Цитаты из книги «Время вызова. Нужны князья, а не тати»

Ты знаешь, что на самом деле означает слово «профессия»? Виктор сглотнул от неожиданности. Это-то к чему? Мужик улыбнулся и, понимающе качнув головой, заговорил:– Впервые определение того, что такое профессия, дали иезуиты. Среди них, знаешь ли, было много умнейших людей. И они действительно свято веровали. Но у них была проблема. С одной стороны, они были монахами, а с другой – им приходилось совершать поступки, которые шли вразрез с общепринятыми монашескими канонами, а иногда даже напрямую противоречили им. Например, пропускать время молитвы или даже жениться. И это часто ломало их гораздо сильнее, чем все иные невзгоды. И тогда они совершили такое действие – они привнесли в идею абсолютного служения Господу нашему возможность делать это нерелигиозным, неканоническим путем. И именно это они определили как professio. – Мужчина улыбнулся и, внезапно заглянув в глаза Виктору, спросил:– А ты чем занимаешься в этой жизни?– Я… – Виктор растерянно пожал плечами. А что отвечать-то – колбасой торгую?Мужик усмехнулся:– А что, разве это недостойное занятие? Если, конечно, верно им заниматься. В жизни вообще нет недостойных занятий, если ими, конечно, заниматься верно. Хотя те же иезуиты считали, что настоящими professio для не-иезуита могут быть только военное дело, архитектура, врачевание и дипломатия. Но ведь если понять и принять принцип, то что мешает превратить в professio любое другое занятие? – Ну… я пытаюсь, – сглотнул Виктор, – учебники читаю, на заочный вот поступил…

– Скажите, а ведь я должен быть не один такой? – Ну

Причем как люди изворачивались… – Мельхиор Иванович хмыкнул. – Был период, когда не позволялось строить дачные домики размером больше чем четыре на шесть метров. Так что́ делали? Строили первый этаж строго четыре на шесть, а второй уже в два раза больше – шесть на восемь! Чердак, мол – ничего не знаю. И при тотальном контроле распределения материалов такие домики отгрохивали… ни одна квартира не сравнится! Причем массово! Есть, есть у наших людей и способности, и инициатива…

И потому над поисками будущего места работы начал трудиться сразу же, как только понял, что то, чему его учат, вполне ему подходит. Как минимум – в качестве стартовой площадки… Так что и место в брокерской конторе лишь на первый взгляд досталось ему случайно. А на самом деле оно было результатом длительной стратегии, каковая заключалась в том, что в определенный момент он начал, еще во время «бомбежки», целенаправленно вертеться неподалеку от той или иной биржи, отдавая предпочтение Российской или Московской товарно-сырьевой. Он возил пассажиров, жадно ловя их разговоры по такому бешено дорогому аксессуару, как мобильный телефон, либо беседы между собой, если в машину садились несколько человек, и выжидая момент, когда можно будет удачно вставить фразу или еще каким-то образом обратить на себя внимание «небожителей», уже имеющих ту работу, которую он хотел получить. Но день проходил за днем, а ничего по-прежнему не складывалось. Нет, он успел поучаствовать в паре-тройке обсуждений, добиться покровительственного похлопывания по плечу – типа «А ничего, кое в чем рубишь», – но и только… Удача улыбнулась ему, когда он уже окончательно решил, что все его усилия уйдут псу под хвост. Судьба вообще часто испытывает нас на прочность подобным образом, будто специально отбирая самых верных и упорных и смеясь над нетерпеливыми… На этот раз удача предстала перед Андреем в облике сильно торопящегося мужчины в возрасте слегка за сорок. Он подскочил к машине, распахнул переднюю дверцу и, по-хозяйски рухнув на сиденье, бросил: – В Шереметьево!

– А главное, они совершенно не хотят учиться, – продолжил господин Бальтазар. – Они используют открывшиеся возможности, чтобы сладко жрать, мягко спать, обвешивать себя золотом, кататься в, как это здесь говорится, «крутых» тачках, покупать дорогих шлюх или записных мачо, но не для того, чтобы хоть как-то подняться над собой обыденным… А те, кто внизу, тоже просто терпят и точно так же не хотят меняться. Представьте себе, нынешнее юное поколение почти поголовно Господин Каспар пожал плечами: – Да я и сам не очень понимаю… может, потому что Он сказал: кто много страдал, тому многое и воздастся? А впрочем, может, и потому, что иначе Врагу здесь было бы легче всего одержать победу?

Но… их же было много! – Ну и что? – Он серьезно посмотрел на нее. – Это же не арифметика, где важно правильно посчитать. Тут все просто. Ты или мужик, или нет…– Но… они могли вас убить… или покалечить. – Это не так страшно, – серьезно ответил он, – когда калечат другие. Гораздо страшнее, когда калечишь себя сам, позволяя себе поступки, после которых уже никогда не будешь себя уважать. К тому же, – он улыбнулся, – все было не так и опасно. Я эту породу знаю. Это крысеныши. Если знаешь, как с ними обращаться, то никаких проблем.

А оно тебе надо, Андрюха? Все равно нам туда не подняться. Там все уже давно поделено между своими. Но Андрей только усмехался. Ох уж как всем все точно известно в этой жизни. Только ведь так оно или нет – никогда точно не узнаешь, пока не попробуешь…

«А ты, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, – закруглил разговор Виктор и жестко закончил: – Все ясно?» «Ясно-о…» – уныло протянули остальные, и разговор увял. Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится – а вы хотите…

всегда была ближе позиция деда. «Я, Андрейка, может, и не все блага заработал, зато и себя не потерял. А всего в жизни все одно не получишь. Все время будет кто-то, кто больше преуспел. И вообще, чего мать меня с тремя моими однополчанами равняет, кто выше задрался, пусть-ко с теми сравнит, кто после того же моего ФЗУ так слесарем третьего разряда жизнь и прожил. И вообще, из моего класса из восемнадцати парней в живых-то всего трое осталось… Или, скажем, с теми, кто трудностей и обид всяких не вынес, да и спился под забором. Вот энти-то как раз и умнее, и хитрее быть старались, начальству угодить, прогнуться. Так и допрогибались… Если человек себя теряет, то нет у него в жизни никаких перспектив. Как высоко судьба ни забросит – все одно рухнет, не удержится».

И чтобы этого не произошло, храни в себе четыре ценности: верность слову, ценность жизни, язык и служение разнообразию. Вот этим служением разнообразию вы всех и зацепили…