Студент, испугано вращая глазами, смотрел то на Овальда, то на лежащего старика.

Овальд выхватил у него браслет и приложил к уху.

– Доброго времени суток, – услышал Овальд приятный мужской голос из динамика браслета. – Вы позвонили в службу скорой помощи, номер лицензии: двадцать три, сто сорок два, восемьсот пятьдесят четыре. Датирована от…

– Здравствуйте – резко перебил собеседника Овальд. – Тут человеку плохо! Срочно приезжайте!

– Какому человеку? – удивленно спросил сотрудник «скорой».

Овальд опешил от такого вопроса.

– Откуда я знаю. Старику какому-то плохо…

– Назовите его идентификационный номер, что бы мы могли проверить его платежеспособность.

– Что? Вы в своем уме? Приезжайте, я сам вам наличными оплачу выезд! Только быстрее! – соврал Овальд, поскольку наличных у него не было.

– Ваше имя?

– Да причем тут мое имя?!

– Ну, мы же должны знать, кто будет оплачивать счет за медицинскую помощь… – рассудительно объяснил голос из динамика.

– Овальд Чейз. Быстрей, пожалуйста! – Сказал Овальд, нервно расхаживая кругами по аудитории.

– Разумеется. Какой класс обслуживания желаете заказать? Люкс, средний или может быть эконом?

– Да хоть что-нибудь! Хоть телегу запряженную ослом! Только скорее!

– Хорошо, оформлю средний класс. Диктуйте адрес.

Овальд вопросительно взглянул на курсанта, который слушал внимательно весь разговор. Парень застенчиво улыбнулся ему в ответ.

– Ты что – дебил? – спросил студента Овальд.

Тот ничего не ответил ему, что-то мысленно ворочая в своей голове.

– Что, простите? – удивленно спросил голос из динамика.

– Это я не вам. – Ответил Овальд оператору скорой помощи. – Хотя, и вам тоже подходит…

На диванчике зашевелился старик, делая вялые попытки присесть.

– За оскорбление сотрудника медицинской службы при исполнении, на вас возлагается штраф в размере…

– Дай Бог вам здоровья. – Перебил невидимого собеседника Овальд, и нажал на маленькую красную кнопку в браслете.

Овальд вернул телефон курсанту и подбежал к старику.

– С вами все в порядке? – спросил Овальд, присев на корточки возле дивана.

– Да. Вроде бы отпустило… – ответил старик, прислушиваясь к внутренним ощущениям. – Такое часто у меня бывает, ничего страшного.

– Вот и славно. – Сказал Овальд, чувствуя, как нервное напряжение по не многу спадает. – Я, конечно, знал, что я очень эффектный мужчина… Но не до такой же степени!

Старик вяло улыбнулся, внимательно рассматривая Овальда.

– Спасибо тебе, Овальд.

– Да я ведь и не сделал ничего… Стоп, а откуда вы меня знаете? – удивился Овальд. Когда он называл свое имя оператору медицинской службы, старик явно не мог слышать его, поскольку он находился далеко и был почти без сознания – Тайный поклонник?

– Не узнаешь?

– Нет.

– Да, я сильно изменился за эти годы. А вот ты такой же и остался… Благородный хам, каким и был раньше.

Овальд внимательно смотрел на лицо старика, но не узнавал его. Его глаза были смутно знакомы… Но вот все остальное – нет.

– Я – Верден Хак. Помнишь такого? Учились вместе, спали в одной казарме, вместе летали во время практических занятий… – сиплым голосом объяснил старик.

Такого поворота событий Овальд никак не ожидал. Когда он очнулся после криоконсервации, то конечно же вспоминал о родителях и друзьях. Но он даже мысленно не мог предположить, что кто-то из них все еще жив, спустя столько лет.

Наверное, Овальд даже мог назвать Вердена своим другом, если бы не боялся этого слова. Значение слова «друг» обязывает к обязательному общению и регулярным совместным развлечениям. Овальду всегда нравилась свобода выбора. Он редко кого мог назвать другом, и даже как-то стыдился когда его самого так называли.

