2

Внутренний кризис Чигринского никак пока не сказался на его служебной деятельности. Приходя в банк, он по-прежнему, а то и сильнее прежнего, старался сделать максимум для решения поставленных перед ним задач. Выполнить квартальный план по кредитам, переманить крупного застройщика, успокоить истеричного VIP-клиента – все пока получалось у него хорошо.

Хотя ранее Сергей искренне стремился к богатству и славе, каждая такая задачка занимала его сама по себе. Ему всегда хотелось найти решение, одолеть эту задачку, безотносительно того, насколько она была важна для его прославления или обогащения.

Так вышло и в этот раз. Серьезное поручение – подготовить программу унификации кредитных продуктов и выхода на сбалансированный кредитный портфель, возникшее в связи с грядущим слиянием с «Прайм-банком», было выполнено им раньше срока, к в вечеру пятницы. Оставалось лишь на полдня прийти в понедельник, чтобы отчитаться перед шефом и передать дела своему заместителю.

Поздним пятничным вечером, с чувством удовлетворения от досрочно выполненной работы, Чигринский покинул офис. Он не проехал и половины пути до дома, когда поступил вызов по громкой связи – от Славы Князева, его лучшего друга еще с первых классов школы.

Князев не был прилежным учеником, оставил школу после девятого класса, ушел в колледж, сменил несколько мест работы и лишь ближе к двадцати пяти взялся за ум, ступив на нормальный в современном понимании карьерный путь. Но строил он свою карьеру в родном Воронеже, а здесь, в Москве, был всего лишь проездом.

– Из Кельна лечу! Должен был сразу в Ворону стартануть – час стыковки, – описывал он ситуацию. – А фрицы мне борт задержали – теперь до утра свободен. Такие дела! Ты же рад будешь мою рожу видеть?

– Славчик, ну конечно буду! Ты куда прилетел? В «Пушку»?

Через полтора часа два старых друга сидели на широком сером диване в гостиной Чигринского и активно поглощали бессмертный «Jack Daniels».

Еще по пути домой Сергей решил, что обязательно поделится своими переживаниями с другом. «Ну Славке-то можно, он поймет!» – говорил он себе и начинал мысленно подыскивать подходящие для этого слова. К моменту, когда Чигринский собрался поведать товарищу о своем кризисе, он успел узнать о судьбоносных событиях, которые произошли в жизни самого Князева.

Вот уже три месяца, как тот развелся со своей первой женой и поселился у бывшей любовницы, беременность которой, собственно, и стала причиной развода. Помимо вечных хлопот по работе теперь Князев был озабочен покупкой новой квартиры, грядущим рождением малыша, поддержкой оставшейся с женой дочери. И тем не менее он был бодр, весел и даже рад своей непростой судьбе.

– Серега, твою мать! – по-дружески возмутился он, когда Чигринский попытался осторожно рассказать о своих проблемах. – Ты просто с жиру бесишься!

Сергей понимал, что в сравнении с положением друга у него все было неплохо, только легче от этого ему не становилось.

– Слава, да почему с жиру-то?! Какой вообще тут жир, блин?! Дом скромный по московским меркам, машина средняя. Работаю как вол с утра до вечера. Где жир?!

Чигринский не сказал другу об их общем знакомом, Павле Звереве. Что-то внутри Сергея не дало рассказать о той встрече, о его смятении и унижении, которое он тогда испытал.

– Совсем не пойму тебя тогда! – недоумевал Князев. – Раз есть куда стремиться, чего тогда заладил это свое «Как правильно?»

– Да вот смотри, – под действием алкоголя и без того нестройные мысли Чигринского с трудом выстраивались в нужную последовательность, – ну будет у меня дом в три раза больше, будет не «Ауди», а «Порш» или «Бентли» – в чем смысл-то?

– Смысл-смысл, заладил прямо! – смеялся над ним старый друг. – Какая разница в чем смысл, но ведь круче будет, верно? Сейчас бы взяли, пошли к тебе в сауну посидели, в басике бы твоем поплавали. Потом бы в бильярд погоняли, кальян покурили вкусный! Ну, прикольно ведь было бы?!

– Да ни хера! – эмоционально воскликнул Чигринский.

– Как ни хера?

– Ну то есть да, было б прикольнее, конечно, но…

– Ну вот, а я про что говорю!

– Вот гляди, сидим мы сейчас с тобой, бухаем, общаемся. Хорошо нам, так?

Князев, уже порядком хмельной, решительно кивнул.

– Насколько хорошо? Допустим, на сто баллов. Теперь добавим сюда сауну, кальян, басик твой – насколько больше станет? Сто десять? Сто двадцать?!

– Да хер его знает! Любишь ты все оцифровать! Пусть сто двадцать.

– Ну вот, а стоит это все раз в десять больше! Представляешь, Слав, из-за этих двадцати, да пусть тридцати процентов… Из-за них надо в десять раз больше вкалывать и бабла вкладывать! Ну в чем смысл-то?!

