6. «Денег нет, но вы держитесь»

На пресс-конференциях, посвященных премьерам фильмов с моим участием, или в интервью таблоидам мне часто задавали банальный до икоты вопрос: «Как вы работаете над своими персонажами?». Поначалу я отвечал на него серьезно, делая умное лицо и вспоминая правила составления сложноподчиненных предложений. Но когда количество подобных вопросов стало зашкаливать, я расслабился и понес откровенную пургу: «Подглядываю в бинокль за жильцами дома напротив, особенно если это женщины, готовящиеся принять ванну». «Пересматриваю ранние фильмы Арнольда Шварценеггера – очень уж у него тупая физиономия была». «Медитирую в туалете».

Ну а что? И мне забава, и журналистам повод языками почесать.

Однако вопрос на самом деле не так уж и прост.

Когда мне впервые подсунули сценарий с главной ролью оперативника (это было задолго до триумфа «Косого»), я от него отмахнулся: «Какой мент, я вас умоляю! Вы посмотрите на мою рожу – это ж как минимум аспирантура! Я ни черта не знаю о буднях уголовного розыска! Принесите мне Гамлета на тарелочке с голубой каемочкой!». Но Аллочка Сиротина уже тогда не лаптем щи хлебала. Приставила меня к одной оперативной группе на несколько дней, и я поймал приключений на свою задницу по полной. И в засаде сидел в бронежилете, и наркоманские притоны вместе с профессионалами накрывал, и водку хлестал из горла после очередной тяжелой операции. То есть прошел самую настоящую «школу капитанов». Единственное, чего мне не полагалось, это носить настоящее боевое оружие, – расщедрились лишь на травмат.

После этого изнурительного марафона я однажды посмотрел на себя в зеркало и обнаружил, что образ аспиранта как-то потускнел. Нет, не исчез совсем, но отошел на задний план. Вперед вылез он – будущий Косой, гроза уголовников. Говорят, что в каждом из нас поровну намешано и добра, и зла. И ангелы, и демоны сидят внутри и препираются, чья очередь выходить на сцену. Вот мой демон и подсидел однажды своего вечного антипода и пошел гулять по буфету.

Словом, к чему это я?

Очутившись в доме настоящего майора Николая Святова, я ничему не удивился. Истинный аскет, волею судеб оказавшийся вдали от малой родины. Одинокий волк-сыскарь. Именно такой, какими я их видел в реальной жизни и пытался изобразить на экране. Сам по себе домик, состоящий из двух больших комнат, открытой кухни и санузла, был очень аккуратным и уютным – дорогие рифленые обои теплых тонов на стенах, ламинат на полу, пластиковые окна. Мебель, правда, отдавала казенщиной, но не вызывала отторжения. Удобные диваны с тумбочками, шкаф, круглый обеденный столик с четырьмя стульями – все это напоминало простенькие гостиничные номера в трехзвездочных отелях. Приют командировочного. А вот остальные штрихи к натюрморту уже добавил от себя Святов.

– Сразу видно, ты не женат, – заметил я.

– Ошибаешься, – буркнул майор, – женат двадцать лет, и все двадцать счастливо, прикинь! Просто здесь я решил оттянуться. Иногда полезно побыть холостяком.

Он грустно усмехнулся, и в этот момент я снова вспомнил о своих родных. Жены у меня нет, но есть родители. Каково им сейчас? И каково сейчас Николаю, которого супруга, наверно, уже похоронила? Все-таки три недели – вполне достаточный срок, чтобы считать пропавшего без вести погибшим.

Что ж, «оттягивался» он на совесть. Почти вся большая комната была забросана одеждой – рубашками, носками, домашними штанами. В углу под ЖК-телевизором валялась спортивная сумка с распахнутой пастью, из которой торчала рукоятка теннисной ракетки. На обеденном столике, словно временный монумент холостяцкой идиллии, возвышалась опорожненная водочная бутылка. Вскрытая и пустая консервная банка из-под кильки в томатном соусе составляла ей компанию. Про грязные приборы я уж и упоминать не стану.

Святов глядел на меня виновато.

– Вторую комнату я тебе сейчас приготовлю. А пока можешь потусить на заднем дворе.

Я не стал его смущать, любезно принял предложение.

