Нет, обычный завистливый прыщавый закомплексованный подросток не стал бы кидать булыжник в окно охраняемого особняка. Это огромный риск. Тот, кто это сделал был настроен решительно и это пугало.

Он положил свёрток в карман узких штанов и осмотрелся по сторонам, боясь что кто-то заметит странное письмо.

Послышались шаги, доносящиеся от лестницы. Закрывая уши, пытаясь спастись от мерзкой сигнализации, к разбитому окну прибежала мама – Надин. Шикарная блондинка, совершенно не выглядящая на 39 прописанные в паспорте. Стоило выйти ей в гламурный бар, доверху забитый молодыми и тощими двадцатилетними стервами, как она забирала на себя всё внимание. Яркие, густые локоны струящиеся по спине. Прокачанная фигура натренированная каждодневными занятиями в личном спортзале; хозяйка не привыкла скрывать её и надевала откровеннейшие платья. Всё это, как вишенка на вкуснейшем малиновом молочном коктейле завершала пышная силиконовая грудь. Не рассказать вам про неё нельзя, хоть и обсуждать сиськи своей тёти это, скорее всего, не очень круто (они правда сильно торчали).

Кожу перетягивали многочисленные инъекции. Казалось, она всегда всем довольна. Лицо гладкое как у младенца.

– Вот с-у-у-учка – с ненавистью шептали двадцатилетки, видя как всем вниманием мужского пола завладевает женщина старшая их на пару десятков лет.

Но Надин непоколебима. Всем амбициозным банкирам с дачами на Кейп-Коде и виллами у дома Гетсби, всем айтишникам рубящим сотни тысяч долларов каждый день на работе в «Майкрософт», всем нахалам, успевшим закупиться биткоинами в две тысячи девятом – строгое нет. Все её старания исключительно для мужа, ждавшего её дома. И какие бы молодые, богатые и красивые не теряли в её красоте своё сердце, она знала, что навсегда будет принадлежать лишь ему.

Мастерство обаятельно стрелять глазками, метко попадая во внутрь мужского желания выработалось лишь с годами. Если бы вы взглянули на старую пыльную фотографию из богом забытого студенческого альбома, хранящегося за прочным замком и открывшегося лишь один раз для моей мамы, наверняка бы не распознали точёную красоту в простой студентке, заплетавшей сзади густой конский хвост и искренними глазами смотревшей в камеру.

Она стала такой с годами. Сама себя создала по кирпичику, выстроив идеальную пропорцию – фигура:женственность. За каждодневной работой совсем не видно не самые роскошные и идеальные черты лица, которыми Надин наградила мать природа.

– О Боже мой, что тут случилось? – спросила Надин, быстро осмотрев деревянный пол усыпанный мелкими осколками.

– Кто-то закинул камень нам в окно – дрожащим тоном отметил Андрей. Услышав его, Надин сразу же поняла – сын не на шутку напуган. Она знала повадки Андрея, иногда ведущего себя как тяжёлый организм, разобраться в котором сложнее чем выучить венгерский.

– Наверняка местное хулиганьё, всё время ходящее в уродливых тёмных костюмах – пожала она плечами, искоса поглядывая на сына и пытаясь понять: что его так сильно напугало? – Андрюша, ты хоть не пострадал?

– Со мной всё в порядке, мам.

– Да уж, а я ещё давно говорила Арсению – этот старикан не подходит нам на место охранника! Пора усиливать безопасность дома. Ещё один камень в наше окно и разваливающейся пенсионер вылетит отсюда со скоростью колибри.

Словно фантом, над матерью и сыном нависла горничная, молча вслушиваясь в предположения. Родившаяся в китайском Тайбэе, она рушила все стереотипы характерные для китайцев. Умная и хитрая как чистокровная европейская стерва, как интриганка с королевского двора. Могла подслушать любой разговор богатейшей семьи города и купалась в их скандалах как в прохладном Тайваньском озере. Узкими глазами она внимательно всматривалась в жизнь каждого члена семьи, умея незаметно подбирать факты о бизнесе и деньгах.

Такие как она, обычно, не работают в сфере обслуги. Такие как она сами собирают вокруг себя прислугу и умело ею распоряжаются.

Наклонившись она взяла стекло в руки и сжала осколок в маленькой ладошке.

– Я видела-а-а тако-э в дэ-э-э-тективах – протягивая гласные вмешалась она. Уровень её речи, для родившийся в азиатской стране женщины, весьма неплох, хоть и содержит режущий слух китайский акцент – Обычно та-а-ам к ка-а-амням привя-я-язывают записки с угрозами.

Андрей мимолётом взглянул в узкие глаза чересчур много знающей горничной, сжавшей ладонь в кулак. «Может быть ты з-а-а-аткнёштся?» – про себя кинул он. Карман с загадочным письмом загорелся огнём.

