В дальнем углу своего оперативного гаража я соорудил каморку и поставил там сколоченную наспех кровать. Это вроде как должно было создавать некое подобие уюта. Но только потом я понял, что уют тем и отличается от своего подобия, что, проснувшись поутру, ты чувствуешь себя приличным человеком, а не его подобием. Да и вообще, почему я сплю в гараже? Дом у меня есть… Чего-то во мне самом, наверное, нет.

Я одевался, безошибочно находя в темноте свои вещи. Это привычка с детства. Почему-то мне почти всегда приходилось одеваться в темноте. Когда я был маленький, мы с отцом спали в одной комнате. Он приводил свой баркас с ночного лова перед рассветом и спал до обеда. Утром, собираясь в школу, я никогда не включал свет, чтобы не разбудить его.

Потом, когда море отняло его у нас с мамой, мы переехали в Шнерс, на юго-западную окраину города Кодда, подальше от порта. Наш новый дом снаружи выглядел очень даже ничего, но внутри был изрядно запущен. И некому было приводить его в порядок. И опять я по утрам одевался в полной темноте – в моей комнате просто нечего было включать. Собираясь в школу, которая так и не стала для меня своей, в доме, к которому я так до конца и не привык, я почему-то даже радовался, что нет света. Это была какая-то тайная детская солидарность с безвозвратно утраченным прошлым.

А сейчас-то что? Да ну их, все эти мысли! Ничто не прогоняет их лучше ледяной воды из свёрнутого набок крана. Зеркало с отколотым уголком отражает только предрассветную ультрамариновую синь, лица своего разглядеть там не могу. Рядом слесарный верстак, на нём мощная лампа, но лень протянуть руку… Так и бреюсь впотьмах, наугад.

Нет, я ни на что в жизни не жалуюсь. Просто порой накатывает ощущение какой-то внутренней неустроенности души, причины которой сразу не объяснишь даже самому себе. И это не изгонишь включением света, хоть всей дюжины светильников под потолком гаража. А раз так, то нечего тешить себя светлыми иллюзиями и старательно делать вид, что всё у тебя хорошо.

Как минимум, в жизни всё должно быть гармонично. Вот наплечную потайную кобуру с пистолетом я надеваю одним заученным движением. И куртку свою рабочую хватаю со спинки винтового стула не глядя – рука движется точно и безошибочно. Я считаю, что порядок – это когда вещи лежат так, что твои пальцы помнят, где они. Даже в темноте – глаза в этот момент свободны. Глаза могут посмотреть на наручный навигатор и по рубиновому сиянию цифр понять, что сборы от момента вызова заняли уже больше семи минут. Опять придётся гнать – не укладываюсь в установленный Сержантом для каждого из нас норматив.

Подумав, хватаю с держателя-зарядника боевой шлем, очень ценное в критических ситуациях устройство – вдруг пригодится сегодня… Потом захлопываю тайник, где обычно прячу шлем, не забыв на ощупь взвести замок. В темноте слышно, как шелестит, опускаясь на место, самоклеящаяся карта нашего сектора галактики, которая маскирует дверцу тайника. Я на неё наклеил полосы специальной военной липучки, которая легко отходит, если знать, как с ней обращаться. А если не знать, то и изо всех сил не отдерёшь. Это специально сделано – несведущий подумает, что карта тут наклеена намертво, причём давным-давно. А сведущий всё равно придёт с пространственным сканером и прошибёт стену импульсным зарядом.

Быстрым шагом хозяина, которому все предметы сами уступают дорогу, пересекаю тёмное пространство гаража, направляясь к своему джипу. Кидаю на сидение шлем и с ходу запрыгиваю в машину, уцепившись руками за стальные трубы дуг безопасности. Никак не починю у джипа откидной верх. Но размышления о том, будет ли сегодня обещанный дождь, сейчас бессмысленны – вторую свою машину, крытую колымагу, чем-то похожую на перевёрнутую пластиковую мыльницу, я вчера разобрал да так до конца и не собрал.