– Профессор Верден, я сдал зачет? – тихо напомнил о себе курсант.

– Да, да… Конечно. – Устало проговорил Верден. – У вас прекрасные навыки пилотирования. Ставлю вам высший балл. Можете идти.

– Всего доброго. – Сказал студент и покинул аудиторию.

Овальд присел на край дивана и спросил Вердена:

– Он же бездарь. А ты ему «высший бал» ставишь?

– И как ты определил, что он бездарь? – спросил Верден, и опять устало прилег на диван.

– Может все-таки врача вызвать? – встревожено спросил Овальд, и получив отрицательный ответ, начал объяснять. – Этот малец растерялся, увидев, как ты корчишься от сердечного приступа. Любой пилот должен сохранять трезвый рассудок в даже не значительной экстремальной ситуации. Ведь возможно случиться такое, что корабль потеряет управление при посадке и пилоту в последние секунды своей жизни нужно с холодным расчетом сделать так, что бы взрыв от рухнувшей ракеты принес как можно меньше вреда людям. А этот твой отличник, потерял дар речи даже от того, когда я повысил на него голос. Он безнадежен.

– Возможно, ты и прав. Вот только он лучший студент на потоке. Видел бы ты остальных.

– Совсем все плохо? – поинтересовался Овальд.

– Некоторые даже теряют сознание, глядя в монитор. А есть кадры, которые закатываются в приступе эпилепсии. – грустно махнул рукой Верден.

– Да уж, действительно ценные кадры. А какой смысл таких учить?

– За них платят деньги. Это частная школа, поэтому мы обязаны обучать любого.

Овальд почувствовал нервную вибрацию чипа под кожей. Видимо, сотрудник скорой помощи все же обиделся на него и выписал ему штраф.

Вердену, судя по всему, стало заметно лучше. Его лицо приобрело, наконец, человеческий цвет кожи. Сидел он свободно, лишь иногда прикладывая руку к сердцу, как бы вслушиваясь в него.

– Знаешь, Овальд. Смотрю я на тебя и даже в душе помолодел! Как-будто я сейчас очутился в училище и сижу с тобой беседую в перерыве между занятиями. Спасибо тебе, за то что ты появился именно сейчас.

– Я тоже рад тебя видеть именно сейчас. – ответил Овальд. На самом деле, конечно жеон был рад увидеть старого приятеля, но как-то тяжело было видеть его в таком состоянии. По ощущениям Овальда, он видел Вердена пару дней назад… ну максимум неделю. А теперь перед ним сидел дряхлый старик, который когда-то был его приятелем. Он думал о том, что и он сейчас быть не молодым двадцати четырех летним парнем, а такой же кашляющей развалиной. А может быть и откашлялся совсем к этому времени.

– Послушай Верден, как ты работаешь с таким-то здоровьем? Надо же реально оценивать свои возможности. Сидел бы дома и пил чай из блюдца укрывшись теплым пледом. Или ты хочешь почувствовать себя не заменимым на этой работе?

– Да плевал я на эту работы. Гори она в аду… – грустно ответил Верден. – Работаю только для своих детей и внуков. Видишь ли, на мне висят кредиты в общей сложности на пять миллионов долларов… Если я уйду на пенсию или умру – то мой долг распределится на всех членов моей семьи. Хочу успеть выплатить как можно больше своими силами, что бы им легче жилось после меня…

– Я примерно уже понял, как устроена нынешняя жизнь. Но как же ты смог залезть в такой бешеный долг? Любил красивую жизнь?

