II

В течение многих веков в провинциальной чиновничьей среде было принято любезно встречать и чествовать приезжающий в их «владения» высокий чин, пусть даже этот чин там находится лишь проездом.

Приезд Ивана Алексеевича не стал из этого правила исключением. Правда, местная администрация слегка оплошала, перепутав день прибытия Лесина. Именно эта оплошность позволила ему провести вчерашний вечер в компании молодой привлекательной дамы, а не в обществе дряхлеющей региональной номенклатуры.

Дабы загладить свою вину, посланцы из областной администрации все утро караулили Лесина в помпезном фойе «Хилтона». Стоило Лесину выйти из лифта, как трое чиновников в светло-серых костюмах с широкими улыбками рванулись ему навстречу.

– Иван Алексеевич!

– Очень рады!

– Что же вы, так сказать, инкогнито к нам пожаловали?

– Не сочтите за дерзость предложить вам воспользоваться нашим транспортом!

– Василий Анатольевич очень просил вас о встрече! Личной, сугубо личной!

На секунду Лесин засомневался, не воспользоваться ли ему премиальным «Фантомом» калужской сборки, но быстро одумался. Он хорошо знал, что такие маленькие бесплатные услуги могут весьма негативно потом сказаться на чиновничьей карьере. Другое дело – встретиться с губернатором. По рангу главы регионов почитались чуть ниже федеральных министров, а потому такие связи могли быть полезны и самому Лесину.

– Господа, я здесь очень занят буду. Хотя, конечно, от удовольствия встретиться с Василием Анатольевичем отказаться не могу. Пусть он свяжется со мной по приоритетному каналу. Передадите?

– Конечно передадим, Иван Алексеевич! Немедленно передадим! Прямо сейчас же и передадим!

– А как же насчет транспорта? – продолжал настаивать другой чиновник. – В самом лучшем виде! Доставит, куда пожелаете, только скажите!

– За хлопоты спасибо, господа! Транспортный вопрос у меня уже решен.

Маша, миловидная и очень расторопная помощница Ивана Алексеевича, заранее заказала ему роботизированное такси премиум-класса. «Фантому» оно было не ровня, зато без компрометации и суеты.

– А вот и он! – сказал один из чиновников, а из кармана Лесина раздался протяжный звонок, сигнализирующий о вызове по защищенному каналу. – Ответьте, пожалуйста, Иван Алексеевич! Это губернатор!

Лесин достал из кармана коммуникационные очки («комочки» или «комки», как называла их молодежь) и сделал два шага в сторону, дабы кружащие около него мужчины, вспомнив о субординации, отошли в сторону и дали ему поговорить с губернатором приватно.

Разговор получился коротким. Представший перед глазами Ивана Алексеевича губернатор не стал долго любезничать и сразу предложил встречу. Человек старого закала, он никак не мог свыкнуться с новомодными технологиями: виртуальными переговорными, «комочками», машинами без водителя. Лесин не возражал, хотя к новшествам относился неплохо.

«Все же при реальном общении человека чувствуешь лучше, – сказал он себе и нырнул в салон автомобиля, дверь которого учтиво перед ним распахнули. – Главное, чтобы без водки».

Губернатор встретил его в уютном банкетном зале с единственным обеденным столом на шесть человек. Лебезивших перед Лесиным служащих он властно отправил «исполнять свои обязанности»: не по чину им было присутствовать на том раннем обеде.

– Ну что, с каким вопросом ты, Иван Алексеевич, в нашу деревню пожаловал? – по-простому спросил губернатор, садясь за стол.

Он был почти вдвое старше Лесина и мог без особого риска называть его на «ты». Так он, по крайней мере, полагал. Иван Алексеевич неспешно взял со стола салфетку и, боясь испачкать сорочку, аккуратно заправил салфетку за воротник.

– Да вы, верно, уж и сами догадались, – сказал после паузы он.

– Из-за японского демарша, что ли? – не угадал с первого раза губернатор, предполагая, что визит Ивана Алексеевича связан со скандальным отказом японских инвесторов от участия в авиастроительном проекте. – Нет? Значит, из-за Калабина?

– В точку!

Калужский губернатор прекрасно знал свои слабые места. Область была одним из лидеров экономического роста страны, причем роста ценного – высокотехнологичного. В регионе не было проблем, за которые его могли бы пожурить или тем более наказать. Практически не было.