Завожу мотор, ворота гаража с глухим ворчанием открываются, повинуясь команде c секретной кнопки на брелоке для ключей – эта автоматика у меня всегда работает как часы. Не включая фар, в темноте выруливаю в узкий каменистый проулок. Он так плотно обсажен кустами, что с улицы придорожного посёлка кажется, будто до гаража моего он не доходит. Поторопившись, я взял несколько ближе к обочине, чем надо. Ветви кустов тянутся к самому лицу, не облетевшая ещё листва волной шелестит по лобовому стеклу… Тем не менее, я ещё успеваю оглянуться, чтобы убедиться, что ворота гаража начали автоматически закрываться.

На малых оборотах мотор у джипа работает почти бесшумно. Тёмной тенью качусь по улице в тающих сумерках, только щебень под колёсами скрипит. Я люблю так делать – чтобы никто не знал, когда я уехал. А ещё лучше, чтобы никто не знал даже о том, что я здесь был.

Фары я включаю, только когда мой джип выбирается на Шоссе. Вот теперь можно гнать!

Для того чтобы понять, что такое гнать в моём понимании, надо знать, что представляет собой наше Шоссе. Его название недаром, как и Космодром, пишется с большой буквы. Это не просто дорога. «Ключевой объект инфраструктуры» – так называют его наши учёные. Сверху оно действительно выглядит как шоссе, очень широкое и удивительно прямое. Длина его – тысяча километров с хвостиком, и на всю эту тысячу километров ни одного заметного на глаз поворота, ни одного существенного спуска или подъёма! Покрытие – само по себе техническое чудо. С виду похоже на бетон, но какой же это бетон, когда всю тысячу километров на нём – ни трещинки. На Шоссе не бывает луж, зимой на нём не держится снег, не образуется лёд. Вот грязь – да! Её наносят крестьянские грузовики с примыкающих к Шоссе окрестных просёлков. Но и та как-то сама собой рассасывается… Не помню, чтобы Шоссе кто-нибудь когда-нибудь чистил.

Любой мальчишка знает, что дорожное полотно Шоссе – это только его верхушка. Большая часть сооружения скрыта: в сечении оно напоминает гигантский клин, уходящий в землю на сотню метров. По сути, это тысячекилометровый монолит, брошенный на поверхность планеты, поперёк лесов и рек. Особенно заметно это на мостах. Их всего три – по пути от Ина́ркт, столицы нашей колонии, до океанского побережья Шоссе трижды пересекает реку Уара́ту. Именуются мосты без затей: Первый, Второй и Третий. В этих местах все, кому интересно, могут посмотреть, что прячет Шоссе в земле.

Что внутри этого исполинского творения инженеров древности, никто не знает – славные предки не оставили нам чертежей. Функционирует оно само по себе и ничего от нас не требует, только отдаёт – обеспечивает энергией и водой придорожные городки и посёлки, например…

И вот, выбравшись на идеальную верхнюю грань этого великого древнего сооружения, серую монотонность которой нарушает только ярко-оранжевая флуоресцентная разметка для автопилотов тяжёлых грузовиков, я получаю возможность гнать – в самом прямом и прекрасном смысле этого слова. В такой ранний час ни встречных, ни попутных машин практически нет. А если бы и были – что мы, на стометровой бетонной полосе не разойдёмся? Я вдавливаю педаль акселератора в пол – и ветер начинает свистеть в грубо сваренной стальной раме над кабиной. Рулём работать практически не приходится, машина мчит всё быстрее, пока мощь рокочущего двигателя не уравновешивается хриплым гулом сопротивляющегося воздуха. Мне удалось достать для моего джипа хороший мотор. Кажется, что скорость достигает неимоверных значений, но на спидометре – всего сто пятьдесят… Попадёт мне от шефа.

Рассвет торопит меня – уже заметно светлеет. Шоссе идёт чуть выше окружающих полей, по которым плавает туман. И кажется, будто насыпь проложена прямо через облачное море. Только иногда из белёсых клубов тумана одинокими островками выступают верхушки деревьев или скопления крыш крестьянских хуторов. Над самим полотном Шоссе туман не задерживается, только перетекает иногда через него, как вода поверх плотины – и тогда вокруг фар на несколько мгновений вспыхивает ослепительное голубоватое гало.