– Нет, я всегда жил скромно. – Начал рассказывать Верден, слегка трясущейся, костлявой рукой гладя бородку. – Понимаешь, после того как начали за рождение каждого ребенка выплачивать «материнский капитал» – то люди с радостью восприняли это и начали плодиться как кролики. Вот только потом правительство объявило, что все выданные деньги будут записаны в долг на счет их же детей… Понимаешь??? Ни в чем не повинные дети рождаются уже с долгами! Практически рабы, без права на свободное существование. Потом стартовала федеральная программа «Ребенок из пробирки». Людей, которые не хотели заводить детей, призывали сдать генетический материал для продолжения рода. «Детей из пробирки» выращивают в специальных государственных интернатах, дают им образование… А потом этим детям выставляют счет. За рождение, за каждую лекцию в институте, за каждую выданную соевую котлету в интернатской столовке, за каждую поставленную прививку. За все разом. Ничего не забывают. Родители, сдавшие генетический материал за очень скромную плату, даже не знают о существовании своих детей. Их потомство рождаются рабами, хоть они теоретически и являются свободными гражданами. Я хотел, что бы мои дети были счастливы, поэтому мы с женой сами их родили, вырастили и дали образование. У них не было этих врожденных долгов, как у большинства. Потом умерла моя жена и это финансовое бремя теперь волоку я один.

Овальд сидел и внимательно слушал старика. Он помнил его молодым бесшабашным парнем. И даже подумать не мог в то время, что в этом человеке окажется стальной, не сгибаемый стержень.

– Знаешь, Ови, – Верден неожиданно назвал его сокращенно, как раньше называли только родители. – ты не поверишь, но никто из нашего потока так и не полетел в космос. «Байканур» закрыли, практически все программы «НАСА» отложили в долгий ящик. Отправлять спутники гораздо дешевле и безопасней… На людей им всегда было плевать, они больше боялись шумихи раздутой журналистами из-за какой-нибудь катастрофы, в результате которой погибали несколько пилотов. Большинство пилотов, которых отправляли в разведывательные экспедиции в другие галактики, не возвращались… Нас всех вынудили заниматься другой работой не связанной с космосом. Многие смирились с этим, а я не смог. Сначала работал обычным пилотом на авиалайнерах. Перевозил туристов, пока не захотел посмотреть на нашу планету с высоты мезосферы. Самолет обледенел не достигнув запланированной мною высоты и начал падать… Я все же смог совершить благополучную посадку. Никто не пострадал в итоге, но от полетов меня отстранили пожизненно. Я так и не увидел НАСТОЯЩУЮ Землю своими глазами. Видео и фото снятые со спутников – не передают всей красоты нашей планеты. Глупо конечно все это, но это была моя мечта. Больше я никогда не летал, а только учил пилотированию курсантов.

– А я еще завидовал вам раньше, когда узнал что буду законсервирован. У меня есть хоть какой-то шанс стать полноценным пилотом. Не зря же они меня разморозили все-таки?

– Они тебя оживили не для этого. Сейчас назревает военный конфликт со странами из ближнего востока. Пока все пытаются решить переговорами, но шансы на благополучный исход слишком малы. Армия теперь контрактная, поэтому платить волонтерам солидное жалование не выгодно государству. Тебя просто вгонят в финансовые долги, а потом ты сам, добровольно, побежишь в первых рядах на врагов со знаменем в руках. А если не захочешь отрабатывать деньги – тебя разберут на органы и погасят долг. Все просто. Ты молодой, поэтому ты нужен им в любом состоянии. А вот я уже старик, меня даже на органы не принимают. Я пытался уже…

– Вот как. А я все голову ломал, почему я живой, но никому нет дела до меня.

– Тебя заметят, когда ты им понадобишься. Вот, держи. – Верден протянул ему визитку с адресом. – Это реквизиты одного влиятельного человека. Он купит твои долги и предоставит тебе работу. Поможет тебе хоть как-то остаться на плаву. Решит проблему с жильем и другими бытовыми трудностями.

– Спасибо, Верден. Ты мне подарил хоть какой-то смысл для существования. Теперь мне хоть легче стало. Так сказать знаю, что задумал враг.

– Извини, у меня через пять минут лекции начинаются… – сказал Верден, раскачиваясь на диване, что бы встать на ноги с первой попытки.

