– И вам доброго утра Кирилл Афанасьевич. – Пожимая потную руку, Григорий садился напротив, смотря в очередной раз на того кому принадлежит вся власть в этом остроге он дивился несправедливости этого мира. Гуляев даже не пошевелился, лишь протер платком влажную шею и лоб, затем положил его на стол закуривая и смачивая горло остатками напитка.

– С чем пожаловали, проблемы, замечания, предложения? – Деловито подходя к гостям, а они у него всегда приравнивались к просящим, он вел себя нагло и по-хамски.

– Хотелось бы вас предупредить о том, что я покидают ваши стены. – Григорий сложил руки на столе и смотря прямо в глаза начальнику доносил до него твердость и непоколебимость своего решения.

– Жаль, очень жаль, вы очень благоприятно влияли на постояльцев. Какие у вас планы? – Совершенно отстранено реагируя на эту весть, он желал узнать хоть что-то полезное, что творится у него в тюрьме. – Анечка, обнови мне кофе пожалуйста, вы батюшка?

– Я откажусь, завтракал уже. – Григорий хотел поскорее покинуть его кабинет, но учтивость и вежливость требовали завершения диалога. – Вернуться в родной приход и нести службу там.

– Собираетесь вновь его восстановить Григорий Павлович? – С иронично скривленной гримасой было сложно догадаться, он сочувствовал или злорадствовал.

– Конечно Кирилл Афанасьевич, и хочу отметить вы прекрасно осведомлены. – Улыбаясь, Григорий скрывал насколько был поражен.

– Работа такая батюшка. – Довольный собой он начал застегивать китель.

– Понимаю, хотел бы вас попросить отправить меня вместе с сегодняшним этапом. – Выжидая паузу он ждал реакцию начальника.

– Вы кстати тоже неплохо знаете о наших планах святой отец, хотя к вам ходит слишком много народу и это совсем не удивительно. – Немного разочаровываясь, что за этот год он не смог завербовать такого ценного осведомителя, как тюремный священник, он немного осунулся.

– Вы разрешите? – Приходилось настаивать, без его согласия путешествие на специальном составе было бы невозможно.

– Конечно, вас поселят с конвойными в отдельном вагоне. Или же можете купить билет на этот же поезд и ехать отдельно. – Ехидно смотря на батюшку он прекрасно знал насколько плачевно его финансовое положение.

– Предпочту сэкономить если такая возможность имеется. – Григорий хотел скорее удалиться, находиться в одном помещении с этими человеком доставляло немалый дискомфорт.

– На том и решили, что-то еще Григорий Павлович? – Принимая кофе от секретарши, полковник Гуляев желал, как можно скорее добавить в него главный ингредиент.

– Нет, это всё товарищ полковник. – Вставая Иващенко ждал напутствующего слова и позволения уйти.

– Тогда мне нужно заняться неотложными делами. – Его взгляд начинал блестеть, а дыхание сбивалось переходя на более тяжелое. Видимо настало время для очередной дозы горячительного. – А вы святой отец, проведете сегодня еще службу?

– Конечно Кирилл Афанасьевич, спасибо за гостеприимство. – Тепло улыбаясь заблудшей душе батюшка направился к выходу.

– И вам всего доброго Григорий Павлович. Сопроводительные документы будут у начальника конвоя. – Стараясь сказать последнее слово он с облегчением выдыхал, тяжелая форма алкоголизма не выходила из под контроля благодаря его положению, но тем не менее была тяжким бременем.

Полковник поднялся со своего места, чтобы пожать руку человеку который поддерживал веру и православный дух здесь в течении нескольких месяцев. Отец Григорий Иващенко выходя из кабинета услышал скрип дверцы в столе, той в которой хранились все презенты и топливо для полковника Гуляева. Спеша к себе в келью предстояло сделать очень многое. Раннее утро обязывало его начинать приготовления, чтобы перед обедом к нему пришли на службу заключенные и охрана, которая нуждалась в этом. Приготовления в старенькой комнате переделанной из какого-то бытового помещения, шло в обратном порядке, как и вчера. Прошлое помещение было закрыто, так как предыдущий служитель церкви собирался организовать побег. Завершив все приготовления, двери прохода отворились. Оставалось ждать пока заключенные вернутся с работы и перед обедом или после будут заходить, чтобы еще раз поговорить со своим батюшкой или просто пожать руку на прощание. Сегодня заявок на посещение содержащихся в отдельном крыле не было, но опасных личностей хватало и здесь. Пока наплыва не было к Григорию Павловичу проходили те кто в местах заключения не работают. Различные приступные элементы вели себя, как джентльмены и любили поговорить с человеком праведным и разносторонне развитым, а еще они часто играли в шахматы и нарды, но сегодня эту традицию пришлось оставить. Недолгие разговоры за чашкой чая, пожелания успехов, здоровья и всех благ. Батюшку любили и уважали на столько, на сколько он был честен и открыт со своими прихожанами. Самое личное и откровенное он оставлял при себе даруя поддержку и советы основанные на опыте святых старцев. Вскоре помещение опустело и матерые волки оставили священника в одиночестве разбирать подарки принесенные благодарными преступниками.