Тем временем в моей голове сама собой разрешилась загадка приснившейся сегодня Чёрной Иглы. Мой пробудившийся мозг автоматически выдал ответ, на что было похоже привидевшееся мне мифическое оружие. Эта штука из моего сна действительно очень напоминала деталь от машины – от моей второй машины, с которой я вчера возился допоздна. Я всё пытался изобрести способ заставить её ездить хоть чуточку быстрее – ну и вынул из расположенного у неё под днищем пьезопривода вкладыш силового резонатора. И ступенчато-узорчатое чёрное копьё, в образе которого явилась мне во сне легендарная Чёрная Игла, до безобразия этот резонатор напоминало. Что ни говори, вид у него был просто космический – меня ещё удивило, что в таком примитивном по конструкции агрегате прячется такая сложная деталь. Я положил резонатор на верстак, под лампу, и пытался понять, как он устроен – так я надеялся найти способ его улучшить. Никаких идей в голову не пришло, и я попытался вставить резонатор на место… Да не тут-то было! Это заняло у меня весь вечер и значительную часть ночи. В результате к утру машина так и осталась собранной не до конца. Таким образом, отрицательная роль Чёрной Иглы в том, что сегодня я буду разъезжать на открытом джипе под обещанным по радио дождём, была неоспорима…

Впрочем, всё относительно. Я ведь не зря свою колымагу принялся разбирать – на Шоссе она едва могла выжать сотню, да и то при попутном ветре. Если бы я рванул в контору по срочному вызову на ней, нагоняй от шефа за нерасторопность был бы куда более вероятен.

Вот по правую руку остался поворот на энергокомплекс Пха́та, до которого от Шоссе километров двадцать пять. В Пха́та расположен единственный на всю планету термоядерный конвертор. Говорят, на некоторых звёздных кораблях таких по два, а то и по четыре. А у нас на всю колонию – один. Вот такие мы развитые…

Впереди был мост через Уарату. Этот мост называли Третьим – в этом случае счёт всегда вёлся от столицы. Если точнее – от Космодрома. Ясным днём здесь дух захватывает – речная долина в этом месте широка и глубока, и опоры ажурных арок, кажущиеся издали подозрительно тонкими, уходят вниз, к воде, метров на триста пятьдесят, не меньше. Но сейчас вся долина Уараты была затоплена густым туманом, и мост лишь чуть-чуть приподнимался над его белёсыми волнами. Если не знать, какая здесь высота, – так и моста можно не заметить.

Восход солнца застал меня, когда я уже пересёк Третий мост. Прогноз погоды на сегодня, к сожалению, выглядел правдоподобным. Просветы на небе ещё были, но повсюду уже громоздились тучи. Вздымающаяся слева от меня гора Сундук, за которой пряталось поднимающееся солнце, пыталась прикинуться ещё одной тучей, сползшей с небес к самой реке. Её угловатые контуры были такими же синими и расплывчатыми – она действительно напоминала огромное облако в форме сундука. Но солнечные лучи, позолотившие гору по краям, быстро раскрыли этот обман – стали видны отдельные сосны, обрамляющие плоскую как стол безлесную вершину.

Шоссе заканчивается просторной восьмиугольной площадкой. И с противоположного конца, через тысячу километров, такая же. Всё той же восьмиугольной формы, как и лётное поле Космодрома, между прочим… Площадки эти все называют стрелками. В детстве я спрашивал у отца – почему? И он объяснил, что в Инаркт, где стрелка Шоссе находится в черте города, от неё берёт начало проспект Странника, впоследствии переименованный в проспект Торжества Кондуктории, а также другие главные улицы. «Но почему стрелка?» – не унимался я, обескураженный непонятным для меня ответом. Было это в море, и мы сидели на корме отцовского баркаса. Отец достал компас и поднёс к волноводу работающего двигателя. Стрелочка компаса закрутилась во все стороны. «Начало всех путей, понимаешь?» – сказал мне отец. Я кивнул, потому что мне показалось, что я понял… Так это и осталось в моей подрастающей голове в разделе «Почти Понятные Вещи». С тех пор стараюсь не кивать, если не понял на самом деле.