Надин ничего не ответила, смотря на размышляющую горничную.

– Настора-а-вживает то – отметила она – Что тому, кто это сделал-ь потребовалось бы перелезть через высоче-е-е-еный забор, чтобы закинуть камень. Кто-то я-я-я-явно настроен решительно. Я-я-я не думаю что это хулиганы – «Оставь свои гипотезы при себе» – фырча думал Андрей. Он никогда не отказывал себе в высокомерном общении с обслугой, кружащей вокруг него как мотыльки. Хамство в их адрес как-то услышал отец и заткнул рот сыну на долгое время. С тех пор хамское общение всплывает лишь в мыслях Андрея – Я-я-я думаю вы можете посмотреть кто это сделал по каме-е-ерам – уборщица выглянула через большую дырку в окне и взглянула на мигавший в дворе красный фонарик. Видеокамеры на территории поместья стояли на каждых четырёх квадратных метрах.

– У меня совсем на это нет времени – бросила Надин, сощурившись от вида ладони китаянки, до сих пор не прекращавшей сжимать острый осколок. Возможно боль её фетиш – А вот тебе, Андрюша, не помешало бы посмотреть.

– Хорошо, мам – опустив глаза в пол согласился он. «А вот и последний звоночек» – подумала Надин, взглянув на поникший взгляд сына. Он никогда не пялил вниз. Тут твориться что-то неладное. Он о чём-то умалчивает.

Записка так и осталась лежать в кармане штанов, смявшись и слегка порвавшись сбоку. Выбежав из дому, он достал свёрток и взглянул на него ещё раз: «Леди V”.

– Леди V – шёпотом проговорил Андрей, просматривая напечатанные словечки мирно стоявшие в аккуратном ряду.

Автобус заполненный людьми жутко трясся и не давал просмотреть ленту Инстаграмма.

Шины общественного транспорта не оставляли без внимания ни один камешек на мостовой, по которой набрав скорость ехал жёлтый бус.

Меня сдавили со всех сторон местные, предчувствовавшие атмосферу настоящего праздника. Неловкая женщина наступила каблуком мне на кед, оставив на белых шнурках тёмный след.

Из её уст даже и не вышло неловкого «Извините». Она растеряно смотрела по сторонам на окруживших её пассажиров.

Единственный рейсовый маршрут города переполнен – все спешили попасть в центр города на автобусе отправлявшимся именно в 18:30. Ведь ходил он каждые пол часа, а приехать на час раньше или в аккурат на начало никому не хотелось.

Никогда не любил общественный транспорт. В мой нос всегда доносятся ароматы каждого человеческого тела, стоящего рядом.

Устойчивый перегар. Усатый мужчина, не замолкая тараторивший со своим другом сзади, явно перебрал отмечая важную городскую дату.

Крепкий запах кофе. Девчонка, пытавшись читать электронную книгу на смартфоне выглядела уставшей, будто перепив кофеина она садится читать каждую ночь.

Запах чеснока. Противный запах чеснока доносился от человека, чьё лицо я не мог рассмотреть.

Вокруг витала дикая мешанина аромата чужих тел. Пот, скатывавшийся по чему-то лбу. Сладкие стойкие женские духи, от которых начинала кружится голова. И опять чеснок. Омерзительно.

Нарыв в кармане телефон я сунул наушники в свои уши и быстро включил тот самый подкаст. Названия я не запомнил. А кто вообще запоминает названия подкастов?

Сказать, что я в восторге от подобного формата – не скажешь. Я просто закрыл глаза и пытаясь отвлечься вслушивался в главный голос города.

«Время принимать ваши звонки, дорогие слушатели. «Что для тебя значит наш город?» – актуальный вопрос перед Днём Возрождения» – звучным дикторским тоном спрашивал ведущий. По его голосу можно представить аккуратного зализанного мужчину в чёрном строгом пальто и тёмной дорогой шляпе. Некий образ Фрэнка Синатры, у местного ведущего подкаста с ним схож даже тембр. Добропорядочный джентельмен. С подобным талантом говорить его ждали бы лучшие каналы страны на роль ведущего позднего шоу. Был бы соседом по студии Стивена Колберта или Джимми Кайбела.

Может быть, дело в том что он чёрный? Почему никто не замечает этого расизма вечерних шоу? Почему одни белые мужики и Эллен?

В записи началась череда однотипных звонков от жителей, в основном в возрасте. Несколько однотипных кричащих голосов резали уши.

Я отключился и почти не слушал, смотря в окно и наблюдая за пейзажами мрачного центра города. Но один звонок всё же смог привлечь внимание:

– Итак, наш следущий звонок… Хм, как интересно… Анонимный номер! – мужчина всегда говорил бодро – Здравствуйте! Что для Вас значит наш город?

В ответ он не услыхал ничего, лишь странное противное шипение с обратной стороны.