– Григорий Павлович! – Резкий голос из глубины продольного коридора заставил осечься. – Не навестите одного постояльца, он кстати тоже отправляется сегодня с вами?

– Конечно Сергей, идем. – Молодой парень, с приятными чертами лица, доброй улыбкой и немного топорщащимся ушами ждал батюшку в коридоре.

В дальних уголках «Рассвета» томились самые ужасные жители учреждения. Опасные не только для обычных людей ставших их жертвами, но и для всех окружающих. Этих субъектов мечтали прикончить, где-нибудь за станком в промышленной зоне или любом другом месте с точно таким же исходом. Ставшие героями криминальных хроник и многих сюжетов передач их с тщательностью прятали от других. Постояльцы мечтали прервать их жизни, взглянуть в глаза этих животных прежде, чем острая заточка оборвет никчемное существование. Главные лица массовых убийств, насильники детей, людоеды и маньяки. Те кто сейчас ждал пересылки в свой последний чертог, те кто действительно заслуживал испытать немного страданий до встречи с творцом. Григорий шел по коридорам и слышал, как за многочисленными дверьми они скреблись ногтями и стонали, другие угрожали или таились, чтобы напугать или наброситься. Препроводив в отдельную комнату и заперев дверь сержант взвел оружие. Ожидая пока преподобный закончит аудиенцию Сергей будет в этой комнате, вместе с еще одним вооруженным конвойным и капитаном сопровождавшим особо-опасного. В клетке сидел страждущий, вставать он не собирался. Странный, изогнутый и сгорбленный, такой, что его можно было попросту не заметить.

– Заключенный Шматько Валентин Романович. Осужден на пожизненный срок, по статьям массовое убийство с особой жестокостью, похищение и нанесение тяжких телесных повреждений. Признан вменяемым… хотя это еще нужно проверить. – Сергей смотрел на этого изверга с огромной злостью, этот мужчина человеком точно не был. – Отец Григорий, я буду рядом. Вам же советую к этому ублюдку не приближаться.

Конвойный отошел в сторону с отвращением взирая на только-что названного маньяка. Внутри комнаты была небольшая клетка, внутри в наручниках сидел старик. Лысый череп ниже висков перерастал в грязные сальные локоны свисавшие до плеч. С виду очень старый и худой, абсолютно седые брови с изрезанными морщинами лицом и руками. Его взгляд навсегда отпечатывался в памяти. Холодный и жесткий, потерявший весь блеск радужной оболочки, выцветший от постоянного пребывания в темноте. Медленно он обводил помещение глазами, никакой нервозности или озабоченности. Отсутствие эмоции и движений, как статуя проклятого, он лишь водил глазами на доли секунды задерживаясь на окнах, замках, охраннике, оружии. Изогнутый его профиль гордо взирал снизу. Григорий Павлович сел напротив, чем полностью захватил его внимание. Старик начал медленно подаваться головой вперед, чем машинально вызывал обратную реакцию у проповедника. Сила исходившая от него ясно давала понять, что перед тобой очень опасный человек, который убивал и убьет вновь.

– Здравствуйте, вы хотели поговорить? – Стараясь сохранять спокойствие в голосе, Григорий Павлович начинал беседу с преступником.

– Я хотел посмотреть на сколько ты свят батюшка. Знаешь ты немного лучше, чем я представлял себе. Знаешь, если бы я был сейчас не в клетке, то наверное вырвал тебе глотку или глаз. – Его лицо и мимика были абсолютно неподвижны, словно гипсовая маска с глазами дьявола и еле шевелящимися губами. – Не злись батюшка, просто я соскучился по ощущениям когда смотришь в лицо из которого уходит жизнь, как наркотики которых я никогда не пробовал, но думаю тяга такая же. Знаешь я хотел бы слышать бешенное биение твоего сердца, прежде чем оно затухнет.

– Вы хотели сказать именно это? Позвали для того, чтобы угрожать смертью и говорить все то ужасное, что теплиться в вашей голове? Никаких сожалений, хоть что-нибудь хорошее в вас осталось? – Иващенко старался пробудить в нем совесть, оживить хоть что-то, чтобы не слышать этот аморальный фарс, который тот мог бы с легкостью исполнить.