На задний двор я вышел через дверь в конце коридора, который отделял комнаты от санузла и кухни. Дворик представлял собой небольшую, в пару-тройку соток, зеленую лужайку. Две скамейки, клумба с цветами и мангал для шашлыка – все было как на картинках о счастливой жизни средней американской или европейской семьи с небольшими вкраплениями чисто русского деревенского колорита вроде легкого запаха навоза от соседних участков и деревянного частокола. К сожалению, вид за невысокой изгородью открывался отнюдь не идиллический: всего лишь соседние дома с точно такими же двориками. Возле дома, что справа, я заметил мужика в майке-алкоголичке. Он сидел на ступеньках крыльца и угрюмо курил, глядя на меня. Я приветственно кивнул. Он ответил тем же. На участке слева полноватая молодая женщина в домашнем халате развешивала на веревке свежевыстиранное белье – детские футболки и шорты с трусиками. Увидев меня, она с улыбкой махнула рукой и крикнула:

– Здрасьте! Вы наш новый сосед?

– Ага! Здравствуйте!

– Хорошего дня!

Я уселся на скамейку возле стены дома. Противоречивые чувства боролись во мне. Да, этот мир хорош, все такие приветливые, хоть и видят меня впервые в жизни, все так чисто, благородно, и никак нельзя допустить, чтобы какой-то проходимец, сколотивший группу одноклеточных единомышленников, устроил тут филиал Содома и Гоморры. С другой стороны, здесь не видно привычной нам движухи, нет огня, страсти. Что тут делать? Жир нагуливать? Может быть, в больших городах ситуация иная, но тут…

– Охладиться не желаешь, Серега?

Святов стоял на крыльце. В руках он держал две открытые бутылки пива.

– Днем здесь тихо, – рассказывал майор, неспешно потягивая ледяной напиток. – Люди работают на фабриках, в офисах, просто в городе на бюджетных местах – врачи, учителя. Работники ферм тут тоже в изобилии. Вечерами собираются семьями на своих задних дворах, жарят мясо. Дети визжат, мамаши кудахчат, мужики пьют пиво. Не смотри, что у меня тут девственно чисто, я заезжий холостяк, а вот у соседей на участках есть и коровы, и куры, и всякая другая живность, как полагается в наших обычных деревнях. Но, ты знаешь, все как-то очень аккуратно. Я долго к этому привыкал, ждал или пьяных скандалов, или драк, или бесконечного блеяния. Но нет. Тут ночами так комфортно спится. Опустил голову на подушку – и провалился до утра.

– Работу не пытался искать?

– Пока нет. Сложно сориентироваться. Финансовое положение позволяет тунеядствовать какое-то время.

– Что будешь делать, когда деньги закончатся?

Он пожал плечами, потом взмахом руки с бутылкой поприветствовал соседа:

– Михалыч, привет!

Мужик в белой майке все так же индифферентно кивнул, закуривая вторую сигарету подряд.

– Это, наверно, наше единственное местное исключение, – пояснил Святов. – Пилит свою жену постоянно, по поводу и без повода. Она женщина покорная, терпеливая, но что-то мне подсказывает, что в один прекрасный день воткнет ему тесак промеж глаз. Не буди лихо, что называется.

– Мне показалось, или у него что-то с рукой? Как-то он неуверенно сигарету держит.

– Да, ты прав. Пальцев не хватает, на производстве когда-то потерял. Пособие по инвалидности получает. Может, поэтому и злой, как собака… А вон слева, кстати, Марья Ивановна, совсем как школьная учительница из анекдотов. Двое детей, близнецы Федька и Петька четырех лет от роду. Сорванцы, каких поискать. Их резиновый мячик постоянно ко мне на участок перелетает. Когда я дома, возвращаю сам, а в мое отсутствие повадились, засранцы, через дырку в заборе пролезать. Однажды мангал повалили с углями и пеплом… Мариванна, добрый день!!

Женщина, почти закончившая развешивать белье, с последним полотенцем в руках подошла к забору.

– Здрасьте, Николай! Скока уж говорила, какая я вам Мариванна! Просто Маша. Как ваши дела?

Она была довольно мила. Сдобная, улыбчивая, с очаровательными ямочками на щеках.

