Вера в себя, в родных, в друзей, в свой народ – это последнее, что приходится ломать в твоём противнике. Можно отнять оружие, измотать силы, но пока остаётся вера – остаётся риск, что поверженный возродится!
Нельзя этого допускать! Это нужно выжигать во всём, в любых мелочах – вспомните хрестоматийный принцип одновременного давления по всем жизненным сферам…
Кстати, если поддерживать такой нажим достаточно долго, то большинство населения начинает воспринимать это как привычный порядок вещей. Верить, что так было всегда… И тогда в их сознании наконец появляется новая реальность – вера в свою ущербность, дающая нам новые шансы на победу…
Ку́та Ш, Улл. «Руководство по активной политике», св. 1, стр. 35
На следующий день у меня был выходной. И решил я съездить к своему давнему другу, развеяться.
Если из Кодда поехать по левому берегу вниз по Уарате, попадёшь в одно интересное место… Для этого с нашей стрелки Шоссе нужно повернуть на северо-запад, под прямым углом к Шоссе, что уходит почти точно на северо-восток. Дорога эта условно именуется северо-западным шоссе, но чаще всего её никак не называют – название почему-то не прижилось. Километров через десять это почти безымянное шоссе разделяется на два других. Одно из них – то, что уходит направо, к берегу Уараты, вполне справедливо именуется Надречным шоссе. То, что уходит налево – это Океанское шоссе. Взбираясь на Меловые горы, оно какое-то время тянется вдоль побережья океана да так в этих горах и растворяется…
Мне нужно было Надречное шоссе. Оно кажется почти прямым, и, если бы не ямы, ехать по нему – одно удовольствие. Первый месяц лета, который у нас называется месяцем Света, на юго-западном побережье традиционно не слишком-то жаркий, хотя уже вторую неделю стоит ясная погода. Солнышко, голубое небо, белые облачка, зелёная травка… Дорожное покрытие, сделанное с применением щебня и ископаемых нефтепродуктов, ещё не плавится под колёсами, как это порой бывает в самую жару, и потому единственная забота – объезжать выбоины. Что поделаешь, древний палеобетон, из которого сделано Шоссе, мы так у себя и не освоили – он ведь какой-то там гиперполимерный да самовосстанавливающийся! Прежде науку нужно возродить, чем на что-то такое замахиваться…
Вокруг перелески, красивые поля да луга… Потом слева начинается лес. Идеальное место для автопрогулки, да ещё с ветерком, на открытом джипе – эх!
На втором десятке километров после развилки, справа от дороги, мелькает металлическая стела с патетической надписью: «Путь к звёздам лежит через науку». Это поворот на посёлок Выселки, где расположен недостроенный университетский городок. Собрались как-то ведущие общины побережья и решили построить недалеко от Кодда университет не хуже, чем в столице… Да, видать, только грядущая война может наших твердолобых сторонников традиционного общества по-настоящему объединить. Так и стоят у речного обрыва, на краю Выселок, несколько недостроенных учебных корпусов и общежитие для несуществующих студентов. А ведь даже кое-какое лабораторное оборудование начали было завозить… Да ну их!
Километра через два у Надречного шоссе видна ещё одна придорожная стела, но уже слева. На ней нет патетической надписи, хотя заметно, что тут когда-то был полноценный, как на Шоссе, самосветящийся дорожный указатель. Кроме того, по следам на слегка погнутом металле можно угадать, что указатель некоторое время назад с немалым трудом отодрали. Асфальтированная дорога, уходящая влево, прямо в лес, прекрасно сохранилась – наверное, потому, что по ней давно никто не ездит. Это был поворот к главному въезду на бывшую Надречную авиационную базу. Много лет назад из-за недостатка финансирования и сокращения боевых единиц исправной летающей техники она была переформирована в авиаремонтный центр. А затем, ещё через несколько лет, – в хранилище авиационно-космической техники. Потом её статус был понижен до площадки открытого хранения. Если по-простому, то сейчас это всего лишь кладбище неспособных подняться в небо летательных аппаратов.
