Глава VII. Подарок эмиру

Царственная гостья ушла из мастерской кузнеца и оставила после себя невидимое хрупкое очарование сбывшегося и свершившегося на их глазах чуда.

И лишь по истечению немалого времени Гали Тимер в отчаянии схватился за свою бедовую голову.

– Беда, беда! – запричитал кузнец.

Совсем забыл мастер про ножны. Как же он отдаст Принцессе вещь, не доведенную до логического совершенства? Своими тревогами мастер поспешил поделиться с умницей-женой, советов которой он слушался больше, чем слов всех остальных умников на их свете вместе взятых.

– Хочешь, Гали, – весьма умело и тактично предложила женщина мужу, взглянув на него своими умными и добрыми глазами, в которых, кроме теплой любви, присутствовали и уважение к главе семьи, и самое непосредственное желание сохранить в доме мир и покой, – я сбегаю и приведу моего брата Булата? Что скажешь?

– Да, хатын, – обрадовавшись, закивал и улыбнулся кузнец, сам так и не додумавшийся до самой простой вещи. – Вдвоем мы сладим.

Поняв пришедшую к нему в его мастерскую родную сестру с первых же слов, мастеровитый родственник не медлил и сразу же откликнулся на горячую просьбу о помощи. Спешно прибежал он впереди посланной за ним женщины, намного обогнав ее.

– Вай-вай-вай! – одобрительно закачал он головой, глянув на узкий клинок. – Сестра мне все рассказала. Мыслю я, Гали, что птица счастья, наконец-то, взмахнула нынче своим крылом над твоим домом. Нам бы хоть толику твоего счастливого везения…

– Не скромничай, – Гали весело щерился, приходя в относительно хорошее расположение духа. – Тебе ли сетовать на свою судьбу? Ты у нас один из лучших мастеров. Тебе подвластна медь. Ты волен творить из нее все, что тебе заблагорассудится. Твои, Булат, изделия из бронзы продаются далеко за пределами нашей Булгарии. Товар у тебя никогда не залеживается. У тебя скупают поделки на корню. Слышал я, что ты обеспечен заказами на год вперед. И цену за бронзу ты берешь сразу.

– Твоя тут правда, жизней (зять, муж сестры), – расхваленный на все лады родственник скромно потупился.

Знал Гали, что именно в их случае маслом кашу не испортить. После изрядной доли похвалы Булат нос не задирал. Напротив, он с утроенной силой брался за работу. Так что, хитрый умысел со стороны хозяина в его словах присутствовал, да еще какой…

– Что скажешь, чем нам поможешь? – спросил кузнец, переходя от пустых и ничего не значащих слов к важному и неотложному делу.

– Придумаем, жизней, – степенно ответил Булат, оглаживая густую бороду, сознавая всю значимость момента.

Все ждут его слова. Именно от него все зависит. Что скажет он, так и сделают, со всем старанием выполнят.

– Малай! – крикнул он, подзывая к себе вернувшегося Заки. – Беги ко мне в мастерскую и неси сюда все, что я тебе скажу…

Кидая в сторону брата жены, увлекшегося захватывающей работой, заинтересованные взгляды, Гали мастерил в своем уголочке наборную рукоятку для кинжала из отдельных тоненьких кружков предварительно распиленной слоновой кости. Кусочек бивня он к тому часу уже успел выторговать в соседнем ряду, расплатившись за него настоящей золотой монетой, чем, надо сказать, привел торгаша в нешуточное удивление.

Китайский купец прищурил свои и по жизни донельзя узкие глазки. Чтобы и у перебивающегося с проса на воду Тимера появилась звонкая таньга из благородного металла? И для чего ему, спрашивается, срочно потребовался весьма дорогой материал для ручек его кухонных ножей?

Нет ли в столь необычном заказе спрятанной от всех тайны? Кузнец уходил, а за его спиной нарастал изумленный гул…

А Булат в это время сосредоточенно колдовал над бронзой. Но для начала он, к немало изумлению хозяина, взял в левую руку деревянную палочку и начал из нее с важным видом выстругивать непонятно что.