Довольный, что ему таки удалось связать одно с другим, Чигринский откинулся на спинку дивана и, состроив гримасу растерянности, уставился на друга.

– Вот тебе мой совет, дружище, – не раздумывая ответил ему Князев, – тебе нужно хобби! Понимаешь? Что-то, что бы тебя увлекало. Сечешь?!

– Типа твоего тенниса? – недоверчиво скривился Чигринский. Князев давно и хорошо играл в большой теннис, даже выступал на любительских турнирах.

– Верно мыслишь!

– Не знаю… Ничего меня так не влечет. Но обещаю тебе подумать над этим.

У Чигринского было слишком мало свободного времени, чтобы иметь хобби.

– Сто процентов! Хандру твою как рукой снимет!

– Да, Слава, будто его так просто найти, хобби это? – продолжал ворчать Сергей.

– Да найдешь, куда ты денешься! А для начала хоть любовницу заведи!

– Ага, а потом квартиру ей покупать!

– Подкол засчитан! – громко рассмеялся Князев. – Да просто чтоб не скучно жить было. Если шалить не будешь, то и без квартиры обойдешься!

– Лучше я обойдусь без любовницы.

Они засиделись до утра, в результате чего Сергей открыл глаза лишь ближе к полудню. Обычно скупое октябрьское солнце в тот день щедро расточало свои лучи и не дало как следует Чигринскому выспаться.

– Хобби, – морщась и отворачивая лицо от надоедливого светила, прохрипел он.

Данный другом совет в целом казался ему логичным: «Заняться чем-то, что тебе нравится, от чего получаешь удовольствие и радость. И не важно, сколько денег тебе это приносит, – пытался рассуждать Чигринский, – важно, что мне нравится, что мне в этом хорошо!»

Почуяв близость решения, он тут же встал с кровати, засуетился с умыванием и завтраком.

– И чем же тебе нравится заниматься, Серега? – заваривая крепкий кофе, начал он диалог с собой. – Бухать с друзьями? Ни разу не хобби. Да и печень не выдержит… Путешествовать? Пошло. И как-то… слишком ординарно, что ли.

Он сел за стол.

– Может, погонять?

До пятнадцати лет Чигринский три года ходил в школу картинга, благодаря которой чувствовал себя за рулем уверенно в любой ситуации.

– Но…

В памяти его всплыли болезненные картины, связанные с той учебой. Первые два года все шло не плохо, даже здорово: он и еще двое мальчишек – Гоша и Вовчик – постоянно боролись за похвалу тренера и первые места на их маленьком треке. Все трое мечтали стать пилотами «Формулы-1» или мирового ралли, все вместе радовались каждой новой гонке – до тех самых пор, пока в секцию не пришел новенький. Щуплый, неразговорчивый, этот мальчик вдруг оказался намного способнее их всех. В каждом вираже, в каждой шпильке он выигрывал у них по несколько десятых секунды и приходил к финишу в гордом одиночестве.

Горечь бессилия и поражения, испытанная тогда Сергеем, словно язва, оставила в его сердце глубокий рубец. И даже сейчас, став взрослым, Чигринский все еще ощущал тот противный привкус досады.

– А ведь история просто повторилась! – пораженный собственным открытием, иронично воскликнул он. – Тогда с Костиком, сейчас с Пашкой Зверевым – все то же самое! Там были гонки на треке, сейчас – гонки за успехом. Да одна же херня!

Разволновавшись, Сергей встал и несколько раз обошел вокруг стола. Затем сел и начал нервно поедать бутерброды. День только начался, а настроение его уже было испорчено.

– Херово хобби! – со злобой ворчал он.

Спустя пять минут он снова расхаживал около стола, теперь уже с большой кружкой кофе.

– А знаешь, Серега, что такое твое хобби? – продолжал громить эту затею Чигринский. – Это самообман! Да, реально! Самообман, иллюзия, что ты все же хорош! Ты типа говоришь себе: «Ну это ж хобби, это ж не по-настоящему вроде», а тем самым просто… просто избавляешь себя от сравнения с лидерами – с теми, кто лучше тебя на порядок! Так-так, и что у нас дальше?

Чигринский и сам не заметил, как увлекся новой задачкой.

– А дальше ты сидишь в своем коконе и тащишься оттого, что круче пары-тройки других калек. Твою ж мать!

Чигринский злился: казавшееся близким решение неожиданно развалилось.

– А когда вдруг уступаешь кому-то в этом чертовом хобби, есть отмазка, мол, ну это ж профи или, мол, тот перегибает, превращает хобби из удовольствия в работу… или что «на настоящей работе, наверное, дела ни к черту!»

Сергей не мог принять этот обман самого себя, полагая его и глупым, и нечестным.

– Единственный смысл хобби – это диверсификация рисков, – пришел к заключению он. – Не выходит по службе – переключаешься на хобби, и наоборот. Или как средство от скуки.