– Василий Анатольевич, скажите мне, вы же у себя на территории все как свои пять пальцев знаете, – польстил для затравки Лесин, – что вдруг стряслось с Калабиным? Я ж его лично хорошо знал. Помню, как глаза его горели, когда он мне о киборгах своих рассказывал. А тут взял так…

– Эх, Петька наш, Петька, – тяжело вздохнул губернатор, отодвинул тарелку с супом и облокотился на ручку резного, под старину кресла.

Будучи в годах, Василий Анатольевич, совсем не выглядел старым. Большой, широкоплечий, энергичный – казалось, что седина на его голове появилась преждевременно.

– Ты знаешь, – подумав немного, продолжил губернатор, – грех мне на самом деле на него жаловаться. Налогов уйму платит, слава об области на весь мир… Теперь все знают, что такое Калуга! – довольно хохотнул он. – Вот только встречаться, поросенок, ни с кем не хочет! Был тут канцлер у нас немецкий, ты представляешь, лично прилетел, без всей этой виртуальщины…

– Ну…

– Хотел светило наше увидеть. Нет же – залез к себе в норку и даже на вызов отвечать не стал. Чуть скандал не случился, насилу замяли.

– Я слышал, с Седовым тоже нехорошо вышло.

– Ну так еще бы!

Василий Анатольевич, вспомнив событие, чуть не стоившее ему губернаторского кресла, громко рассмеялся. Приехавший на открытие нового университета премьер-министр велел доставить ему Калабина, без которого «антуражу должного не было», даже привез для вручения профессору орден за заслуги перед Отечеством.

– Тот, как ты понимаешь, «в норку» – и молчок. Мы и так, и сяк! А никак! Поместье свое огородил забором трехметровым – и нет его. Баста! А ты ж знаешь, какой Седов у нас обидчивый? Мол, что ты здесь за хозяин, раз какой-то яйцеголовый не уважает тебя?! Ха!

– Вкуснейшие тут щи, Василий Анатольевич! И как выкрутились?

– Да никак! Вспылил я тогда, – без удовольствия признал губернатор. – Говорю, это тебя он, значит, ни в грош не ставит, раз плевать хотел на твои желания и медали! Ну, а дальше ты сам знаешь.

– Да уж, непросто вам с Калабиным приходится.

– А ты знаешь, Иван Алексеевич, меня все устраивает! Работает, как вол, для себя зарабатывает и для региона, для страны. Живет себе скромно, в политику не лезет. На партийные нужды хорошо жертвует. Заперся в своем ангаре? Да и бог бы с ним! Кому ж с того худо?!

Объяснять, что худо с того Родине, Лесин не стал: разглашать те сведения, которыми поделился с ним президент, он не мог.

– Ну скажи мне, Иван Алексеевич, чем вам, в Кремле, наш Калабин мешает? Ты же ведь не первый уже сюда едешь. Знаешь ведь, наверное?

– Знаю, Василий Анатольевич.

– И что? Государственная тайна? Чего не оставите мужика в покое? Взбесится ж – всем худо будет!

– Действительно, сказать всего не могу. Но кое-чем поделюсь. Затевается сверхважный проект, и непременно нужно, чтоб он его возглавил… Это все, что могу сказать.

Губернатор посверлил Лесина взглядом, ожидая, что тот все-таки приоткроет завесу тайны. Лицо Ивана Алексеевича оставалось неподвижным, взгляд – твердым. Поняв, что больше сказанного он не узнает, губернатор откинулся на спинку кресла и закурил:

– Эк ведь как в империи у нас получается: раз обладаешь исключительной силой, изволь отдать ее стране… всю без остатка… М-да…

Через полчаса Иван Алексеевич вышел из банкетного зала и тепло попрощался с губернатором. Встреча прошла старомодно, зато душевно. Калужский руководитель Лесину определенно нравился: откровенный, сильный, имеющий, несмотря на длительное нахождение в вертикали власти, свое личное мнение.

Хорошего совета относительно того, как лучше подступиться к ученому, Лесин, однако, не получил. «Не дави, помягче действуй», – сказал ему Василий Анатольевич вместо наставления.