– Братишка, ты чего творишь-то, а? – не выдержал Гали и взмолился, взывая шурина к совести. – Играться ты ко мне пришел? У меня голова кругом идет, а ты…

– Тукта, жизней, син ашыкма, – Булат рассмеялся. – Стой, зятек, ты не торопись. Всему свое время. Придет черед и до металла.

Выстругав точную копию клинка, он взял в руки тонкую и мягкую бронзовую пластинку и принялся неторопливо и аккуратно сгибать ее в узкую трубочку.

Затаив дыхание, Заки во все глазища смотрел на своего дядю, боясь пошевелиться и обнаружить свое присутствие в кузне.

Чуть что, и его запросто выгонят, и он не увидит самого главного – рождения еще одного чуда, второго за еще не закончившийся день…

В умелых руках работа спорится. Не столь много времени прошло, и нужная заготовка для ножен была готова.

– Ладно, жизней, – Булат выпрямился, – ты пока можешь приступать к закаливанию клинка, а я-то пойду к себе в кузню. Всех необходимых мне инструментов к тебе не перетащишь. Тут еще пайка нужна…

– Не забывай ты, братишка, – Гали, воспользовавшись моментом для небольшого отдыха, степенно разогнулся и поспешил напомнить, – что они мне нужны к раннему утру.

– Курукма, жизней, ты не беспокойся. Обещал, не подведу. Малай, – Булат заметил в сторонке пару внимательно наблюдавших за ним глаз, – пойдешь со мной? Поможешь, чему хорошему заодно научишься. Кто ведает, может, приобретенное умение в жизни и пригодится тебе…

– Я? – Заки, еще не веря своей удаче, пружинисто вскочил. – Абый (дядя), ты не шутишь? Ты мне говоришь?

– А у тебя есть еще кто-то из братьев? – хитровато прищурившись, спросил гость. – Может, я кого-то у вас ненароком не заприметил?

Оглянулся родственник и в шутку повертел головой, заговорщицки подмигивая своей сестре, мол, когда уже успели другого народить да споро его вырастить, да ничего про то никому не сказать.

– Нет-нет, – зачастил мальчишка, и его вопросительные глаза тут же переместились на отца – последнее слово в их доме за главой семьи.

– Иди-иди, раз дядя сам тебя приглашает. Как закончите, принесешь домой. И душа у меня успокоится. Будь ночью осторожен…

Дощатая калитка их захлопнулась. Шаги удалились. Во дворе стало просторнее. Кузнец вздохнул, всей растопыренной пятерней почесался в затылке, воздал Аллаху должное за то, что тот дал ему родственника, толкового и отзывчивого, и неторопливо двинулся к двери кузни…

Всю ночь Айша плохо спала, ворочалась. Сильно ей хотелось, так не терпелось, что не было сил, чтобы скорее наступило утро.

Тогда она сможет увидеть своими глазами то, что сотворил мастер с ее клинком. А если нож ей не понравится? Пришедшая некстати дурная мысль вконец испортила все настроение, и дева вскочила, закружилась по комнате, разгоняя въедливую тревогу и терзающие душу сомнения.

И вот долгожданные первые лучи постучались в ее оконце.

– Гюль, соня! Вставай! – подступила она к своей служанке.

– О, Аллах! – девушка быстро вскочила и по солнечному лучику на стенке определила время. – Госпожа, еще рано. В слободке еще спят.

Но разве можно человеку что-то доказать, если тому нечто прочно втемяшилось в его беспокойную головку и ничем оттуда не выбить?

– Гюль, я прикажу тебя выпороть! – Айша в нетерпении приподняла свой резко очерченный гордый подбородок, гневно сверкнула глазами, подтверждая, что она вовсе не шутит и от угрозы перейдет к делу.

– Вот она, благодарность, за все мои мучения, – проворчала девушка, впрочем, исключительно по прочно укоренившейся привычке.