– Вашими молитвами, Маш. Хлебушек у вас вкусный, вчера за милую душу буханку уплел. Кстати, познакомьтесь, это Сергей, он писатель из Москвы.

– Очень приятно, Сережа! – сказала Мариванна. – Писателей тут у нас не бывало. Заходите как-нибудь с Колей к нам на чай, поболтаем. Нам будет интересно.

– Спасибо, обязательно, – ответил я и, следуя здешним традициям, добавил: – Хорошего дня!

Когда она вернулась к своим занятиям, я фыркнул:

– Писатель?!

– А ты чего хотел? Назовись тут актером – житья не будет. Привыкай к легенде.

– Попробую.

– Кстати, хорошая семья, – сказал он, следя за соседкой. – Маша дома с детьми, муж Арсений в собственной автомастерской трудится. Пару раз заходил к ним…

Он вздохнул, на минутку задумавшись о чем-то своем.

– Ладно, с аборигенами мы еще познакомимся, Коль. Давай решим, что нам делать дальше.

Он оживился.

– В котором часу они назначили тебе стрелку и где?

– В восемь вечера у Северных ворот.

– Ох уж эти Северные ворота…

– Что с ними не так?

– Излюбленное место для разговоров за жизнь. Там довольно пустынно.

– Что мне делать? Ехать?

– Нет. Без денег останешься, да еще и черепушку проломят.

– Они запросили триста тысяч. Им хватит?

– С запасом. На эти деньги здесь можно устроить Сицилию времен комиссара Катани. А если решат стукнуть тебя по кумполу и вытрясти вообще всё, то мне и представить страшно. Ждем звонка.

– Что сказать?

– То, что сказал Дмитрий Анатольевич крымским пенсионеркам. Рабочая схема.

Святов с кряканьем приподнялся со скамейки, выбросил пустую бутылку в мусорный бак и пошел в дом за новой партией пива.

В общей сложности мы за пару часов выпили целую упаковку. Даже обычное бутылочное пиво здесь было вкусным. К слову, и опьянеть не получилось. Святов вообще выглядел так, будто ему эта упаковка как слону дробина. У меня же все вышло с потом, даже мочевой пузырь не стонал. Четкого плана действий мы так и не набросали. Майор настаивал на том, что Петровского нужно выгнать на открытое пространство и заставить действовать без забрала, а уж потом от его телодвижений и отталкиваться. «Пусть он сделает первый ход, тогда можно будет понять, что с ним делать. Пойдет по-хитрому – мы на его хитрую жопу найдем кардан, решится на беспредел – будем ломать рога». На мой вопрос, собирается ли он привлекать местных копов, Святов ответил, что легализоваться здесь непросто. «Полезем в полицию, придется отвечать на вопросы. Я не хочу. А ты?»

Я тоже не хотел.

После обеда я задремал прямо на скамейке, пока Святов возился на кухне со свиными стейками. Опасаясь, что мое лицо сгорит на солнце, он предложил мне кровать во второй комнате. Я принял предложение с благодарностью. Провалился в сон на три часа. Проснулся бодрым, несмотря на вчерашний загул и сегодняшнее пиво. На столе в большой комнате меня ожидало роскошное угощение.

– Садись, – сказал майор и включил телевизор. Мы начали обед под выпуск федеральных новостей, из которого я узнал, что Россия (эта Россия) входит в десятку экономик мира, что спикеру Сената угрожает импичмент из-за подозрений в лоббировании интересов некоторых металлургических компаний, что сборная страны по футболу после отборочных матчей чемпионата мира занимает первое место в группе, и многое другое.

Увидев мое ошеломленное лицо, Святов переключил телевизор на музыкальный канал, где крутили джаз.

– Не смотри, а то аппетит потеряешь. Я по этой причине компьютер не купил. От местного интернета я сошел бы с ума.

Они позвонили в восемь-двадцать. Святов успел отпустить комментарий:

– А нервы у них будут покрепче, чем я думал.

Выждав несколько секунд, я нажал кнопку ответа.

– Слушаю.

– Ты, кажется, чего-то не понял, – прогудел знакомый голос. Со мной говорил тот же человек, что и утром в гостинице.

– Будь добр, объясни. Может, пойму.