Там работает, да, считай, и живёт мой друг по имени Батт. Его карьера авиационного инженера, когда-то не вызывавшая сомнений, с годами скатилась под гору вместе с закатом Надречной авиабазы и наших ВВС вообще. Сначала молодой офицер, потом главный инженер военного ремонтного центра, потом – командир специальной воинской части по хранению техники… Потом увольнение со службы при расформировании части – перевода никуда не предлагали, лётный и технический состав повсюду только сокращался… И вот он уже сторож на кладбище авиатехники. Тишина, тоска… Округлый летающий металл, то тут, то там выглядывающий из высокой травы… Молодые деревца, проросшие в открытые люки брошенных машин, раскуроченных на детали для продолжения жизни более счастливых крылатых собратьев… Дочка выросла, окончила столичный университет и осталась работать в Инаркт. И теперь у Батта с женой, выходившей когда-то за перспективного офицера, осталось одно оказавшееся на обочине небо на двоих… Алкоголь…
Ехать по этой уходящей в лес дороге бессмысленно. Никуда она теперь не ведёт. Через несколько километров дорога повернёт направо, обходя бывшее лётное поле, сейчас заросшее травой, пробившейся между бетонных плит, и заставленное несколькими десятками исполинских скелетов боевых десантных ботов, в просторечии именуемых БДБ. Дорога кончится на широкой площадке у больших железных ворот, которые не только закрыты на замок, но и наглухо заварены. За ними угадывается засыпанный многолетним слоем опавшей листвы плац, зияющие пустыми окнами здания казарм и административных корпусов. Тянущиеся дальше ряды полуразобранных ангаров успели частично зарасти молодым лесом. Каменные клумбы с цветами, земля в которых когда-то подкармливалась удобрениями, почти без боя завоевал пустоцвет – его высоченные стебли с пушистыми шапками соцветий повсюду торчат из этих неуклюжих, но трогательных армейских украшений. Они похожи на застывшие взрывы того боя, который Надречной авиабазе дать так и не довелось. Слабая экономика погубила воздушную мощь колонии Имллт куда эффективнее наших нерасторопных врагов.
Мощные тёмные кили БДБ, торчащие из-за трепещущих на ветру крон молодых деревьев, создают впечатление, что орбитальную технику и время не берёт. Но это только иллюзия – корпуса этих огромных короткокрылых металлических головастиков уже давно пусты внутри. И они разобраны не на металлолом – у нас и металлургической промышленности-то толком нет. Это всё попытки чинить полтора десятка оставшихся в строю машин этого же класса в условиях, когда многие десятилетия нет средств на запасные части…
Так что топтаться на этой площадке перед заваренными воротами без толку. Время не повернуть вспять… Никто тебе не откроет, вне зависимости от степени допуска. Некому уже открывать… Я очень не люблю это место. Пару раз приезжал сюда зимой тренироваться вводить машину в управляемый занос… А так я стараюсь тут не появляться. Да и Батт, который обитает ближе к противоположному краю обнесённой высоченным забором территории, здесь, у бывшего главного входа на умершую авиабазу, по его собственному признанию, редко ходит. Появляется он тут, как призрак в поношенном камуфляже, только если его собаки во время ежедневного обхода территории сюда забегут…
Подлинный въезд во владения Батта находится несколько дальше по Надречному шоссе. Нужно проехать ещё километров пять вниз по реке, и слева будет поворот на едва заметную грунтовую дорожку. Отросшая за лето трава отлично его маскирует. Да, впрочем, и в другие времена года, чтобы отыскать этот поворот, нужно про него заранее знать…
Грунтовка почти не езжена – а кому туда ездить? Насколько я знаю, последний заказ на створку сопла для атмосферной ступени БДБ поступил Батту года два назад. Тогда с Западной площадки, военной базы, расположенной неподалёку от устья Уараты, прикатил большой грузовик с двумя техниками и двумя офицерами. А вечером он уехал обратно по Надречному шоссе на Западную площадку, нагруженный огромной титановой деталью, оставив только горячую благодарность командования уцелевшей воинской части, несколько лётных пайков в подарок, чек на премию по линии технической службы ВВС, несколько бутылок горького горячительного и горечь в душе, которую и словами-то не выразишь…
Немного попетляв среди кустов и зарослей высокой жёлто-зелёной травы, грунтовка уходит в лес. Просека выглядит аккуратно – я знаю, что Батт её периодически чистит, спиливая дисковой пилой постоянно растущий на ней самосев. Всё надеется, что про него не забыли. Вдруг да приедут ещё за чем-нибудь…
Километра через три просека упрётся в поросший мхом забор с кустарными воротами. Забор всё тот же – официальная граница базы, а ворота Батт сделал сам. Здесь, с другого конца территории, на основе каких-то технических сооружений мой друг отстроил себе собственную базу – домик, мастерскую, гараж… Даже водопровод сделал, отопление… Водоснабжение базы уже десятки лет как не работало. И энергоснабжение тоже. Но Батт где-то у «своего» края территории отыскал скважину, поставил насос. А энергию подвёл откуда-то из-за Надречного шоссе, разобравшись в старинной секретной схеме подземных коммуникаций и понаставив самодельных шунтов на неведомо откуда и куда идущие волноводы… Правда, энергии ему вечно не хватает: зимой в его мастерской холодина, а домик приходится топить дровами.