Несмотря на весь свой несносный характер, госпожа ее любила и в жизни не позволила бы кому-то другому даже пальцем до служанки дотронуться. А стращает Айша и пугает ради острастки, по той самой давно заведенной привычке, свойственной всем избалованным детям.

Не ахти далеко успел продвинуться светлый луч на зеленом ковре, а они проворно оделись и зашагали по длинному коридору. Через заднее крылечко девушки выскользнули и попали на внутренний дворик.

– Госпожа, – старший конюх глядел на Айшу виноватыми глазами, мелко трясся от охватившего его не показного, а настоящего испуга.

Он приготовился, смирился с тем, что их Принцесса разгневается и прикажет его примерно наказать. И никто не осмелится не исполнить ее повеления, хотя строжайший приказ поступил от главного визиря.

– Где наши лошади? – Айша повела негодующим взглядом.

Ее вид недоумевал и вопрошал о том, кто посмел не выполнить ее распоряжения, срывая все ее планы. Кто посмел перечить ее воле?

– У тебя сон отшиб всю твою недолгую память?

– Госпожа, – едва различимо прошептал конюх, – я не могу тебе дать сегодня лошадей…

Трусливый язык его не поворачивался сказать, что есть повеление самого эмира. Он стоял и смотрел, как медленно-медленно наливаются прекрасные девичьи глазки бешеной кровью необузданного гнева.

Не приведи Аллах кому-то другому оказаться на его месте. Отныне за свою жизнь он и ломаного гроша и то не решится поставить.

Почему же он не придумал заранее все свои оправдательные слова, с которыми откажет Принцессе в ее столь малой и ничтожной просьбе?

– Госпожа, – тихо шепнула служанка, – ты не забыла ли, что вчера сказала тебе твоя мать? Думается мне, что ветер запрета дует оттуда…

– Ой, Аллам… – пробормотала Айша, – я и не подумала…

Ей стало невыносимо стыдно. Стыдно за свою забывчивость. За то, что из-за нее хороший человек стоит перед ней, трясется и обливается холодным потом подступившего страха. За всю свою невоздержанность, гневливую горячность и вспыльчивость. Хорошо еще, что она не успела и не начала изрыгать из себя слова страшных угроз и проклятий.

Столько раз учила ее мать тому, что следует сначала хорошенько подумать головой и лишь потом начинать что-то делать.

– Мы поскачем в ремесленные мастерские. Или ты, – она вздернула вверх гордый носик, – хочешь, чтобы я шла туда пешком?

– Смилуйся, госпожа, – старший конюх, как подкошенный, упал на колени и распростерся ниц возле ее тени, своим прерывистым дыханием сдувая пыль с кожаных сапожков. – Разве мог я себе позволить даже помыслить о подобном кощунстве? Я отдам приказ, и ваши лошади будут готовы, – тучная туша вперевалку покатилась к конюшне.

Он тотчас отдаст такое распоряжение. Не дай того Аллах, язык и тот не проворачивается вымолвить оное, и Принцесса поедет к внешним воротам? Тогда его точно накажут, сдерут кожу с еще живого…

«Цок-цок-цок», – в утренней тишине отчетливо послышался стук копыт, и, ничуть не сомкнувший в эту ночь своих покрасневших глаз, Гали вскочил и примкнул к слеповатому слюдяному окошку.

Но разве через слюду можно хоть что-то углядеть? И когда он уже позволит-то себе поставить прозрачные окна из пластинок настоящего стекла? Кузнец тяжело вздохнул и покачал головой.

Может, если Принцессе понравится его работа, с того часа и пойдет его удача? Появятся деньги, а вместе с ними придет достаток…

«Тьфу, тьфу, тьфу!» – закрутился он на месте, сплевывая через левое плечо. «Сплюнь!» – всегда в таких случаях советовала ему мать.

А русичи, что к ним иногда заглядывают, проделывают заклинание аж трижды да еще усердно стучат пальцем по дереву.

– Глянь, госпожа… – едва слышно выдавил он из себя.

– Посмотрим…