меня «да». Так, я вышла замуж за сеньора Казелли, поклявшись ему у алтаря перед Господом в верности до гробовой доски… В приданое же мужу я принесла лишь ненужный титул. Хотя, признаться, он страшно горд этим обстоятельством. Не понимаю только почему. Только спеси и пустого тщеславия ради. Ведь это анахронизм, артефакт из лавки древностей, – иронически усмехнулась она.