Овальд протянул руку для того что бы помочь старику подняться, но Верден сделав вид что не заметил этого жеста, упер руки в колени и резко поднялся. На секунду застыл на месте, как бы мысленно проверяя все свои запчасти.

– Я поеду сейчас же к этому человеку. – глядя на визитку, сказал Овальд. – Еще увидимся?

– Конечно. Если с жильем будут проблемы – обращайся. Я один живу, дети давно разъехались кто куда. Квартира маленькая конечно, но мы же все-таки бывшие пилоты и бытовые неудобства нам не страшны.

– Пилоты бывшими не бывают. До встречи. – Сказал Овальд и протянул руку для рукопожатия.

Овальд покинул здание училища и беспрепятственно прошел мимо КПП.

Обратившись к прохожему мужчине, он узнал, где находится улица Генвонда, на которой проживал его таинственный спаситель, который с радостью ему поможет с кредитами. Оказалось, что улица располагалась совсем не далеко от авиакружка, в который он ходил в детстве.

Дождь на улице уже закончился. Овальд взглянул на небо, в надежде увидеть радугу, но ее там не оказалось. Тяжелые, свинцовые тучи густой завесой продолжали мрачно плыть над землей.

Быстро шагая по улице, Овальд мял в кармане куртки пластиковую визитку. Наконец-то у него появилась цель в новой жизни. Ничего позитивного от встречи с этим «решателем всех его проблем» он конечно же не ждал. Но на душе стало легче даже от того, что он осмыслено может идти по улице…

– Эй, парень! Сделаешь доброе дело? – внезапно окликнул его мужской голос.

Овальд обернулся на голос. К нему обратился торговец лавки, в которой было огромное множество клеток с маленькими, разноцветными птичками.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Овальд, подойдя к прилавку.

– Мне? Нет, конечно… – удивился торговец.

– Тогда о каком добром деле вы меня просили?

– Парень, ты что с луны свалился?

– Можно сказать, что и так. А в чем дело-то? – совсем растерялся Овальд.

– Ты сегодня уже сделал доброе дело?

Овальд всерьез задумался, вспоминая сегодняшний день. Сначала он нахамил врачу, потом помешал наводить педикюр работнице кредитного отдела. Назвать «дебилом» курсанта и сотрудника скорой помощи – явно не являлось добрым делом. И даже то, как он подарил грязную пижаму продавцу в магазине, было тоже больше похоже на унижение, чем на подарок… Помочь Вердену тоже не удалось – старик сам нашел в себе силы остаться в этом мире. Так что сегодняшний список подвигов и добрых дел у него был пуст.

– Нет. – честно ответил Овальд.

– Тогда покупай птичку. Всего два доллара!

– Что-то я никак не улавливаю связи в нашем разговоре…

Стоявшая рядом молодая девушка купила маленькую, алого цвета птичку и держала ее за ленточку, которая изящным бантом связывала тонкие лапки.

– Вы наверное не местный и не знаете наших традиций? – спросила она у Овальда.

– Нет, не знаю. А зачем вам эта птица?

– Видите ли, эта традиция пришла в нашу культуру от древних тайцев! – с воодушевленным придыханием начала объяснять девушка, артистично жестикулируя руками, в результате чего, птичка в ее руке болталась безвольной игрушкой. – Знаете, почему Таиланд всегда назывался «страной улыбок»?

– Наверное, потому что эта страна долгое время была главным поставщиком наркотиков? – съязвил Овальд, наблюдая за полуобморочной птичкой в ее руке.

– Ну что вы! Нет конечно! Обязательно, каждый день, нужно делать хотя бы одно доброе дело, которое избавит тебя от всех грехов сделанных за день. Те, кто не успевает сделать доброе дело за день – покупает таких вот птичек и выпускает их на свободу. И тебе хорошо, и птичке тоже.

Овальд еще раз внимательно посмотрел на пернатого зверька, болтающегося в ее руках. Было не очень похоже, что птичке было столь же хорошо, как покупательнице. Казалось, что если бы ярко красные перья не скрывали кожицу, то птичка сейчас была бы зеленоватого оттенка.