– Вы меня слышите?

Неожиданно я услышал тихий хриплый голос старой женщины:

– Ты хочешь узнать что для меня значит город?

– Ну, судя по звонку, скорее, вы хотите мне рассказать.

– Ну что же… – старуха говорила с большими паузами – Для меня этот город -высокомерные позорные выродки богатенького слоя, на руках которых лежит ни одна капля крови! Они скоро за всё это жестоко расплатятся. Помни город, ты мне ещё скажешь спасибо. Скоро вы ВСЕ скажите спасибо благородной ЛЕДИ V!

Сигнал прервался. Подкаст закончен. Видимо внука старухи обидели местные мажоры, и та решила напугать всех жутким звонком. На тот момент я не придал ему должного внимания…

– Мам, когда мы наконец выйдем? – Давид развалился на диване и ждал мать. Она носилась по спальне и наводила марафет перед крупным праздником. Он ослабил пряжку ремня, сдавившую его торчащий живот. Сегодня на нём тёмные джинсы, в которых он привык ходить на молитву.

В тесной квартире на четвёртом этаже построенного из камня дома всегда чертовски жарко. Пот полностью намочил белую воскресную рубашку и теперь грудь с животом Давида просвечивали насквозь. Подмышками образовались тёмные мокрые круги.

Он пытался хоть как-то охладиться, махая перед собой свежим выпуском журнала для еврейской диаспоры.

– Ты можешь поднимать свою задницу и идти! Встретимся на площади через пятнадцать минут – обрезала строгая загорелая мать (загар не сошёл с времён отпуска в Эйлате. Тогда она обгорела и оставшуюся неделю не выходила на пляж, усердно делая вид ударившейся в религию святошу. Целыми днями читала Тору и заказала самую дорогую паломническую экскурсию в Иерусалим), выглянув из комнаты.

Давид молча встал с дивана и побрёл к двери, вытирая пот со лба рукавом и без того влажной рубашки.

Его квартира обставлена полностью в аскетичном минимализме так, чтобы ничего не мешало уходить в религию и общение с Богом. Все выходные он проводил тут, сидя на коленях и читая Тору.

Его жизнь никогда не выделялась яркими красками и иногда окрашивала стандартный серый цвет в удручающе чёрную полосу.

Шутка, которую провернула компания мажоров-выскочек над ним в прошлом году разбила его жизнь по швам, разломав на две части «до» и «после». И в одной, и в другой он чувствовал себя брошенным аутсайдером, у которого была лишь одна стоящая вещь в жизни: толстая тора, чтению которой он посвящал часы.

Загруженное 21 апреля 2018 года видео на ютуб превратило его из обычного толстого задрота в толстого задрота-посмешища для двух миллионов просмотревших. Все они, идя по улице не уставали напоминать о снятых на новый «АйФон» кадрах, в которым Давид безудержно танцует на тонком деревянном столе, потом резко падает вниз и бьется об острый угол. Синяк остался и по сей день.Красный, на левом бедре.

Его стали узнавать. Даже пригласили на одно шоу главного канала, в качестве показательной «жертвы галлюциногенных препаратов».

Он стал несмываемым позором для одинокой матери. Ей видеть сына угашенным посреди хохочущей толпы малолеток казалось самым огромным грехом сего мира.

Отношения с отпрыском изменились с того дня. Она знала, что кто-то подмешал ему быстродействующий препарат в апельсиновый сок. Она знала, что её сын никогда бы не попробовал подобное. Но не могла, просто не могла пересилить себя общаться как раньше.

До ушей Давида донёсся весёлый звонкий смех идущей мимо дома молодёжи. Они шли на праздник, радуясь каждому дню своей молодости. Он бы тоже хотел быть как они, не считая дни до того как это всё закончится.

Тёмный подъезд многоквартирного дома освещала лишь маленькая слабая лампочка, висевшая у лифта. Дневной свет сюда никогда не проникал. Возникало чувство страха, неутолимое желание быстро добежать до лифта и нажать кнопку.

Давид неторопливо, перебирая с ноги на ногу подошёл к закрытым дверям узкого лифта, изуродованным небрежной каракулей сатанинской звезды. Его мама уже три раза пыталась смыть это «непотребство» и «осквернение чувств верующих», но ничего не вышло. Она все равно продолжила бросаться в глаза тёмными жирными линиями.

Нажав на кнопку он ждал. Две минуты. Три. Пять. Обычно лифт ездил издавая ужасный шумный грохот, который слышно даже мирно сидевшим в тесных квартирах семьям.

– Вот чёрт! – разнервничавшись от осознания того что сегодня прийдётся тащиться пешком Давид ударил кулаком по не открывавшейся двери.

Вытерев пот с лица он приготовился к тяжкому испытанию, взглянув на тёмную лестницу.