Больше всего поражает моё воображение построенный Баттом летний душ – дискообразный чёрный композитный бак для сжиженных газов от БДБ, смонтированный посреди лужайки на извлечённых из грузового отсека другого БДБ ажурных фермах держателей для орбитальных спутников. Только вот мыться приходится голышом посреди открытой полянки. Меня это несколько смущает, а вот Батта вовсе нет – им с женой тут стесняться некого…
Собственно, это Батт научил меня решать сложные задачи с использованием простых вещей. Например, чинить машины примитивным ручным инструментом и без шлема механика, где всегда голографическая инструкция перед глазами. Другой мой учитель, космический охотник Чакт, который вот уже полтора десятка лет вынужден жить на Имллт, с тех пор как его корабль упал на окраине столицы, называет это «планетянским мышлением». А Батт, знакомый с ним только заочно, услышав в свой адрес такие слова, отвечает на это: «Здесь по-другому нельзя». Повторив это несколько раз, он хмыкает своим широким курносым носом, чешет крепкую башку с коротким ёжиком светлых волос, смеётся, грозит мне пальцем и, зажав в руке мочалку, разлаписто шагает в чем мать родила через всю зелёную лужайку под свой космического вида душ с вечным подогревом от ближайшей к нам звезды… А его молчаливая востроносая жена с неизменным ведром в руках только качает головой…
Именно потому, что грунтовка была не езжена, я и заметил след. Травинки были примяты, причём только в одной колее. Подумаешь, казалось бы… Но ведь я агент! Следопыт, можно сказать…
Я остановил джип, выбрался из него и какое-то время прислушивался, даже принюхивался, осматривал траву дальше по колее… Сомнений быть не могло: кто-то тут проехал, причём только что. Проехал на чём-то типа маленького мокика. Неужто Батт в посёлок за чем-то мотался?
Я знал, что он обустроился с особым расчётом, отстроил собственную семейную базу на огромной территории заброшенного военного объекта. До крайних домов Выселок тут было всего-то чуть больше пяти километров – это если пересечь Надречное шоссе и рвануть по тропинкам, напрямую… А в Выселках у него был дом, получил он его ещё в бытность свою офицером. Правда, насколько я знал, они с женой там почти не появлялись – только если что-нибудь захватить после того, как заезжали в посёлок за продуктами. Если этим путём ехать на мокике, тропинками, то почти по пути получается…
И тут же я соображаю, что в посёлок Батт, наверное, поехал бы с утра, а сейчас время уже ближе к обеду… Пока я проспался после смены, пока собрался с мыслями…
«Это точно не Батт», – решил я, забравшись обратно в джип. У него несколько мокиков, некоторые из них самодельные. Штуки три на базе, всегда под рукой. А часть стоит дома, в сенях… Но на Выселки за продуктами он в последнее время чаще ездил на своём наполовину самодельном пикапчике, достопримечательности местных дорог – его следы я хорошо знаю. А супруга Батта по имени Лиол на мокик ни за что не сядет… Ну, и кто же это тогда? Рука моя сама тянется к боевому шлему, что лежит на пассажирском сиденье.
Стаки, мой напарник, подначивая меня, часто говорит, что я в шпионов никак не наиграюсь. Может, он и прав. Конечно, уж он-то, со своим лейтенантским прошлым, может претендовать на глубокое понимание того, что ничего в мире нет загадочного, всё банально, просто, скучно и является либо службой, либо личной жизнью… Но я беру с сиденья шлем и сую в него голову. Да, я не наигрался в шпионов. Поиграю ещё немножко…
О проекте
О подписке