– Я вижу, вы неплохо разбираетесь в тайской культуре… Скажите, а вы знаете про их народное фирменное блюдо? – поинтересовался Овальд, чувствуя, что уже начинает заводиться.

– Вы имеете в виду «креветки в кляре по-тайски»?

– Нет, я про «обезьяньи мозги по-тайски». Это когда обезьяне бреют голову на лысо, затем, садят ее под обеденный столик, в котором есть прорезь для головы. Вставляют кляп ей в рот, что бы она своими визгами не портила аппетит доброжелательным тайцам. И раскалывают череп, заживо поедая ее мозг… А после такого ужина, тайцы тоже делают доброе дело и ходят с улыбкой на лице…

– Ты как-то мрачно на все смотришь! Нельзя же так! – возмутился торговец лавки. – Даже если ты не веришь в очищение грехов, то можешь просто купить ее и отпустить для облагораживания города.

– Если для облагораживания города… Тогда почему у вас в небе только вороны кружат? – спросил Овальд, наблюдая, как торговец и девушка задрали головы к небу.

– Их тут нет… Э-э-э… Наверное, потому что они сейчас улетают в теплые края. – предположила девушка, смотря в небо с приоткрытым ртом.

– Ага, самое время лететь на юг… Кстати, а какой сейчас месяц?

– Ноябрь. – Чувствуя какой-то подвох, ответила девушка.

– Ноябрь. Самое время для перелета… Лететь им придется очень быстро, потому что ночью в такое время года уже заморозки. А вы никогда не задумывались о том, что чем больше вы покупаете этих зверьков, тем все больше их будет отлавливать для продажи этот тип? – спросил Овальд у девушки, указывая кивком головы на торговца.

– Но-но-но! Ты либо покупай, либо вали отсюда. – угрожающе повысил голос торговец, всеми силами пытаясь сделать вид, что сейчас выйдет из-за прилавка и тогда Овальду не поздоровится. Он был не глуп, и понял, что из-за этого зеваки, который судя по всему и не собирался ничего покупать, его безупречный бизнес может потерять одного постоянного клиента.

Пилот остался стоять на месте и вызывающе смотрел в глаза торговца. Лавочник не выдержал и отвел взгляд в сторону.

Потеряв всякое желание продолжать беседу, дамочка развязала лапки птички и подкинула в воздух. Мечтательно глядя ввысь, девушка пыталась проследить за своим новоиспеченным порхающем в небесах питомцем… Но птичка, после того как ею махали как дирижерской палочкой во время беседы, сейчас барахталась в грязной луже с вывернутым крылом.

– Какая-то она бракованная у вас оказалась! – развернувшись всем корпусом и уперев руки в бока, возмутилась девушка.

– Извините пожалуйста, вот вам замена. – Сказал торговец и суетливо достав из-под прилавка другую такую же красную птицу, вручил ее.

Овальд не стал дожидаться запуска второго «доброго дела». Подошел к луже и наклонившись, с неловким треском в коленях, выловил рукой барахтающуюся пташку, затем развернулся и пошел по улице.

– Стой! А деньги?! Вор! Я же тебя сейчас догоню! – Кричал вслед лавочник, опять делая вид, что он действительно хочет приблизиться к Овальду.

– Только попробуй. Я тебе твой нимб на уши натяну… – не оборачиваясь, ответил пилот.

Овальд шел и разглядывал на ладони своего нового дружка, который что-то возмущенно чирикал. Затем, заметив что это ярко-красное создание дрожит от холода, сунул его во внутренний карман куртки, предусмотрительно застегнув молнию только на половину, что бы малец не задохнулся. Птичка по – прежнему что-то возмущенно чирикала в кармане.

– Знаю, знаю. Китайцами там пахнет. С новыми вещами так всегда бывает, так что потерпи дружок. Все равно ты мне скоро весь карман загадишь… – шепотом сказал Овальд, чувствуя как нервное напряжение, в который раз за сегодняшний день, начало спадать.