Наша стрелка, что у Кодда, находится прямо в лесу, и сторожат её выстроившиеся вокруг высокие сосны – это так, чтобы иллюзий не возникало, что у нас тут не дикий край. Разбегающиеся от стрелки во все стороны дороги разной ширины и степени разбитости (некоторые даже грунтовые) традиционно не имеют указателей. Кому надо – тот знает, куда сворачивать. А кто не знает – так и едет по прямой. Неширокая, но ухоженная дорога ведёт чужака, пока не кончается лес. А там, озадаченно глядя на обступившие дорогу путаные дворы одноэтажного Верхнего Кодда, он спускается к морю. И это уже Нижний Кодд – одноэтажные дома вдруг вырастают до многоэтажных, и путник попадает прямо во двор управления Общинной стражи. Стражники любят гостей – появляется возможность хоть чем-то заняться…

Перед стрелкой я придерживаю машину. Мне нужно не прямо, а чуть левее. Дорога тут заметно уже – не то что по прямой. Вроде бы, туда же ведёт, куда и главная, да не совсем. Сначала деревья смыкаются вокруг, почти соединяя над головой свои кроны. Но внезапно лес кончается. По левую руку открывается поросшая кустарником пустошь, а по правую громоздится полузаброшенный кирпичный заводик. Торможу и резко выворачиваю вправо – мой джип, разгоняя поредевший туман лучами фар, ныряет на едва заметную дорожку, зажатую между лесом и заводским забором. Это правильный маршрут для матёрого агента адвослужбы: я уже почти добрался до своей базы, а меня ещё ни одна живая душа не видела.

Вот лес справа отступает, и дорога сворачивает за ним, а мне нужно прямо – на поросший гигантскими сорняками пустырь, посреди которого маячит водонапорная башня. На пустырь ведёт просёлок, который легко проглядеть даже в двух шагах – просто две слегка наезженные колеи. Сейчас, в утреннем тумане, его вообще не видно, но, мысленно отсчитав нужное количество секунд после того, как кончился забор кирпичного завода, я безошибочно сворачиваю на неприметную дорожку, интуитивно выкручивая руль налево.

Высоченные стебли пустоцвета на пустыре ещё не успели высохнуть, только побурели. Они, кстати, легко перестаивают и зиму – ни снега, ни лютые сырые ветра их не берут. И даже к весне на них ещё сохраняются семена, готовые отправиться в полёт – белые звёздочки увядших соцветий, одевшиеся невесомым пухом. Осенью, перед дождём, пустоцвет особенно старается. Так что ехал я к своей базе через фантасмагорическую картину – лёгкий утренний ветерок, разгоняющий туман, устроил настоящую метель. С пустоцветом никакой метеокарты не надо.

На пустыре несколько заброшенных промышленных зданий. Но те два больших ангара, что рядом с водонапорной башней, только выглядят заброшенными. Так же как и почерневшая от времени, слегка покосившаяся труба у дальнего ангара, рядом с которым виднеется ещё какое-то невнятное строение. Так же как возвышающаяся чуть в стороне мачта непонятного назначения, покачивающая на ветру обрывками проводов. Туда я и держу свой путь. Это моя база.

Сержант учил нас, что мимикрия – один из самых надёжных способов маскировки. Трудно убедить чужой глаз, что в том месте, где расположена база, ничего нет. Гораздо проще показать, будто то, что тут есть, совершенно не представляет интереса. Ну кому нужны стоящие посреди пустыря заброшенные ангары с дырами в крыше, к которым даже дороги нормальной нет? На самом деле, дорога есть, просто она почти незаметна, а дыры эти имитируются по специальной технологии. Вот такой непривычный для нашего мира подход.