– Твой друг должен нам триста штук. Хочешь получить по почте его яйца в конверте?

Я хмыкнул. Как все это напоминало наш сериал! Какие-то эпизоды получались вменяемыми, но когда кресло сценариста ввиду экономии бюджета занимал молодой графоман, завербованный на интернет-бирже для писателей, начиналась ржака. Кажется, этот диалог писал кто-то из таких.

– Предпочитаю яичницу из куриных яиц. Гениталии этого парня меня не возбуждают.

Мой собеседник озадаченно дышал. Мне удалось ненадолго сбить его с толку. Но триста тысяч – слишком жирный пирог, чтобы выбросить на ринг полотенце после первого нокдауна.

– Ты неадекватно оцениваешь ситуацию.

Я переглянулся с майором. Святов кивнул: мол, продолжай в том же духе.

– Ладно, мой жадный друг. Для начала мне нужно услышать его голос, чтобы удостовериться, что его мошонка на месте.

Снова пауза. Второй нокдаун?

Послышалось какое-то шевеление и разговор на заднем плане. Через несколько секунд со мной заговорил Петровский.

– Привет, старик. – Голос звучал подавленно. – Прости за эту подставу. Пьяный был вчера, понесло дурака, попался как лох. Не знаю, как быть. Ты же поможешь мне откупиться? Я отработаю, клянусь…

– Женя, не лепи горбатого. Решил вернуться к своей профессии?

Молчание в трубке. Я напирал:

– Сколько ты воровал во время своих прежних избирательных кампаний? Не хватало официального вознаграждения? Вот на своей жадности ты и погорел, старик.

Он шмыгнул носом. Голос изменился. Теперь он угрюмо бурчал:

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты прекрасно понимаешь. Портье тебя сдал. Не надо было жадничать.

По моим прикидкам, сейчас он должен будет включить другую песню: обрисовать мне перспективы, которые откроются после обильных вложений в предвыборную гонку. Так и вышло.

– Вот оно что. Да, надо было ему накинуть… Серега, ты просто не понимаешь. С твоими финансовыми возможностями мы здесь прекрасно устроимся. Ты же не собираешься проедать свои деньги?

– Нет. Но ты-то чего роток на них разинул?

– Я просто предлагаю тебе стать инвестором. У меня уже есть нужные люди, готовые всерьез…

– Стоп, стоп, не пыли. Мне это уже не интересно. Хотел предложить во что-то инвестировать – так бы и предлагал, а не бил меня по морде. Поздно пить боржоми.

Он хмыкнул.

– Майор уже прочистил тебе мозги, да? Он ведь давно висит у меня на хвосте, и я это вижу. Теряет хватку старый лис.

– Это не так важно.

– А что важно?

– Мы с ним солидарны. Я помню твою биографию, и здесь тебе делать нечего. Хочешь вернуться к прежней жизни прожорливой моли, ищи способ проскочить через нору обратно. Я уверен, он есть, и ты его рано или поздно найдешь. Я даже готов до тех пор оплачивать твои завтраки в «Пчеле»… Хотя постой, у тебя вроде и так все в порядке – офис в центре, все такое. Вот и занимайся делом, переквалифицируйся в управдомы. Но подрывную деятельность, если ты ее планировал, прекрати..

– А кто мне запретит? Ты? Или твой Дед Мороз?

Мы со Святовым снова переглянулись. Николай показал мне большой палец: все отлично.

– А хоть бы и так.

Петровский повел себя неожиданно. Он… рассмеялся. Причем у меня не было оснований считать этот хохот наигранным. Кажется, он совершенно искренне потешался надо мной.

– Что смешного я сказал?

– Ты не представляешь, с чем вам придется столкнуться! Это не кино, Косой, и никакого сценария у тебя на руках.

– То есть ты настроен решительно?

– Почему нет? Каждый зарабатывает как может. Я же не запрещаю тебе устроиться в местный дворец культуры массовиком-затейником. Вперед и с песней! Я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Подумай над этим. Будь здоров!

Он отключился.

Святов внимательно изучал мою реакцию. Во время разговора он сидел рядом со мной за столом и услышал все, что было нужно.

– Какие у него возможности? – спросил я.

Майор вздохнул.

– Тут их пруд пруди. Народ-то непуганый.