– Сожаления, нет, откуда? Я убийца, и это мой крест, я рожден лишать жизни и наводить ужас, но позвал я вас не для этого святой отец. – Его лицо было так же неподвижно, но тон и громкость голоса менялись.

– Зачем же? – Понять его было сложно, да и есть ли у него чувство реальности. Он за решеткой уже десять лет и неизвестно соображает ли вообще, или же только грезит мечтами об очередном убийстве.

– Твой приход отче, я помню, как он горел, какой запах и какие сладкие голоса запертых в огне людей. Помнишь? Я смотрел со стороны, как ты бился в агонии у заваленного входа. – Впиваясь своим взглядом в глотку Иващенко, он немного улыбался видя, как батюшка каждый раз сглатывает от его слов. – Как же это неописуемо ужасно: гарь, плач, лопающиеся щеки и отслаивающаяся кожа, и я с топором, жду пока кто-нибудь выберется, чтобы раскроить ему череп.

– Ты!? – Григорий Павлович поднялся, но в этот же миг солдат положил ему руку на плечо. – Ты бредишь сумасшедший, ты все это вычитал, услышал, придумал. – Нервы сломались, как и весь ментальный барьер строившийся десятки лет.

– Не надо батюшка, сидите на месте! Этот ублюдок пудрит вам мозги! – Сергей смотрел на него не понимая, как он смог вывести Григория из себя.

– Точно, а еще я изнасиловал твою сестру в ноябре две тысячи шестого. – Сержант застыл держа руку на преподобном, Григорий Павлович почувствовал дрожь исходившую от того. Немая паника расходилась по помещению. Второй конвойный подошел к клетке сзади и ударил прикладом автомата по решетке. Громкий звон пробудил священника и солдата, убийца сидел даже не шелохнувшись. – Это я тоже придумал Сережа, как же ее звали, Аля, Аня, Маня, точно Галя, Галина Матроскина! – Его смех разнесся по помещению вызывая дрожь в поджилках и холод по спине, ощущение накапливаемого ужаса.

– Сержант! Проводите отца Григория в келью! Выполнять! – Капитан который был приставлен за этим заключенным и со столицы не покидал его, приказным тоном он заставил этих двоих шевелиться и начать движение в сторону выхода. – Больной ублюдок, если бы тебя можно было расстрелять, как в советские времена ты бы не болтал всю эту чушь.

– Чушь, да посмотри в их лица Пронин, это правда с которой им придётся жить до конца жизни и теперь у них есть лик этой правды, мое лицо и голос! – Встав так резко и быстро он обхватил решетки просовывая голову так сильно что его лицо покрылось ссадинами. – Я убью тебя легавый, выпушу кишки и станцую на твоих органах.

– Заткнись придурок. – Навидавшийся разного рода маньяков и убийц похуже этого, капитана Пронина так просто было не испугать. Разрядив ему электрошок в промежность и вырубив Шматько он сел на стул, чтобы перекурить и подумать об увиденном.

Дверь закрылась и оба застыли вопросительно смотря друг на друга. Молодой солдат переведенный в пенитенциарную систему и пятидесятилетний мужчина священник. Каждому из них напомнили открыв незажившую рану. Данный факт был в их истории, но откуда он мог знать об этом. Мысли проносились локомотивом, вместе с ним и понимание, что данные события были освещены средствами массовых информаций в свое время. Краткосрочная стабилизация психологического состояния вернула их в реальность.

– Идемте? – Матроскин смотрел на батюшку стараясь отодвинуть все сказанное и сослаться на новости.

– Согласен Сереж. – Выдыхая и двигаясь шаткой походкой по коридору они не могли перестать думать об этом человеке и всем том, что он сказал.

Святой отец и конвойный сержант покинули коридор с особо-опасными и направились каждый по свои комнатам. Им необходимо было прийти в себя и осознать, что произошедшее с ними давным-давно, не имеет никакого отношения к этому недочеловеку. Отправление этапа было назначено на после полудня, а значит можно было начать сборы. Иконы и священные писания укладывались в отдельную квадратную сумку, свечи, ладан и кадило было убрано в другой. Главная книга в нагрудный карман. Остальные вещи он заберет из съёмной квартиры предоставленной администрации тюрьмы. Весь путь у них будет занимать сутки и один час, а сейчас сборы и только сборы, хоть времени еще и было предостаточно, но располагать им следовало более чем рационально. Ждать его никто не будет, а ехать нужно обязательно