Ничего удивительного в этом нет: наш шеф – бывший полковник спецслужб планеты Улл, одного из ведущих миров Малого Кольца. А Сержант – это всего лишь его рабочий позывной. Вот встретишь его на улице – и не скажешь, что полковник. Крепкий мужчина не слишком высокого роста. Лицо невыразительное, даже какое-то блёклое. Светлые волосы, чуть лысоват. Глаза кажутся бледно-голубыми, почти прозрачными. И только когда ты увидишь их совсем рядом… Когда в тренировочной схватке его покрытые светлыми волосками кулаки, совсем не угрожающего вида, но оказавшиеся вдруг каменными, скрутят твой ворот, мигом поймав тебя на удушающий захват, и ты захрипишь, таращась как речной краб… Вот тогда ты рассмотришь его глаза вблизи. И поймёшь, что не голубые они вовсе – они стального цвета…

Чем дальше спускаешься на пустырь, тем плотнее заросли пустоцвета обступают дорожку. Там, в гуще сорняков, прячется замаскированный забор из колючей проволоки. Нормальные люди не станут сквозь колючие заросли ломиться, а от ненормальных не убудет…

Дорога огибает ангары слева, и вид её ничего хорошего впереди не обещает. Всё правильно: если поехать по ней дальше, то окажешься во вполне ожидаемом тупике у перекошенного забора, где и развернуться-то негде. А знающие люди у дальнего края ангара сворачивают направо, точно на стену кажущихся зарослей. Сорняков в этом месте нет, это иллюзия – её очень натурально создаёт установленный Сержантом специальный армейский прибор. Голографический мираж настолько правдоподобен, что и с пяти шагов не отличишь – даже колышется иллюзорная трава вместе с окружающими зарослями.

Проехав сквозь голограмму, оказываешься на бетонной дорожке. Через десяток метров она перекрыта автоматическим защитным барьером, который выдержит даже удар гусеничной бронемашины. Барьер опознает меня по брелоку специальной связи и быстро опускается – даже не притормозив, я выруливаю на широкую площадку перед ангаром, которая ни с одной точки окружающей местности не просматривается. А сам ангар оказывается замаскированным гаражом.

Подавив искушение бросить машину прямо на площадке, заруливаю в гараж. Хорош я буду у своего джипа с не поднимающейся крышей, когда хлынет дождь, который уже даже пустоцветы предсказывают… Десять секунд ничего не решат.

В гараже дремлют несколько машин. Их больше, чем я ожидал… Оказывается, не только меня сегодня вызвали в контору, и кто-то из ребят успел приехать раньше меня. Стараясь второпях никого не тюкнуть, я приткнул свой джип у дальней стенки ангара, рядом с шикарным монументальным лимузином, который у нас используется только по особым случаям.

Схватив из машины боевой шлем и едва не забыв выдернуть ключи, рысцой бросаюсь в оперативное здание (такое название дал ему Сержант). Две секунды – на темноту гаража, две секунды – на туманное пространство бетонированной площадки перед ним, потом мимо крашенных зелёной краской сараев, где хранятся разные полезные вещи, потом ещё одна площадка, значительно больше, на которой нарисованы полосы флюоресцентной разметки для посадки катера… А сам катер прячется как раз во втором ангаре, вон его хвост в приоткрытой двери виднеется.

Вот оно, оперативное здание: двухэтажное, длинное, покрашенное в неопределённый цвет – то ли серый, то ли голубой, который со временем стал почти серым. Со стороны оно, как и ангары, выглядит не очень – краска кое-где облупилась, окна заложены кирпичом, крыша местами худая. Не поймёшь, что это – то ли запущенный склад, то ли заброшенный цех мелкой артели. На самом деле, это тоже всего лишь мимикрия. Окна там, где надо, есть, просто с улицы их не отличить от стены. И с крышей всё отлично.

Не давая себе перевести дух, я подскакиваю ко входу, к невзрачной железной двери, над которой нависает длинный козырёк на двух хлипких с виду подпорочках. Дверь приоткрывается раньше, чем я берусь за ручку – оперативный дежурный видит меня по наружным камерам и пытается помочь избежать нагоняя. Никак не могу вспомнить, кто сегодня дежурит, надо будет не забыть потом дружески постучать ему кулаком в плечо…