Ни одно, ни другое в тот момент Чигринскому не требовалось и помочь не могло. Прекратив диалог с собой, он отнес кружку в раковину, там заметил пустую бутылку, не убранные со вчера тарелки и в итоге решил, что надо бы кухню прибрать.

За этим занятием его и застал звонок отца. Тот звонил редко и обычно по делу, однако в этот раз, по его собственным словам, просто соскучился.

Несколько минут они болтали о том о сем, а когда повисло первое молчание, за которым часто следует фаза прощания, Чигринский неожиданно спросил родителя:

– Пап, слушай, если б тебя спросили, как надо жить правильно, ты бы смог ответить?

– Как правильно?! – удивился отец. – Если бы дали подумать, конечно бы смог. А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно, что ты по этому поводу думаешь, – усмехнувшись, соврал Сергей. – Так что, подумаешь и ответишь?

– Ладно, – посмеялся слегка отец, польщенный, что его мнение все еще важно для сына. – Перезвоню тебе через полчаса!

Чигринский, давно привыкший жить самостоятельно и не надеяться на помощь родителей, конечно же, не ждал от отца решения. Но на подсказку, намек определенно рассчитывал.

Ровно через полчаса отец заявил, что правильно – это жить своим трудом, заботиться о семье, иметь верных друзей и никогда не предавать их, уважать родителей, держать слово и ладить с законом.

Этому набору правил Чигринский и так давно следовал. Было очевидно, что этого ему явно недостаточно для позитивного мироощущения. Требовалось нечто большее.

В раздумьях он лег на широкий диван. Непроизвольно потянулся руками к лицу, начав прощупывать места, требующие бритья. Серо-зеленые глаза Чигринского уставились на случайно выбранный светильник на потолке. Голова его после вчерашних возлияний с Князевым была тяжела, но несмотря на это, он усиленно искал решение.

Сергея волновало, почему этот нехитрый набор принципов устраивал его родителя. Сколько он помнил отца, тот никогда на жизнь не жаловался, хотя особых успехов и не добился. Чета Чигринских жила скромно, всегда варились в своих мелких заботах: работа, дача, поездки в отпуск, покупки, праздники…

«Может, в этом и ключ? – сверля взглядом потолок, спрашивал себя Сергей. – Они всегда были в небольшой нужде, им было совсем не до успеха и славы. Да и времена тогда другие были».

Полежав еще немного, он, однако, решил, что времена тут ни при чем, что просто критерии успеха были тогда другими:

– Все равно ж были рядом соседи, знакомые, друзья – кто-то, кто добился заметно большего. Не верю, что ему так и не встретился его Паша Зверев… Нет, никак не верю!

Лезть, однако, к отцу, а тем более к маме, с новыми расспросами Чигринский не решился. Он понимал, что чем больше странных вопросов будет задавать, тем больше будет тревожиться за него мама, у которой и так со здоровьем проблем хватало.

– А спросим-ка мы деда! – осенило его.

Дед его слыл человеком принципиальным, твердым и не раз критиковал Сергея за его потребительское отношение к миру.

– Главное, жить по справедливости! – не раздумывая ответил тот внуку. – Вот что главное.

Сперва усмехнувшись столь простому ответу, Сергей вспомнил о нем во время прогулки по поселку. Незнакомая женщина, проходя мимо двух ссорящихся ребятишек, неожиданно вмешалась в их спор:

– Посмотри, ты сильнее и выше его. Разве можно кататься на самокате больше только потому, что ты сильнее?

– Но это мой самокат! – не соглашался первый мальчик.

– Ты сам меня позвал! – возражал второй.

– Вот видишь, ты сам позвал его. Не для того же, чтобы он смотрел, как ты катаешься? Поэтому надо по очереди кататься, согласен? Так будет справедливо!

Оставив детей, она улыбнулась оказавшемуся поблизости Чигринскому и, довольная собой, проследовала дальше. На секунду Сергей почувствовал себя неловко, словно это он, как мужчина, должен был научить уму-разуму этих детишек.

«Может, и правда что-то есть в этом? – спрашивал себя Сергей. – Можно не быть суперуспешным богатеем, но быть хорошим человеком. Не прохиндеем, не гнилушкой, а таким, которому за себя не стыдно – ни перед праотцами, ни перед Богом, ни перед самим собой!»

На миг представив «обновленного» Чигринского в компании Зверева и его приятелей, он ощутил себя намного увереннее. Как будто внутренняя твердость, этот стержень нравственных принципов, дала ему способность смотреть на них всех свысока, чуть ли не с презрением. Ведь, по суждению Чигринского, все они были готовы родную мать продать за горстку своих миллиардов и успех их «Доси».

– Определенно, в этом что-то есть, – пробормотал себе под нос Сергей, искренне удивленный такому течению его мыслей. – Выходит, дело дед говорил!