То, что надо действовать мягко, без прямого давления, Иван Алексеевич догадывался и сам. Научный люд специфичный: у них ни Бога, ни Родины, одна наука. При постоянном общении с иностранными коллегами патриотические чувства у них притупляются. Потому прямые и рациональные доводы, высказанные президентом, которые самым сильнейшим образом подействовали на Лесина, для Калабина могли оказаться пустым звуком.

Заказанный Машей электромобиль уже поджидал Лесина у входа. Свеженький, недавно с завода, с кучей синих восклицательных знаков, призванных уведомить других водителей, что машина управляется компьютером. Такой транспорт стремительно набирал популярность, но оставалось все еще довольно много людей, предпочитающих вести машину самостоятельно. Преимущественно это упорство было свойственно старому поколению, выросшему в автомобильной культуре начала XXI века.

По пути в Тасеевку – небольшую деревню, рядом с которой располагалась калабинская лаборатория, Иван Алексеевич продолжал думать о доводах, которые он приведет своему старому знакомому. Доводах, которые могли бы вернуть строптивого ученого на путь социальной ответственности.

В распоряжении Лесина было подробное досье на Калабина: родственники, друзья, недвижимость, акции, покупки, операции по банковскому счету, публикации – одним словом, все, что могла собрать служба госбезопасности. Много раз Лесин снимал и снова надевал свои «комочки», чтобы найти в этом досье какие-нибудь для себя подсказки.

Что больше всего его удивляло, так это скудность переписки профессора и практически полное отсутствие записей виртуального общения за последние четыре года. Исключительно деловая почта и разговоры, редкие звонки родным с поздравлениями.

Отправляясь в поездку, Лесин спросил об этом сотрудника СГБ, на что тот лишь развел руками и предположил, что Калабин использует специальные механизмы шифрования: «Была б ориентировка на него, раскодировали бы. А так – только то, что автоматом собирается».

– Даже если так, зачем ему прятать ничего не значащие разговоры? А может, и не было никаких других разговоров? – не находя убедительных объяснений, спрашивал себя Лесин. – Эдакий обет молчания.

Из близких родственников у Калабина была лишь взрослая дочь Вера и семилетняя внучка – Таня. С женой – в разводе, родителей в живых уже десять лет как нет. Зато дальних родственников у Петра Леонидовича водилось с избытком: двоюродные и троюродные братья, сестры, племянники – их полный перечень занимал не менее сотни строк. Никого из них своим вниманием Калабин не жаловал, даже не отвечал на их многочисленные виртуальные вызовы.

– Тут-то как раз все ясно, – бормотал Иван Алексеевич, – вокруг богатого человека всегда рота родственничков-нахлебников. Хватило, значит, характера послать их всех на три буквы.

Другое не давало Лесину покоя. Он обратил на это внимание только сегодня, еще раз просматривая подготовленное для него досье: за последние пять лет Калабин запатентовал больше сотни различных изобретений и при этом не опубликовал ни одной научной статьи.

– Выходит, не ради тщеславия, а исключительно из-за денег? – вопросительно произнес Лесин и еще раз вернулся к информации о финансовых операциях Калабина.

Согласно имеющимся данным игра на бирже принесла ученому очень значительный доход. В среднем за последние четыре года доходность биржевых операций Калабина составила более ста двадцати процентов годовых. Любой банкир, доведись ему увидеть эти цифры, назвал бы подобные результаты фантастическими.

– Точно не тщеславие, – заключил Лесин, – но и не деньги тоже.

Иван Алексеевич справедливо рассудил, что капиталистическая логика, будь деньги по главе угла, заставила бы Калабина бросить науку и сосредоточиться на спекуляциях, приносящих ему баснословные прибыли:

– Привлек бы средства инвесторов и через пять лет оказался бы в десятке мировых богачей.

Вместо этого значительную часть капитала Калабин отвлекал на дорогущее научное и технологическое оборудование: протонный ускоритель, сверхъемкие хранилища данных, литографические машины, секвенаторы, амплификаторы – чего в этом списке только не было. Иван Алексеевич быстро прикинул, что если отнести все эти приобретения на себестоимость научных работ, то рентабельность последних будет отрицательной.

– Петр Леонидович, чего ж ты на самом деле хочешь?! – в сердцах воскликнул Лесин и сорвал с носа «комочки».

Яркие лучи заходящего солнца неожиданного ударили в уставшие глаза и заставили Лесина зажмуриться.